Предательство страсти - Бакст Настасья. Страница 40

Елизавета неожиданно замолчала. Епископ увидел в ее глазах немой укор. Она ведь не может при Бетти сказать Максимилиану, что он слишком часто приглашал ее и Реджи в свой охотничий замок, что Максимилиан слишком часто оставлял их одних… Когда Елизавета поняла, что беременна, лорд Сазерленд сделал ей предложение, от которого, что называется, «нельзя отказаться». Нет, Максимилиан не тащил Елизавету к алтарю силком, он не заставлял ее вступать в брак с Реджи.

Максимилиан просто приглашал их двоих в свой охотничий замок, лорд Сазерленд хотел жениться на Елизавете, а она была слишком чувственна, молода и хотела острых впечатлений… Нет, Максимилиан ни в чем не виноват.

Епископ замолчал. Он не стал больше спорить.

— Баронесса фон Штерн пыталась покончить с собой, — сказал он, наконец, правду, и как ни странно, почувствовал облегчение.

— Что?! — женщины замерли, повисла мертвая тишина, а затем заговорили все сразу.

— Несчастная! — причитала Бетти, утирая глаза платочком. — Конечно, она не выдержала визита этого подлеца…

— Вы должны немедленно ее освободить! — требовала герцогиня Йоркширская.

Леди Сазерленд молча смотрела на Максимилиана. Тот взглянул в ее блестящие, прекрасные глаза, которые совершенно не изменились за все эти годы, и не смог выдержать этого обвинительного женского взгляда, который сказал ему больше, чем недели раздумий, молитв и чтения философов. Епископ смотрел в глаза Елизаветы и понял, что не имеет права принести еще одну женщину в жертву своей политической карьере.

Максимилиан сдался.

Разбирательство тянулось долго. Граф Салтыков четыре месяца находился в Петербурге под домашним арестом, а затем, как только лег снег и стало возможным передвигаться на санях — был сослан в Сибирь в один из опасных отдаленных гарнизонов. Оглушительного провала ему не простили, но он и сам утратил всякое желание оставаться в Петербурге.

Княгиня Дашкова, провожая его карету в дальний путь, сказала ему напоследок:

— Помните, мой друг, я говорила вам, чтобы вы не зарекались от любви? Вы посмеялись и ответили, что с вами такого никогда не случится?

Салтыков улыбнулся ей в ответ.

— Беру свои слова обратно.

— Если бы вы знали, как я завидую той женщине! — вдруг воскликнула княгиня, и порывисто схватила Салтыкова за руку. — Ей выпало величайшее счастье — любить и быть любимой! За это можно вытерпеть любые страдания!

Вы читаете слишком много романов, моя дорогая Полина, — помрачнел граф. — Поверьте, ни одна из известных мне женщин, а я их знаю не мало, не вынесла бы и десятой доли тех страданий, что выпали на долю Мари. Если бы я знал, что моя смерть избавит ее от этих страданий, то незамедлительно пустил бы себе пулю прямо в лоб.

— Простите, — княгиня покраснела. — Мне бы не хотелось расстаться с вами на такой ноте. Пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать. Обещаю, что бы это ни было — я сделаю!

— Обещайте мне, что если когда-нибудь Мари фон Штерн придет к вам за помощью — вы выполните ее просьбу, — ответил граф.

— Я знала, что вы попросите именно это! — воскликнула графиня. — И мне кажется, что она обязательно придет!

— Это безумие — верить в то, что она еще когда-нибудь захочет меня увидеть, но…

Салтыков отвернулся. Княгине показалось, что он стер слезу, скатившуюся по его щеке.

— Прощайте, Полина! — граф захлопнул дверцу кареты. — Трогай!

Кучер взмахнул бичом, и почтовая четверка рванулась с места.

Княгиня села в свою карету и заплакала. Граф Салтыков ведь мог просить о помиловании, мог броситься в ноги государыне, мог воспользоваться своими связями! Но предпочел Сибирь, маленький военный гарнизон, постоянную опасность погибнуть или от холода, или от вражеских пуль. Почему?

— Неужели его жизнь так пуста без этой женщины? — Полина почувствовала сильный укол ревности, но тут же устыдилась своего черного чувства. Княгиня поняла, что просто завидует Мари фон Штерн, которая любит и любима, которой выпало великое счастье, за которое стоит бороться.

Всемогущая фрейлина Дашкова завернулась в свою соболью шубу и приказала кучеру:

— Во дворец!

Екатерина II ожидала ее.

Елизавета рассказала Мари, каких невероятных усилий стоило графу Салтыкову добиться приезда в монастырь. Она рассказала, что он поплатился своей карьерой и растратил почти все свое состояние на то, чтобы получить согласие всех дипломатов, заинтересованных в этом деле. Александр пошел на огласку своей тайной деятельности, что вызвало чудовищный дипломатический скандал. Он даже добился признательных показаний у представителей масонского ордена, в том, что архив де Грийе находится у них и не представляет в настоящий момент никакой угрозы. Баронесса фон Штерн слушала рассказ Елизаветы в полнейшем изумлении.

— Господи… Но почему он не сказал мне об этом?! — воскликнула она, когда леди Сазерленд закончила.

— Но, дорогая, вы просто не дали ему шанса, — ответила та с легким укором.

Почти полгода Мари добивалась разрешения приехать в Россию. Историю с архивом уже почти забыли, всех занимала надвигавшаяся война между Францией и Пруссией. Неожиданно, в начале зимы, когда Мари уже почти отчаялась получить разрешение на приезд в Россию, ей пришел положительный ответ. Не думая о предстоящих трудностях, баронесса фон Штерн, приняв щедрую помощь леди Сазерленд, которая приютила ее в Англии и великодушно снабдила средствами к существованию, отправилась в путь.

Петербург поразил баронессу своей пышностью и торжественностью. Перед глазами Мари предстало поистине фантастическое зрелище. Огромный, покрытый инеем, дворец небесно-голубого цвета возвышался над рекой, закованной во льды. Гранитные набережные, вдоль которых тянутся великолепные дворцы, гигантские площади и удивительные памятники. Особенно баронессу поразил памятник Петру I. Она долго пыталась понять, как он сохраняет равновесие, но так и не смогла.

Прямо в порту Мари встретил приятный высокий офицер, который представился графом Нестеровым и проводил ее во дворец княгини Дашковой.

Когда перед баронессой открылись огромные дубовые двери, она замерла в восхищении перед титанической мраморной лестницей, украшенной прекрасными статуями и барельефами.

Дворецкий провел гостью по длинной анфиладе залов, заполненных великолепными картинами, хрусталем, изумительной мебелью и позолоченными безделушками. Мари приходилось бывать во дворце прусского короля, и до этого момента она считала, что большей пышности невозможно себе представить. Баронессе стало стыдно за свое измятое дорожное платье и простую прическу.

Полина Дашкова встретила ее в своем кабинете. Княгиня некоторое время смотрела на Мари, затем разочарованно вздохнула.

— К сожалению, вы гораздо красивее, чем я вас себе представляла.

Мари почтительно присела, но головы не опустила.

— Один человек, которого вам довелось близко знать, просил меня выполнить любую вашу просьбу, — княгиня села, брови ее слегка нахмурились.

Приезжая немка держалась слишком независимо.

— Наверняка, у вас такая просьба есть, — продолжила Дашкова. — Вы можете изложить мне ее суть, а я, со своей стороны, постараюсь незамедлительно исполнить.

Мари глубоко вдохнула, а затем громко и отчетливо произнесла:

— Я хочу, чтобы вы помогли мне найти графа Салтыкова и остаться с ним в России, — баронесса сделала паузу, а затем добавила чуть слышно, — если он, конечно, этого пожелает…

Княгиня внимательно посмотрела на баронессу фон Штерн, чье имя полгода назад было на устах у всей Европы. Эта женщина прошла сквозь пламень и теперь готова бороться со снегом и льдом.

— Граф Салтыков сослан в Сибирь, — сказала Дашкова, не отрывая глаза от лица Мари.

Та не вздрогнула, не испугалась, не проявила никакого замешательства.

— Значит, я хочу поехать вслед за ним, — спокойно ответила она.

Вы хотя бы представляете себе, что это значит?! — княгиня встала и отвернулась к окну. — Я могу сделать вас камер-фрейлиной, я могу обеспечить вас до конца дней, могу выдать замуж за человека самого — благородного происхождения! Подумайте еще раз, у вас только одна просьба, а вы собираетесь выбрать себе смертный приговор!