Оборотень - Стайл Кристина. Страница 1

Тризну справляли в доме Ньорда. Хотя его дружина не поспела к битве, в которой сложили головы и сам Вулфер, и все его воины, а потому в клане Ньорда некого было оплакивать, но бывалый асирский воин любил своего соседа и давнего друга, как родного брата. Он не был виноват в том, что не успел привести дружину вовремя: им помешала засада. Да и не вина терзала его сердце, а сильная боль от невосполнимой утраты.

Ньорд уже не помнил, почему они враждовали с Браги – ваниром, жившим по другую сторону гор, естественной границы между Ванахеймом и Асгардом. Так было всегда. Враждовали их отцы, деды, прадеды. Кровная вражда в Нордхейме, разделенном ныне на две страны, могла продолжаться столетия. Еще в раннем детстве Ньорд знал, что ближайший сосед-ванир – враг, этому же он обучил и своих детей. Правда, биться им теперь, похоже, не с кем: все войско Браги и его старшие сыновья тоже полегли на том поле брани. Теперь в клане врага остались лишь старики да дети. Женщин можно не считать. Ни один асир никогда не будет воевать с женщиной. Но и в клане Вулфера, старого испытанного друга, теперь тоже только женщины, дети, подростки да старики. А значит, забота о них ляжет на его, Ньорда, плечи.

Сильным и богатым вождем был Ньорд. Его дружина насчитывала несколько сотен воинов, которые не только с почтением относились к своему предводителю, но и искренне любили его за смелость, мужество, справедливость. Ни разу не было случая, чтобы Ньорд нечестно поделил между ними добычу, ни разу он не наказал никого просто из-за плохого настроения. Дом, выстроенный для дружины, был не менее прочен и удобен, чем дом самого Ньорда, а на их столах всегда стояла та же еда, что и у вождя.

Окрестные рыбаки, охотники, мастеровые тоже тянулись к Ньорду и старались селиться как можно ближе к его дому, чтобы быть под его защитой. А он только приветствовал это, ибо нуждался в их умелых руках. Боги наделили Ньорда острым умом, блестящей смекалкой. Он довольно быстро понял, как лучше договориться со всеми этими людьми, и вскоре на его подворье выросли кузницы, столярни, кожевни, помещения для ткачей, склады. Он защищал вольных поселенцев и всячески помогал им, а те, в свою очередь, с удовольствием подносили ему плоды своего труда.

Хорошие мастера строили дом Ньорда. Он получился большим, просторным, удобным. Более ста шагов в длину и не меньше пятидесяти в ширину, правильной прямоугольной формы, с двумя дверями: на восход солнца и на закат. Двери, выходившие на восход, предназначались для женщин, ибо те вставали рано, чтобы успеть переделать все дела по хозяйству и не мешать при этом мужчинам, день которых начинался намного позже. В середине дома располагался большой зал. Здесь собирались военные вожди, когда подходила пора начинать поход, тут справляли свадьбы и праздники, здесь же сейчас шла тризна по погибшим друзьям.

Высокие бревенчатые стены украшало оружие и охотничьи трофеи. В центре был установлен огромный стол на массивных ножках. Вдоль него тянулись скамьи, на которых сидели воины, каждый на строго отведенном ему месте, а во главе стола высилось кресло, покрытое шкурой белого медведя, убитого еще отцом Ньорда. Кресло всегда занимал сам вождь.

Стол был накрыт обильно, а женщины все подносили и подносили на больших деревянных блюдах жареное мясо, запеченную и вареную рыбу, дичь. В круглых мисках дымились каши, возле лавок стояли бочонки с медом и хмельным ячменным пивом. Мужчины уже успели захмелеть и говорили все разом, не слушая друг друга, каждый о своем.

На почетном месте возле вождя сидел его гость – Конан. Он был единственным, кто вышел живым из той бойни. Еще совсем недавно он служил в туранской армии, но из-за нелепой ссоры с офицером, закончившейся для того уходом на Серые Равнины, был вынужден бежать. Добравшись до родной Киммерии, варвар недолго прогостил там. Его родное селение было разрушено врагами много лет назад, никого из близких не осталось в живых. Конан побродил по стране, побывал у друзей, а потом отправился к давнему приятелю отца – асиру Вулферу. Но в доме Вулфера он прожил всего несколько дней, и когда тот отправился на битву со своим давним врагом Браги, пошел вместе с ним.

Битва была ужасной. Казалось, воины приглашены на пир к самой Смерти. И все, упившись ее кровавым вином, полегли на приготовленном ею ложе. Только двоим не ударил в голову страшный хмель: Конану и Хеймдалу – старшему сыну Браги. Они сошлись в последнем поединке, и киммериец победил. Но Имир, грозный бог нордхеймцев, послал к непокорному варвару свою дочь, прекрасную Атали. Красивая и коварная ледяная дева чуть не погубила Конана. Она попыталась отдать его своим братьям, но не появилась еще в мире сила, которая могла бы сломить могучего киммерийца. Он выстоял и против детей Ледяного Гиганта.

А потом его, израненного и обмороженного, разыскала подоспевшая дружина Ньорда. Старый седой воин Горм растер варвара и вернул его к жизни. Ньорд пригласил Конана пожить в своем доме, и тот охотно согласился. Теперь он сидел по правую руку хозяина и сосредоточенно поглощал темное пиво и обильную еду. Побывав за свою пока еще не очень долгую жизнь (ему совсем недавно минуло двадцать два года) во многих странах, варвар пробовал и более изысканную пищу, и тонкое терпкое вино, которого не знали в этих заснеженных краях, но густое ячменное пиво, напоминавшее ему то, что когда-то так умело варила его мать, показалось Конану живительной влагой. Оно как будто текло по жилам и наполняло усталое тело силой и мощью.

Крепкими белыми зубами он рвал куски мяса, обжаренного сверху и полусырого внутри, разламывал одним движением хребты печеной рыбе, обрызгиваясь при этом обильным соком, разлетавшимся во все стороны, смачно пережевывал румяные лепешки. Руками, испачканными жиром, варвар брал высокий вместительный кубок и опрокидывал в свою ненасытную утробу то хмельной ароматный мед, то горькое пиво, столь любезное его душе и желудку. Он мог подолгу обходиться без еды, и не раз ему случалось неделями довольствоваться сухарями, крошечными кусочками вяленого мяса и несколькими горстями родниковой воды, но, если выпадал случай как следует подкрепиться, киммериец поглощал такое количество еды, которого хватило бы десятку крепких здоровых мужчин.