Роковой рубеж - Старк Ричард Уэстлейк. Страница 15

— Латан. Эдвард Латан.

— Эдвард Латан. Это все?

— Не серди их, они очень опасны.

Такое простое заявление заставило ее поверить, что дело очень серьезное.

— Я умею играть в маленьких мышек, — сказала она, вспоминая, как ей приходилось иногда выкручиваться из положений, поэтому считая себя достаточно умной для этого.

— Отлично, — сказал он. — Я вернусь, как только смогу. Это было надеждой, таким образом он давал ей понять свою нежность.

— Я знаю.

— Сразу же унеси мои вещи.

— Обещаю.

Она услышала щелчок, когда он повесил трубку, но она еще какое-то время держала трубку, потом положила ее.

Вынести его вещи. Было уже за два часа ночи, она нехотя легла спать, и у нее было сильное искушение отложить все до завтра. Но она верила тому, что сказали ему люди, которые разыскивали его, и она верила ему, знала, что он правильно рассчитал все, что ей следовало делать и говорить. Приготовиться к их визиту. Она прислушалась к голосу разума и встала, зажгла свет и вынула чемодан из шкафа.

Одного чемодана было достаточно, и на сбор вещей ушло четверть часа. Потом она накинула поверх ночной рубашки плащ и потащила чемодан на кухню, потом на крыльцо.

Было очень темно, небо было покрыто тучами, и луны не было. Она на минуту задержалась на дорожке, поставила чемодан и вернулась в дом, взяла электрический фонарь в ящике на кухне.

Он велел отнести вещи в пустой дом. По обе стороны дороги были пустые дома. Почему бы не положить вещи в один из них? Она направила луч фонаря направо, потом налево и выбрала дом слева, потому что ей показалось, что по дороге к нему было меньше деревьев и кустарников.

Она оставила чемодан около двери, выходящей к озеру, обошла весь дом, толкнулась во все двери и окна, которые оказались запертыми. Наконец она разбила окно, которое выходило на противоположную сторону, а не на ее дом, просунула руку, откинула щеколду, потом подняла оконную раму и влезла. Электричество было выключено, и она, освещая дорогу фонариком, дошла до входной двери, отодвинула засовы, открыла и внесла чемодан. Шкаф в спальной комнате показался ей подходящим местом. Потом она вышла через дверь, но не смогла ее запереть, и вернулась к себе. После чего старательно заперла свою входную дверь.

Глава 3

Ни одна из собак ей не нравилась. Была суббота, и все лавки, торгующие животными, были закрыты. Выбор Клер был ограничен теми, о которых были помещены анонсы в городской газете воскресенья.

Три собаки, о которых говорилось в анонсах, были взрослыми. Клер позвонила их хозяевам, и ей показалось, что возможно кто-нибудь ей подойдет. Около полудня Клер в синем “бьюике” поехала посмотреть собак, но ни одна не показалась ей подходящей. Очень недовольная и в дурном настроении из-за впустую потерянного времени и того, что ей не удалось найти то, что ей было нужно, она вернулась домой, где вид двери гаража, запертой на висячий замок, еще ухудшил ее настроение.

Проблема состояла в том, что дверь нельзя было отпереть или запереть на ключ снаружи. Это было очень неудобно. Рано или поздно они будут вынуждены устроить металлическую дверь-занавес, но, к сожалению, было невозможно иметь хороший замок с обеих сторон.

Она отперла замок, потом отодвинула засов, ввела “бьюик”, вышла, заперла замки, задвинула засовы и направилась к входной двери, нарочито шумно заставляя трещать гравий под ее ногами. Другой ключ позволил ей открыть входную дверь, и она вошла.

Единственная вещь, которая угнетала ее в жизни, было молчание. Встав сегодня утром, она отнесла радио в кухню, и первое, что она сделала, это включила его. Потом она поставила на огонь воду для чая. В одной из скандинавских стран передавали музыкальную программу, и она с удовольствием слушала ее.

В ожидании пока закипит вода для чая, она съела пирожное. Основной ее едой в течение дня был плотный обед, в остальное время она ела всего понемногу, что попадалось ей под руку.

Она налила себе чашку чая и хотела отнести ее в гостиную, когда, проходя по коридору мимо открытой двери в спальню, она краем глаза увидела, что на ее кровати лежал на спине мужчина и спал. Голова его, лежащая на подушке, была повернута в сторону озера, и он улыбался во сне.

Она сделала еще шаг, прежде чем поняла, что это не мираж, потом остановилась. Ужас охватил ее и согнул плечи. Чай пролился на ее пальцы. Она обнаружила, что машинально хлопает веками, и заставила себя обернуться, чтобы убедиться, что все это ей пригрезилось, и никого там не было.

Она уже прошла мимо двери, а ей нужно было сделать шаг назад, шаг мучительный и страшный, и она увидела действительно его. Он снял туфли, и на ногах были черные носки. Брюки на нем были, как ноги слона, и доминировали цвета зеленые и желтые: они были очень грязными. Около кровати лежала кучка смятой одежды, похожей на грязное белье, и сверху на нем была надета только майка, вылезшая из брюк. На левой руке у него были часы на очень широком кожаном браслете. Ему было между двадцатью и тридцатью годами, у него были длинные редкие волосы, плохо причесанные. Он был тонким, довольно хорошо сложенным, но у него было жирное лицо с надутыми щеками и толстыми губами. Стоя на пороге, она, не двигаясь, рассматривала его.

Шум позади нее заставил ее быстро повернуться, и она разлила еще часть своего чая. Из ее горла вырвался глухой крик ужаса, когда она увидела другого, стоявшего на пороге гостиной. На нем была широкая куртка поверх рубашки. Голубая и покрытая грязными пятнами, как будто он вывалялся где-то. Низ его брюк был заправлен в сапоги. У него была невероятная прическа из светлых волос, торчащих ореолом вокруг головы, и он улыбался ей. У него были смеющиеся глаза. Вид был угрожающ.

Его тон был легким, манеры небрежными.

— Не тревожь Менни, он путешествует. Иди сюда. Что такое у тебя в чашке?

Она не шевельнулась. Сама не зная почему, она покачала головой. Он смотрел на нее, и внезапно его лицо стало злым, хотя он не переставал улыбаться.

— Ты знаешь, мне нужно, чтобы ты была способна смотреть трезво. Если ты можешь слушать и отвечать, то это все, что нам надо.

Она не отчетливо поняла угрозу, но она знала, что это угроза, и не сомневалась, что он может причинить ей зло. “Нужно, чтобы я шевелилась, — подумала она. — Нужно, чтобы я сделала то, что он говорит”. Она сделала шаг вперед с трудом, второй был легче, и она направилась к нему с округлившимися от страха глазами.

Он отстранился и с улыбкой поклонился, когда она вошла в гостиную. Когда она проходила мимо него, он поднял руку.

— Что у тебя в чашке?

Он взял ее у нее, глотнул и весело расхохотался.

— Чай, Господи Боже мой! Это просто прелестно, крошка. Ты кладешь в свой чай сахар?

Под словами, которые он говорил, она подразумевала другие, которые он не говорил. Она покачала головой.

— Нет, я не кладу.

— Жаль, но ведь у каждого свой вкус. Садись на диван, крошка, и мы немного побеседуем. Вот, возьми свой чай.

Она взяла чашку, подошла к дивану и села. Перед ней был камин, полный вчерашнего пепла, но он был холодный.

Он не сел. Он подошел к двери и оперся о полку камина, напротив нее: локоть одной руки опирался о полку, другая рука уперлась в бедро.

— Мы ищем одного нашего друга, — сказал он. — По правде говоря, мы надеялись застать его здесь. Когда он вернется?

“Хладнокровие, — подумала Клер, — и спокойствие”. Она вспомнила то, что она сказала Паркеру, прошлой ночью. “Я умею играть в маленьких мышек”. А что она знала? Она снова судорожно заморгала ресницами и испугалась, что это может выдать ее: он заметит, как она моргает, и поймет, что она лжет. Но это не остановило ее.

— Я не понимаю, что вы хотите знать, — сказала она. — Я сожалею, что вы пугаете меня, но...

Она подняла свободную руку и стала энергично тереть веки глаз.

— У вас нет оснований бояться, — сказал он. Но голос его был полон скрытой угрозы.