Дебаты под Martini - Бакли Кристофер Тэйлор. Страница 17

Он тянется к кейсу «Америкэн туристер» и вытаскивает из него часть рукописи «Красного Октября» фунта в три весом. Сейчас он работает на «макинтоше» и сообщил издателю варианта в мягкой обложке, что у него нет времени на рекламный тур: в феврале нужно сдать следующую книгу, он переезжает в новый дом и ждет появления на свет еще одного ребенка. (Предвосхищая вопрос, который мы не собирались задавать, он говорит: «Да, если будет мальчик, мы назовем его Ред».) После всего этого он планирует еще три романа о Джеке Райане, герое «Красного Октября». Он говорит, что «только сейчас начал понимать этого парня». Поколебавшись немного, он также признает, что Райан частично списан с него самого.

При том, как Клэнси сейчас занят, можно ли предположить, что его секретарше предстоит тяжелая осень? Останется ли он в страховом бизнесе?

Он размышляет.

– Возможно. Скорее всего, да. Это семейный бизнес. И я не собираюсь его бросать. У меня больше тысячи клиентов. Многие из них – мои друзья; я их не брошу.

И добавляет:

– Именно у них я почерпнул большую часть своих историй.

Выходя из кабинета и направляясь на почту за письмами, он вспоминает постер, который видел на одной из подводных лодок. На нем изображено гигантское огненно-оранжевое облако-гриб. Внизу подпись: "Выпущено двадцать четыре ракеты. Цель уничтожена. Время пить «Миллер»… [75]"

Караул устал

Сенатор Джек Райан уставился на лежащие перед ним бумаги. Их отпечатали в правительственной типографии, что на Норт-Кэпитал-стрит, между улицами J и Н, о чем свидетельствовал характерный водяной знак в виде орла. Райану подумалось, что в нынешние времена орел этот больше смахивает на индейку. От чтения документа у Райана свело живот и ему нестерпимо захотелось курить, но протиратели штанов, изобретающие законы, запретили курение, так же как и школьные молитвенные собрания, и ему пришлось ждать, чтобы выбраться в курилку, где он обычно пускал клубы дыма прямо в лицо сенаторам женского пола. Райан ничего не имел против женщин. Его мать была женщиной, и жена тоже, но это просто безумие – позволять им служить в армии или в Сенате.

Документ представлял второстепенную поправку к первостепенной поправке, согласно которой подлежала закрытию последняя военная база в США. Она предписывала конфисковать все без исключения двести миллионов единиц огнестрельного оружия, находящихся в частой собственности граждан США, даже охотничьих ружей, с какими ходят на оленя. Райан сражался с ней шестьдесят шесть часов. Он устал. Ему вспомнился Вьетнам. Не то чтобы он сам был во Вьетнаме, но он знал многих, кто там был. Предстоит еще одна битва, и Райану понадобится каждый джоуль энергии его утомленных мускулов, чтобы эту битву выиграть.

Он прокашлялся и крикнул:

– Господин президент!

Все головы повернулись в его сторону. По залу покатился невнятный ропот. Он привык к этому. Райан был для них бельмом на глазу вот уже шесть лет, и они дождаться не могли конца его срока, когда он наконец выйдет в отставку. К переизбранию он не стремился. Он хотел стать романистом и писать героические саги о длинных стволах, способных испепелить человеческое сердце за тысячную долю секунды. А это – кому это нужно?

– Слово предоставляется джентльмену из штата Мэриленд, – произнес президент Сената, который, в соответствии с Конституцией, являлся также вице-президентом Соединенных Штатов. Это был либерал, любитель растений, в молодости покуривавший травку, но он служил во Вьетнаме, поэтому Райан ненавидел его немного меньше, чем остальных.

– Прошу обеспечить кворум, – заявил Райан. Ропот усилился.

– При всем уважении к достойному джентльмену, – начал сенатор Джо (Сталин) Байден, штат Делавэр, один из самых либеральных мужей, когда-либо заседавших в Сенате Соединенных Штатов.

Он сделал пересадку волос. Из глубоко секретных источников Агентства национальной безопасности Райан получил информацию, что во время операции Советы имплантировали в скальп Байдена микро-чип, так что теперь они контролировали практически каждый законопроект, проходящий через Юридический комитет и Комитет по международным отношениям. И не важно, что Советы приказали долго жить, а их наследники стучат по столу пустыми солдатскими кружками. Райан знал, что однажды медведь вернется.

– Возможно, стоит просто принять все, как есть? – спросил Байден.

Еще десять секунд. Если бы только Райан смог настоять на своем! Он снова поднялся во весь рост.

– Прошу объявить короткий перерыв. Ропот усилился еще больше. Что они знают о стойкости, эти людишки, которые никогда не платили сполна, никогда не писали толстых триллеров о дорогостоящих системах вооружения, что работают со стопроцентной эффективностью?

Восемь секунд… семь секунд…

Внезапно Сенат наводнили крутые парни в черной форме, в масках, вооруженные КАР-15с и М-16с с гранатометами М-203 и полуавтоматами бельгийского производства. Это было элитное армейское подразделение «Ниндзя-7», группа таких умелых, натренированных убийц, что они напугали даже Райана, а его, бог свидетель, не так-то легко напугать. Они пристрелили всех до единого либералов-слабаков в Сенате. Когда все было кончено, остались только Райан да еще небольшая горстка сенаторов.

– Иногда демократия – это бардак, – сказал Райан, откинул крышку стола, вынул полуавтомат «Хеклер энд Кох» МР-5 СВ-2 и из милосердия прошелся парой трескучих очередей по груде дергающихся тел. – Но лучшей системы нам пока не дано.

Зададим Японии трепку!

Если память меня не подводит, Марк Твен однажды сказал об одной из книг Генри Джеймса: «Стоит вам положить ее на стол, и снова брать уже не хочется». Беря в руки «Долг чести», восьмое творение Тома Клэнси в семьсот шестьдесят шесть страниц, вы рискуете заработать грыжу. Действие начинает разворачиваться ближе к середине книги – рубеж, когда в романах большинства писателей, включая некоторых весьма многословных русских, с действием уже покончено. Но Тома Клэнси следует рассматривать в более широком контексте, не только как автора техно-боевиков, – истребителя лесных массивов, – но и как экономический феномен. Что же делать его редакторам – при условии, что они вообще существуют: ведь создается впечатление, что тексты с модема мистера Клэнси идут прямо в печать? Сказать, чтобы он немного сократил? «Скажи ему, что это чересчур длинно». – «Нет, ты скажи».

И в то же время неплохо бы, чтобы кто-нибудь – друг, родственник, духовный наставник, уж не знаю кто, – отвел бы его в сторонку и сказал: «Гм, Том, ты не думаешь, что книга получилась немного расистской?» Я никогда никому не кланяюсь, в знак неодобрения обычаев, принятых японцами в деловых отношениях, мне даже довелось работать у одного человека, который облевал колени японскому премьер-министру; однако книга Клэнси так же иносказательна, как антияпонские плакаты времен Второй мировой, изображавшие, как усатый Тодзо [76] нанизывает на штык белокожих младенцев. Если вы считаете Майкла Крайтона параноиком, перегревшимся на восходящем солнце, то, как говаривал любимый президент мистера Клэнси, давший ему старт на литературном поприще, Рональд Рейган, «вы еще ничего не видали в жизни». Японцы в романе Клэнси даже не одномерны, а полумерны. Они проводят большую часть жизни, покряхтывая в купальнях. И при этом, как отмечает первый пилот Лайонел Мендрейк – герой книги «Доктор Стрейнджлав», «как ни странно, они умудряются делать чертовски хорошие камеры».