Гимн Рождества - Спир Флора. Страница 20
– Вам нехорошо? – спросил он, когда спустя какое-то время после полуночи нашел ее на террасе за раскрытым французским окном.
– В зале слишком жарко, – ответила она, глубоко вдыхая жгуче-холодный воздух. – И все так крепко надушены. Мне захотелось прочистить легкие.
– А кончится это воспалением легких, – предостерег Николас. Затем, после минутного молчания, он спросил:
– Отвезти вас домой? – Сейчас? – Она повернулась к его высокой, темной фигуре. В этот вечер он опять был в черном. Они стояли в тени, и видны были только смутные очертания его лица и яркая белая рубашка. – Вы хотите сказать, что мы можем покинуть эту… эту ужасную давку, как выражается Пенелопа, не вызвав волнения у пожилых дам и не задев чувств хозяйки?
– Это можно устроить, – сказал Николас, – если вам желателен ранний уход. – Что-то в его голосе сказало Кэрол, что это было не просто предложение доставить ее в Марлоу-Хаус. Внезапно ей показалась невыносимой перспектива провести еще несколько часов, танцуя с незнакомыми мужчинами и притворяясь, что она их знает, или болтая с молодыми леди, которых в основном интересовало, как подцепить богатых и титулованных мужей.
– Я, кажется, чудовищно устала, – сказала она, безукоризненно копируя одну из этих леди. Она распахнула веер и стала изящно им обмахиваться. – Я уверена, что у меня начинается головная боль. Не говоря уже о кашле, который может привести к воспалению легких.
– Это превосходные причины для немедленного возвращения домой. – Он говорил совершенно серьезно, но она понимала, что все это его забавляет.
– Не будете ли вы так добры устроить наш скорый, но незаметный уход?
– С удовольствием. Обопритесь о мою руку, сделайте милость.
Он чудесно обставил их отбытие. Он разыскал хозяйку, описал плохое самочувствие леди Кэролайн и умолял леди Линнвиль простить их. В это время Кэрол отвела в сторонку Пенелопу и шепотом выдала ей свое собственное объяснение, чтобы сестра не беспокоилась. Леди Августы нигде не было видно, но Пенелопа обещала все ей передать.
– Не представляю, где она может быть, – сказала Пенелопа. – Я только что заглянула в комнату, где играют в карты, но ее там не было. Лорд Феллонер тоже ищет ее. Интересно, подумала Кэрол, не отбыла леди Августа с бала еще куда-то, чтобы получить новые инструкции, как мучить свои жертвы. Она не стала об этом задумываться. И жертвой она себя больше не чувствовала. Закутав ее в теплый отороченный мехом плащ леди Кэролайн, Николас торопливо провел ее по лестнице особняка леди Линнвиль к своему экипажу. Это была закрытая карета с кучером и двумя ливрейными лакеями, которые помогали войти и выйти из нее. Внутри карета была отделана роскошной мягкой обивкой из серой кожи, на сиденье лежала меховая полость. Николас укутал ее в эту полость и сел рядом на заднее сиденье.
– Как хорошо! – сказала она. – Благодарю вас за то, что вызволили меня оттуда. Все это было как-то чересчур.
– Я помню, вы однажды сказали, что не очень любите большие собрания.
– Никогда не любила. – Это была чистая правда.
– Я рад слышать, что, по крайней мере, в этом отношении вы не изменились, поскольку я, как вам известно, тоже предпочитаю спокойную жизнь за городом непрерывному светскому коловращению.
– Вы постоянно говорите, что я сильно изменилась. – Кэрол помолчала, надеясь, что он подкинет ей еще какие-нибудь сведения о настоящей леди Кэролайн. Она получила больше, чем ожидала. Он схватил ее за руки, крепко сжал их и заговорил с нескрываемым жаром:
– Я не знаю, почему ваша манера держаться так непохожа на обычную вашу манеру – холодную и бесстрастную, но я умоляю вас, Кэролайн, никогда не возвращаться к себе прежней, какой вы были до вчерашнего вечера. Если это произойдет, я не вынесу.
– А мне было показалось, что вы не одобряете моей пылкости, – сказала она, старательно подбирая слова, чтобы избежать возможных ошибок в будущем и не навредить леди Кэролайн.
– Я ею удивлен. Перемена была такой внезапной, Кэролайн, когда мы решили пожениться, мы едва коснулись этой темы, и сегодня вы также уклонились от ответа. Теперь я должен снова заговорить об этом. Я знаю, что мое предложение пришлось вам по душе – из практических соображений, как вы сами мне сказали. И я понял – по вашим же высказываниям, – что я вам нравлюсь и что вы меня уважаете. Но у меня сложилось впечатление, что некоторые ваши будущие супружеские обязанности вызывают у вас дрожь – чтобы, не сказать отвращение.
– Вы так подумали? – Кэрол старалась выиграть время, пока не узнает побольше, в каком направлении развивались отношения между графом Монфортом и леди Кэролайн до того, как она, Кэрол, не появилась на сцене.
– Смею ли я надеяться, что у вас было время, чтобы сжиться с перспективой – могу ли я сказать это прямо? – с перспективой разделять со мной ложе? Ваша новая манера поведения заставляет меня надеяться, что причина именно такова. Иначе я не разговаривал бы так смело сегодня днем.
– Милорд, вы заставляете меня краснеть, – прошептала Кэрол, все еще надеясь, что ей удастся что-нибудь узнать.
Что же такое было с леди Кэролайн, Господи помилуй! Почему она ничего не чувствовала к этому человеку? Может, она фригидна? Какое воспитание получали девушки в эту эпоху? Во всяком случае, из того, что она заметила, Кэрол поняла, что молодых женщин учили подавлять на людях любое проявление льющей через край молодости. Она не сомневалась, что, учитывая правила приличия и строгий надзор многочисленных наставниц, большинство хорошо воспитанных девушек были девственны, когда выходили замуж. Но каким образом им объясняли, как вести себя, оставшись наедине с женихом или мужем? Совершенно непонятно.
– Вчера вечером я целовал вас, и это не заставило вас покраснеть, – сказал Николас, и внезапные стальные нотки в его голосе напомнили ей, что, как бы ни был он чуток со своей невестой, в глубине души он остается все-таки упрямым и высокомерным барином. В карете было темно, но свет с улицы проникал в окна, и Кэрол видела, что он многозначительно посмотрел на нее. Когда он опять заговорил, его тон был все еще строгим: