Роковой рубеж - Старк Ричард Уэстлейк. Страница 5

Человеку за письменным столом было около сорока лет. Он был коренастым, но выглядел добродушным. У него были очки в черепаховой оправе, темно-серый костюм, узкий галстук и белая рубашка с воротничком в крапинку.

— У меня здесь нет денег, — сказал он.

Он говорил пронзительным, паническим голосом, он был из типа людей, способных из-за паники совершить глупость.

Насколько позволяла оглушающая музыка, Паркер заговорил спокойным, успокаивающим голосом:

— Нам это известно. Мы пришли не к вам. С вами ничего не случится.

Человек за письменным столом провел языком по губам, с ужасом посмотрел на Кигана, потом на коридор.

— Что вы сделали с... что вы сделали с человеком, который находился снаружи.

— Докери ничего не грозит, и вам тоже. Не беспокойтесь. Киган сделал шаг в комнату, переместился налево, чтобы быть около Паркера, положил ящик с инструментами на пол и закрыл дверь. Человек за письменным столом снова запаниковал.

— Вы, должно быть, мистер Стевенсон, так? — спросил Паркер.

— Что? Я... это так. Кто вы?

— Рональд Стевенсон?

— Я ничего никому не сделал. Что вы хотите?

— Я вам сказал, что вы нам не нужны. Ваши друзья, как они вас зовут? Рон? Ронни?

— Я...я... большинство зовет меня Рэ.

— Рэ. Так вот, это ограбление, Рэ. Мы никому не хотим причинить плохого. Мы хотим взять деньги. Дирекция застраховалась на этот счет, так что бесполезно, чтобы кто-нибудь был убит. Мы предпочитаем хорошую работу, и вы также. Так что в определенном пункте наши интересы сходятся.

— Но у меня нет денег.

— Рядом они есть, — сказал Киган.

Стевенсон посмотрел на стеклянную перегородку напротив его стола. Стекло начиналось в тридцати сантиметрах от потолка. С их стороны стена была сплошной, шириной в один метр, с другого конца была стеклянная дверь.

— Кто-нибудь на вас смотрит, Рэ? — спросил Паркер.

— Что?

Внезапно Стевенсон снова стал выказывать панику и нерешительность.

— Нет, никто.

— Смотрите на бумаги, лежащие на столе, Рэ. Возьмите ручку, пишите.

Наклонив голову к своему столу, Стевенсон спросил:

— Что писать?

— Что вы хотите, Рэ. Только для того, чтобы все выглядело нормально в глазах людей рядом.

Стевенсон стал писать. Паркер дал ему минуту, чтобы успокоиться, потом сказал:

— Согласен, Рэ. Продолжайте писать, пока я буду вам говорить. Рядом в комнате трое сторожей. Как зовут их шефа?

С опущенными глазами, не переставая писать, Стевенсон ответил:

— Это, вероятно, лейтенант Гаррисон.

— Имя?

— Я думаю... кажется, Даниел.

— Его зовут Даном?

Стевенсон кивнул головой над бумагами.

— Я слышал, как его называли Дан. Да.

— Хорошо. А двое других? Как их зовут? Стевенсон поднял голову и быстро взглянул в соседнюю комнату, потом тут же опустил глаза и, продолжая писать, сказал:

— Более молодой — это Левенштейн, Эдвард Левенштейн. Его зовут Красавчик. А другой — это Хал Прессбюри.

— Дан Гаррисон, Красавчик Левенштейн, Хал Прессбюри?

— Да.

— Хорошо, продолжайте писать, Рэ, еще минуту. Стевенсон продолжал писать. Паркер тронул Кигана за локоть. Киган кивнул головой и встал на одно колено около ящика с инструментами. Он положил свой пистолет на пол, открыл ящик и вынул из него зеркало заднего обзора машины и больше ничего. Потом ползком, чтобы находиться ниже застекленной части стены, он по диагонали пересек комнату. Когда он дополз до стены, он сел по-турецки, немного наклонив голову, и медленно поднял перед собой зеркало.

Он сидел наискосок от стеклянной перегородки и поставил свое зеркало под определенным углом: соседняя комната отразилась в зеркале.

— Я их вижу, — сказал он.

— Что происходит?

— Комната вдвое больше.

Он медленно двигал зеркало.

— Две двери выходят в коридор, одна совсем близко, другая подальше. Между ними софа, на которой сидит один сторож. Стол у стены у дальней двери, и сторож, сидящий на стуле за столом лицом к стене, раскладывает пасьянс.

Он переместил зеркало.

— Четыре письменных стола посредине комнаты со счетными машинами. Трое мужчин и одна женщина. Деньги на четырех столах. Они их считают, делают пакеты, перевязанные пленкой, и бросают на пол в металлические ящики. Около стены, в глубине, ничего, кроме картотеки и двери, нет.

Он передвинул зеркало.

— Стена справа, четыре окна. Стол между третьим и четвертым окном с пустыми и полными мешками и джутовыми веревками на нем. Женщина подходит к ним.

Десять секунд молчания: он передвинул зеркало.

— Они, вероятно, положили деньги в мешки. Взяла один из полных мешков, отнесла на письменный стол, вытряхнула из него деньги и отнесла пустой обратно. Теперь она продолжила считать их.

— А где третий сторож?

— Направо.

Он повернул зеркало.

— Он оперся о стену около стола с деньгами. У него вид, как будто он наблюдает за всем.

— Это, вероятно, Гаррисон. Рэ, не поднимайте голову, продолжайте писать. Около денег действительно Гаррисон?

— Да, это был он, когда я в последний раз смотрел туда.

— Красавчик Левенштейн это тот, который раскладывает пасьянс?

— Да, это он.

Паркер кивнул. Значит, тот, который сидит на софе, это Хал Прессбюри. Паркер обратился к Кигану:

— Сколько телефонов?

Тот повернул зеркало.

— Один на первом письменном столе.

— Рэ, если вы хотите обратиться к ним, каким номером вы пользуетесь?

— Двадцать три.

— Это номер, который вы набираете?

— Нет. Нужно сперва набрать девять.

— Значит, девять, два и три, и аппарат звонит?

— Да.

— Хорошо. Теперь, Рэ, вы сослужите нам службу. Встаньте и подойдите к картотеке, что позади вас. Откроете верхний ящик и сделаете вид, что ищите что-то. Хорошо. Вот так. Оставайтесь там.

Паркер встал на корточки на ковер и поместился позади письменного стола. Киган продолжал в свое зеркало наблюдать за соседней комнатой, а Стевенсон, стоя около картотеки, повернулся к происходящему спиной.

Паркер с предосторожностями поднялся, чтобы иметь возможность посмотреть через стеклянную перегородку, и убедился, что все было так, как описал Киган. Никто не смотрел в его сторону.

Паркер протянул руку и взял телефонный аппарат, поставил его на пол, сел перед ним и набрал номер 9-2-3. Через стекло и звуки, доносившейся сюда сумасшедшей музыки, слабо было слышно, как зазвучал телефон в соседней комнате.

— Служащий пошел отвечать, — сказал Киган, и в трубке, которую держал Паркер, послышался щелчок.

— Алло? — спросил голос.

— Послание для Эдварда Левенштейна, — сказал Паркер.

— Секунду, пожалуйста! Паркер подождал.

— Он идет, — сказал Киган. — Гаррисон смотрит, но не двигается.

— Алло!

— Красавчик?

— Кто у телефона?

— Пожалуйста, подождите. У нас есть для вас послание. Паркер опустил вниз трубку и зажал ее ладонью. Теперь, что бы ни случилось, никто из соседней комнаты не сможет воспользоваться телефоном: линия будет занята, пока Паркер, со своей стороны, не прервет соединение.

— Рэ, не поворачивайтесь, у меня есть еще для вас инструкция. Когда я вам скажу, вы подойдете к двери, откроете ее, и вы скажете Гаррисону, что хотите его видеть. Пусть войдет сюда. Когда он войдет, оставайтесь слева от двери, чтобы он не видел моего коллегу. Говорите ему что-нибудь, когда он будет входить, займите его разговором. Когда он войдет, закройте дверь и скажите: “Тут находятся люди, которые наставили на вас пистолеты. Будет лучше, если не будет убитых. Я обещал, что не доставлю им неприятностей”. Понятно?

— Мне кажется...

От нервного напряжения голос Стевенсона дрожал.

— Повторите мне, что вы ему скажете, когда закроете дверь.

— Здесь находятся люди с пистолетами, будет лучше, если не будет убитых. Я обещал, что мы не доставим им неприятностей.

— Отлично, идите.

Стевенсон повернулся и направился к двери. Он шел неуверенным шагом, как будто он очень устал или был пьян. Паркер лег на живот позади письменного стола так, чтобы его голова и плечи выходили с правой стороны стола, и чтобы он мог видеть дверь, к которой направлялся Стевенсон.