Максим Перепелица - Стаднюк Иван Фотиевич. Страница 21

Тогда наш командир придумал такой маневр – прямо суворовский! Чтобы начать выполнять его, нужно было од­ному стрелковому отделению пробраться в тыл неприя­тельского заслона. Такая честь выпала как раз нашему от­делению. Но честь честью, а утомились мы до невозмож­ности. Кажется, сил не хватит муху со щеки согнать. Вот и попробуй выполни задание, тем более что впереди такой бывалый «противник». Его солдаты птицу не пропустят через свой рубеж, не то что целое отделение.

Но приказ есть приказ. Придется мобилизовать всю свою волю, все умение ползать, применяться к местности, тенью проскальзывать под носом у «противника». К тому же, военная хитрость имелась в резерве. Вот только уста­лость беспокоила. Как бы не сказалась она на мастерстве солдат. Одно утешение, что пробираться нам не так уже далеко.

– Становись! – командует младший сержант Левада.

Становимся в строй, а у каждою гудит в ногах, так они натрудились за день.

Левада объясняет задачу, и по его хриплому голосу чувствую, что и он крепко устал.

Двинулись мы в путь. Торопимся – время-то ограни­ченное. Идем цепочкой, ступаем в темноте неслышно: «противник» ведь совсем рядом. Еще десяток метров прой­дем и начнем ползти. И вдруг у рядового Таскирова… лоб зачесался. Он с таким ожесточением запустил под каску пальцы, что ремешок соскочил с подбородка, а каска со­скользнула с головы, точно скорлупа с каштана. Сорва­лась – и об автомат Ильи Самуся. Мы так и замерли. Вроде глухой удар получился, а «противник» услышал. Застрочил из пулемета в нашу сторону. Потом – ракеты в небо…

Если бы не знали мы, что за «противник» перед нами, попытались бы в другом месте просочиться через его ру­беж. Но солдат из нашего полка не проведешь. Пришлось уползать обратно.

Как быть? Время-то идет!

Младший сержант отвел нас в лощину, достал из сумки карту и осветил ее электрическим фонариком. А чего глядеть? Вправо – не пробьешься: непроходимое бо­лото. Слева – река. Разве только вернуться назад, через мост перемахнуть на другую сторону реки и вдоль нее обойти заслон, а потом в тылу «противника» форсировать речку? Но тогда времени потребуется раза в два больше того, которым располагает отделение. Да и устали мы так, что ветер с ног может сшибить.

И вдруг Левада говорит:

– Один путь – в обход. Другого нет…

Сердце зашлось, когда понял я, что впереди у нас та­кой длинный путь. И все из-за этого Али Таскирова. Шляпа!

Вижу, и товарищи косятся на Али. У Ивана Земцова вот-вот горячее словцо с языка сорвется. Оно и по­нятно: у человека ручной пулемет за спиной, потаскайся с ним.

– Каску на голове не удержал! – зло сказал он Таскирову. – А еще укротитель диких коней. Кур бы тебе укрощать!

Таскиров в ответ только глазами сверкнул.

За него вступился Илья Самусь:

– Побереги нервы, Земцов. Ты тоже хорош. Забыл, как роту заставил лежать по команде «смирно»?

Солдаты прыснули смехом. Это Илья намекнул на один потешный случай. Как-то после отбоя в нашу казарму за­шел командир полка, чтобы посмотреть за порядком. Дне­валил тогда Иван Земцов. И когда неожиданно появилось начальство, он растерялся и заорал: «Рота, смлрно! Не­которые солдаты вскочили с коек, чтобы выполнить коман­ду, а я, например, в постели вытянулся в струнку.

Тут вставил свое слово Василий Ежиков.

– Хлопцы, – говорит, – помалкивайте и учитесь у Перепелицы. У него даже на ушах соль выступила, а ду­хом не падает, потому что фактор сильный имеет. Верно, Максим?..

Хотел я что-то ответить, но тут Левада прикрикнул:

– Прекратить разговоры! – И скомандовал: – За мной, шагом марш!

Знаем мы, что это за шаг будет. Уже через две минуты младший сержант предупредил: «Приготовиться к броску!»

Вот она – жизнь солдатская! Хоть и интересная, по­четная, но с потом и солью.

Каждому известно, как тяжело заставлять бежать усталые ноги. Нипочем не раскачаешь их. Но у солдата не ноги, а голова всему хозяин. Не нравится моим ногам, а нажимаю я на них. Вначале не торопясь, чтобы не сорвать последних сил, стараюсь попасть в ногу Василию Ежикову, который впереди бежит. Даже земля звенит под са­погами отделения: гуп-гуп, гуп-гуп. Точно марш выбивают солдаты. Под него будто легче бежать.

Но чувствую, что мне не хватает воздуха, вот-вот от­стану от Ежикова. К тому же автомат с каждой минутой вроде прибавляет в весе, вещмешок, скатка, подсумок точно сыростью пропитались, отяжелели, прямо невмоготу. А черенок лопатки, как овечий хвост, непрерывно молотит, и притом по ноге.

Так изнемог я, что, кажется, темнота ночи сгущается. И как только Левада путь различает? А отделение все – топ-топ, топ-топ. Но звон земли уже менее слышен. На­верное, заглушают его удары сердца, шум в голове да ча­стое дыхание бегущих рядом товарищей. Чувствую, что дышать больше нечем. Может, потому, что прямо перед моими глазами прыгает вещмешок на спине Ежикова?

Принимаю немного в сторону. Заметил, что в темноте тускло сверкнула поверхность реки. А дышать нисколько не легче. И скатка шинели еще больше трет шею у левого уха, лямки вещмешка глубже впиваются в плечи. Вспо­минаю, что в такие минуты нужно пересилить себя, вытер­петь, пока не откроется «второе дыхание».

Сухопарому Ежпкову легче бежать Он чуть задер­жался, а когда я поровнялся с ним, спросил:

– Ну, как твой фактор? Дышит? – и опять побежал.

А я терплю. И глаза пошире раскрываю, петому что желтые пятна перед ними в темноте плывут, мешают гля­деть.

Вдруг под ногами забарабанил настил моста. Значит, река под нами. За мостом свернули вправо и побежали вдоль реки – почти в обратном направлении. Земля коч­коватая, мягкая. Каждую минуту спотыкаюсь и теряю ритм шага. И ноги точно чужие. Кажется, не они несут тело, а какая то незримая сила.

Вижу, Иван Земцов взял немного в сторону и бежит рядом с цепочкой отделения. Ручной пулемет сидит на ремне нетвердо, и он то и дело поправляет его. Тяжело Ивану!

Вдруг меня обогнал Таскиров. Это он спешит на по­мощь Земцову. Замечаю, как Иван отшатнулся, когда Али взялся за его пулемет. Но Таскиров настойчивый. На бегу передал Земцову свой автомат, а его оружие закинул за свое плечо.

И стало мне совестно за свою слабость. Ведь держатся Василий Ежиков, Али Таскиров, Илько Самусь, Иван Зем­цов. И ты, Максим, не смей думать: вот добегу до тех ку­стов или до той балочки и упаду, как думал когда-то на первых занятиях. Тогда молодых солдат только начинали «втягивать» в походы.

Так бежали мы до тех пор, пока не услышали свистя­щий шепот младшего сержанта.

– Шагом!..

Перешли на шаг. И уже я боюсь, что на той стороне речки слышны хрипящие звуки нашего дыхания.

Стараемся шагать часто, чтобы постепенно снизить ритм работы сердца. Темнота раздвигается, глаза видят зорче. Наконец, отделение остановилось. Левада посмот­рел на часы и с тревогой сказал:

– Осталось тридцать восемь минут. Успеем?

И тут же сам ответил:

– Успеем! – и слово его прозвучало как приказ.

Нужно было переплыть через реку и на той стороне оседлать дорогу. А под руками ни лодки, ни плота. Вплавь же в полном снаряжении не пойдешь. Да и комсомольский билет, солдатскую книжку нужно уберечь от воды.

Долго раздумывать нельзя. Бросились мы к тростнико­вым зарослям. Быстро соорудили четыре снопа. Связали их один к одному и на воду спустили. Сверху уложили узлы со снаряжением и обмундированием, ручной пулемет. Автоматы же за спиной закрепили. Плот толкать Левада поручил Ивану Земцову, Илье Самусю и Петру Володину. Остальным приказал плыть самостоятельно.

Окунулся я в воду. Бр-р-р! Мало сказать – холодно. Тело каменеет! А Вася Ежиков тут как тут:

– А ну, Максим, покажи свой фактор!

И сразу пустился вплавь. Я за ним. Усталость пропала, точно вода ее слизнула.

Что есть силы плыву. Но откуда им взяться – силам-то, после такого броска? Еще до середины реки не добрался, как почувствовал, что руки точно на расслабленных шар­нирах. И ноги еле слушаются. Автомат ко дну тянет. Но плыву. И замечаю, между прочим, что Василий Ежиков все время рядом. Опасается: сдюжит ли Перепелица.