Легионы идут за Дунай - Бакиев Амур. Страница 102
Любовь – дар богов. Никто из живущих не знает, когда бессмертные небожители ниспошлют ее человеку. Любовь всесильна, всемогуща. Она способна соединять несоединимое. Сокрушать несокрушимое. Переступать через невозможное.
Умирали люди, рушились царства, выходили из берегов океаны, но торжествовала любовь. Ибо она есть Жизнь!
«Прости меня, отец! Прости, где бы ты ни был! Твоя дочь не принадлежит больше тебе с того самого мига, когда молодой римлянин с усталым взором пощадил ее посреди горящих домов. Замолксис – свидетель, я сделала все, что могла. Но ныне я не принадлежу себе. Я люблю мужчину. Сильного и доброго. Прости же меня и не проклинай. Я не только твоя дочь, я еще и женщина».
Так говорила сама себе Тисса, дочь царя Децебала, и неистово целовала сухие горячие губы дорогого и желанного врага.
2
Пес насторожился, уши встали торчком, хвост вытянулся струной. Черный блестящий нос бесшумно втягивал воздух. Тихо зарычал.
– Сидеть, Филипп!
Децебал придержал овчарку за ошейник. С чердачного настила спрыгнул высокий дак в волчьей куртке. Царь указал на дверь. Телохранитель вытащил из ножен кривой меч и вытянул железный клин затвора. Еще два патакензия по углам помещения натянули луки с отравленными стрелами. Клубы морозного пара ворвались в проем. Один за другим, пригибаясь, чтобы не удариться о притолоку, вошли шесть человек. Лицо переднего закрывала войлочная маска с кожаными латками лба, щек и подбородка, остальные до глаз закутаны сарматскими башлыками.
– Приветствуем тебя, Децебал! – Гость в маске, не дожидаясь разрешения, сбросил медвежью шубу на пол. Зазвенели бронзовые пластинки панциря. Задние застыли у двери.
– Там сильный мороз, – кивнул подбородком пришедший, – разреши нам ввести своих коней сюда! – Децебал успокоенно опустился на мягкое ложе из соломы и попон.
– Заводите! – Шесть заиндевевших лошадей встали в ряд вдоль стенки. Через спину каждой были переброшены кожаные переметные сумы. Растаявшие снежинки прозрачными каплями сбегали по густой шерсти животных. Патакензии подбросили в очаг посреди сруба ядреные березовые поленья. Пламя, гудя, принялось облизывать бересту. Узкогорлый кувшин с вином поставили прямо в огонь. Целую половину вяленой оленьей туши подвесили над углями на четырех тонких крючьях. Прибывшие сняли верхнюю одежду и расположились вокруг костра. Запахло мокрыми кожами, железом и конским потом. Старший развязал тесемки и сбросил маску. Густая борода с проседью, крепкий с горбинкой нос. Сабитуй. Вождь свободных костобоков. Сын его Тарскана уселся по правую сторону от отца Третьим был Пиепор, старейшина дальнего костобокского рода на границах с теврисками. Четвертым – Местус, племянник погибшего Ратибора, золотоволосый карп со священными символами бога Таджены на серебряной цепи. Он и потулатензий Бурис в одинаковых римских кольчугах грели задубевшие ладони. Шестой – германец Хаген, сын Харальда Глаз Дракона. Шею сурового Тенктера украшало ожерелье из клыков рыси, оправленных в золото. Толстые медные пластины наклепаны прямо на воловью куртку. За жестокость берсеркры прозвали предводителя Убей Сразу. Царь молчал, пока гости не насытились. Филипп утробно урчал, хватая на лету брошенные ему кости и кроша ребра сильными зубами. Когда кувшин опустел, а мясо было съедено, Децебал начал разговор:
– Что нового внизу? Как вы добрались?
Сабитуй вытер рот тыльной стороной ладони, отряхнул крошки с бороды.
– Там все по-прежнему. «Петухи», несмотря на снега, отстраивают Сармизагетузу и те крепости, что мы сожгли. Два легиона Траян перевел в Пороллис припугнуть анартов. Римляне – везде. Маршируют по дорогам, роют землю и валят лес. Конница галлов и германцев рыскает по городищам. Ищут тебя, царь. Но римляне есть римляне. Они враги. Хуже другое. Даки переходят на сторону Траяна. Подлый шакал, он дарит их золотом и землями. Нашими землями. Уводит солдат из городов, принесших ему присягу верности.
– Кто? – хрипло спросил Децебал.
Сабитуй повернулся к сыну. Тарскана огладил усы. На указательном пальце темнела широкая царапина.
– Дюрд, Веджес отдались римлянину со всеми людьми. У Веджеса тысяча воинов. Дюрд принес Траяну тридцать талантов золота и позволил строить мост и дорогу на своих землях.
Бурис поправил ветку в костре.
– Теперь компания Дакиска, Турвида, Сипы и Регебала пополнилась еще двумя Марками, – потулатензий невесело усмехнулся.
– Какими Марками? – царь даков недоуменно насупил брови. – Когда баба уходит в дом мужа, она берет имя новых родичей. У римлян закон измен ничем не отличается от брачных. Все продажные шлюхи из даков становятся Марками Ульпиями. Марк Ульпий Дакиск! Марк Ульпий Сипа! Марк Ульпий Регебал!!!
– Они что, спят с Траяном? – Децебал дурашливо изумился.
Соратники захохотали.
– А как же! – в тон подтвердил Местус. – Без этого никак нельзя.
Сабитуй прервал смех.
– Тарскана, снимите сумы!
Сидящие поднялись, помогая друг другу, отцепили со спин лошадей тяжелые переметные тюки и подволокли к очагу. Сабитуй раскрыл один. Полированное золото теплым солнечным светом засияло посреди закопченных бревен лесного дома.
– По такому снегу тайник отыскать – большой труд. Задержись мы там на день, и ты бы никогда не услышал нас, царь. Мои отмороженные пальцы стали разгибаться только на второй день. Надо благодарить Буриса и Хагена. Мечи – плохая замена лопатам, особенно когда долбишь мерзлую землю. – Децебал полной горстью зачерпнул из сумы драгоценные украшения. Вытащил кубок на низкой подставке, задумчиво наполнил его цепочками и фибулами.
– Я благодарю вас всех! Придет время, и я каждому, кто не оставил родину в трудный час, подарю по две полных торбы золота. Клянусь Замолксисом. И прибавлю сотни римских рабов.
Все, кто находился в хижине, замолчали. Немыслимо. Железная поступь римских легионов эхом отдавалась по всей Дакии, а царь, потерявший страну, столицу, дом и семью, говорил о близкой победе. И они верили ему. Верили, невзирая ни на что.
– Сабитуй, и ты, Пиепор, возьмите часть груза и раздайте воинам. От меня. Начальникам отрядов – вдвое против других. Пусть они знают: Дадесиды не утратили могущества. И неважно, где находится Децебал. В Сармизагетузе или горах. Он – царь Дакии! Через месяц соберемся все вместе. Слишком долго римляне не слышали боевого клича даков. Пора! Ты, Хаген, и ты, Местус, поделите золото между своими. Бурис, – возвысил голос вождь, – тебе – самое трудное. Отвезешь одну торбу к сарматам за Тирас. Проси их старейшин помочь нам. Проси, Бурис!
Потулатензий приложил ладонь к сердцу.
– Сделаю все, что в моих силах, Децебал!
Снаружи завывала метель. Ветер наметал у стен сруба высокие сугробы. Где-то в чащобах выли волки. Снежный покров плотно укутал и тропу, и крышу убежища дакийского царя. И только отсвет огня в крохотном оконце, затянутом бычьим пузырем, словно маяк надежды, манил к себе последние дружины непокоренных даков.
3
Четыре тысячи бойцов. Вот сколько осталось у царя гетов и даков к февралю 106 года нашей эры. Не желая гнуться под римлянами, больше половины костобокского племени ушли из Дакии. К ним присоединились почти все карпы. Треть патакензиев и потулатензиев. Нескончаемые обозы с женщинами и детьми, гурты скота потянулись на восток к берегам Днестра и Южного Буга. Обезлюдели целые районы когда-то густонаселенной страны. На плечах уходящих висели летучие отряды галльской и мавретанской кавалерии. Перешедшие на сторону Траяна вожди потулатензиев, сензиев и бурров устраивали на пути изгоев засады и заслоны. Но непреклонная воля к свободе была сильнее закованных в броню легионов и рвения предателей. Страшные в ярости мужи карпов и костобоков сметали любые преграды на пути.
Были и другие. Почерневшие, осунувшиеся от бессонных ночей в непролазных буреломах, потерявшие семьи, жилища, могилы предков, но сохранившие оружие, они собирались в тиши дальних карпатских урочищ и готовились продолжать борьбу. Родовые и военные вожди, старейшины, рядовые соплеменники, возвеличенные Дадесидами, оставались верными Децебалу. Патакензии и предавензии, костобоки и потулатензии, сензии и бурры, тевриски и анарты. Даки. По одному-два, десять и тридцать человек сходились не сломленные невзгодами и горем мужи в немногочисленные военные дружины. Устанавливали связи между собой. И слали гонцов к царю.