Мессия - Старлинг Борис. Страница 13

Он идет одним путем, а мысли его движутся другим.

Безопасность. Молчание сулит безопасность. Молчи, и никто никогда так ничего и не будет знать. Никто, кроме Эрика и Реда. Преступника и укрывателя. Просто еще один родственный секрет и еще одно нераскрытое убийство. Сегодняшняя сенсация, а назавтра – обертка для рыбы с картошкой фри.

Безопасность.

Ред представляет себе альтернативу: арест Эрика. Суд. Родители, раздавленные обрушившимся на них горем. Мать, пытающаяся заглушить боль, занимая себя уборкой, которая превращается в навязчивую идею. Отец, на работе тупо смотрящий в окно, а дома, так же тупо, – в стакан виски. Отцовский бизнес, пошив галстуков, дышит на ладан, дом перезаложен, неделю назад они продали вторую машину. Положение аховое, впереди неминуемое банкротство.

Быстрая перемотка вперед. Отец вставляет в рот ствол ружья, мать колотится в обитые стены палаты для буйнопомешанных.

Безопасность.

Ред доходит до кольцевой развязки в конце Джезус-лейн.

Он не может пройти через это.

Повернуть назад?

Неожиданно туман прорезает шум двигателя. Оттуда, откуда он только что шел, по Джезус-лейн в его сторону по направлению к кольцевой развязке движутся две светящиеся точки.

Ред останавливается на краю тротуара, чтобы увидеть проезжающую мимо машину. "Вольво-универсал", с четырьмя пассажирами. На крыше багажник с лыжами, сзади нагромождены чемоданы и баулы. На переднем пассажирском сиденье женщина; проезжая мимо, она смотрит на Реда. Она говорит что-то водителю: Ред видит ее шевелящиеся губы и ответную улыбку сидящего за рулем мужчины, наверняка ее мужа, слегка сбросившего скорость перед поворотом. На заднем сиденье дети-подростки. Мальчик дремлет, прислонившись к дверце автомобиля, девочка наклонилась вперед, к передним сиденьям.

Машина проезжает мимо. Ее задние габаритные огни мимолетно вспыхивают, а потом она сворачивает и исчезает в тумане.

Семья возвращается с каникул.

Семья.

У той девушки, задушенной человеком, не сумевшим совладать с холодом и выпивкой, задушенной за то, что она посмеялась над ним, тоже была семья. В воображении Реда мальчик все еще спит, прислонившись к дверце машины, но там, где находилась подавшаяся вперед девочка, никого нет, пустота, и только, тщетно пытаясь заполнить ее, мечутся воспоминания. Что, если и эта семья лишится дочери? Что, если ее постигнет участь семьи Логанов? Люди, жизнь которых окажется разбитой вдребезги, будут даже лишены права узнать, в чем причина. Каково это – потерять ребенка и не иметь представления о том, кто виновен в его смерти? Каково это – каждую минуту помнить, что убийца избежал наказания и, возможно, находится где-то рядом? Видеть на улицах людей и без конца гадать, нет ли среди них того, кого ты ищешь?

Что будет с родителями Шарлотты Логан, если Ред промолчит, как обещал Эрику? А что, если полиция схватит другого человека? Всем хочется, чтобы кто-то был арестован и обвинен. Что, если полиция от безысходности задержит не того человека? Сможет ли Ред и тогда остаться в стороне и допустить, чтобы пострадал невиновный?

А если не сможет и обратится в полицию после того, как кому-то предъявят обвинение, его самого ждут крупные неприятности. Укрывательство! Пособничество!

У него в голове вертятся возможные статьи обвинения.

Все, время колебаний прошло. У него нет выбора. Он должен сделать то, что должен.

Ред пересекает поворот на развязку и прибавляет шагу. Налево, на Паркер-стрит, где велосипеды стоят перед домами, не прикованные цепями, и никому не приходит в голову их красть. Минует широкое пространство Паркер-Пайс: трава там прихвачена морозцем, а торчащий посредине фонарный столб, тот самый, у которого на прошлой неделе патрульный стоял над телом Шарлотты Логан, окутан туманом.

Ред толкает дверь полицейского участка Парксайд и заходит внутрь. Там пахнет хлоркой, участок пола у дальней стены влажный. Все ясно, пришлось избавляться от чьей-то пьяной блевотины.

Констебль на вахте смотрит на Реда поверх чашки с чаем.

– Чем могу служить, сэр?

– Если можно, я бы хотел поговорить с дежурным по участку.

Констебль зовет кого-то через плечо и снова поворачивается к Реду:

– Подождите, пожалуйста.

Ред благодарно кивает.

У стены в ряд стоят жесткие пластиковые стулья. Он выбирает самый дальний от пахнущего средством для дезинфекции пятна и садится, уставившись в противоположную, бледно-желтую стену.

"Обещай, что никому не расскажешь, Ред! Обещаешь? Обещаешь? Обещаешь?"

Слева от него открывается дверь, и появляется высокий человек в очках и со строго зачесанными волосами. Одна из нашивок на плечах его темно-синего джерси еле держится.

– Сержант Аккерман. Чем могу помочь?

Ред встает.

– Можем мы поговорить внутри?

– Конечно.

Аккерман отступает в сторону, давая ему пройти.

– Вон туда. Первая дверь направо.

Констебль на вахте поворачивается, смотрит, как Ред проходит мимо, и, взглянув на Аккермана, вопросительно поднимает брови. В ответ сержант пожимает плечами.

Первая дверь направо ведет в комнату для допросов, маленькую, обставленную по-спартански. Четыре стула, стол, окон нет. Ред размышляет о том, каких только подонков не видела эта комната. И о том, не станет ли он, сделав то, что собирается, хуже их всех, вместе взятых. Они садятся. Аккерман смотрит на Реда и ждет, когда тот заговорит.

Последний шанс повернуть назад.

Ред делает глубокий вдох и быстро, пока не утратил решимость, произносит:

– Я знаю, кто убил Шарлотту Логан.

Аккерман молчит. Его выражение усталого ожидания остается фиксированным. Может быть, ему наносят подобные визиты каждую ночь.

Ред продолжает:

– Это Эрик Меткаф, студент Тринити-колледжа.

Ну вот. Главное сказано.

Наконец, впервые, нарушает молчание и Аккерман:

– А откуда вам это известно?

Ред видит, как его голова и плечи отражаются в очках Аккермана. Линзы растягивают его черты, глаза оказываются по бокам головы, отчего он выглядит похожим на лягушку. Но даже при таком искажении он видит на своем лице печаль. Глубокую, непомерную печаль. Скорбь по невосполнимой утрате.