Корабли времени - Бакстер Стивен М.. Страница 33

— Да, это воистину великое открытие.

Однако он недовольно посмотрел на меня и во взгляде я прочитал его сомнение в моих умственных способностях. После чего он отвернулся и стал возиться с «аппаратурой».

Я воспользовался этим. Чтобы перетащить на свою сторону морлока.

— Ну, что скажете, Нево? Превосходная демонстрация.

— Да, — откликнулся он. — Но я удивлен, как он мог не обратить внимания на радиоактивность этой загадочной субстанции, платтнерита. Сквозь очки ясно видно…

— Радиоактивность?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Вам что, незнаком этот термин? — И он коротко изложил мне теорию этого явления, рассказав о веществах, вместе с испусканием света теряющих свою массу. По мнению Нево все известные в природе элементы обладали этим свойством — в большей или меньшей степени. Некоторые, как, например, радий, делали это настолько интенсивно, что результаты поддавались измерениям.

Этот рассказ всколыхнул воспоминания:

— Помню была такая игрушка, называлась «спинтарископ» [3] — сказал я Нево. — Там радий размещался рядом с экраном, покрытым сульфидом цинка.

— И экран при этом фосфоресцировал.

— Совершенно верно. Это вызвано тем, что атомы радия бомбардировали его.

— Но ведь атом невидим, он…

— Модель атома была продемонстрирована Томсоном [4] в Кебриджском университете, всего через несколько лет после вашего перелета в будущее.

— Модель атома? Томсон? Да я сам встречался несколько раз с Джозефом Томсоном — мы с ним почти одного возраста. И вы хотите сказать, что этот выскочка и неуч…

И тут я впервые раскаялся в своем преждевременном шаге. Так просто расстаться со своим временем, выключить себя из него — и броситься путешествовать во времени, оставив настоящую жизнь — и настоящие открытия там — в моем не прожитом будущем. Ведь даже без модели машины времени я мог не раз скрестить шпаги не только со стариной Томсоном, но и со многими другими учеными моего времени. Нам было о чем поспорить. Впервые оставленная мной жизнь мне показалась мне более интересной и захватывающей, чем любые путешествия во времени.

Моисей к этому времени закончил возиться с прибором и уже потянулся к выключателю натриевой лампы — но тут же с криком одернул руку.

— Простите, сказал Нево. Поспешно убирая пальцы, встретившиеся Моисею на пути.

— Что это было? — Моисей тер ладонь так, словно пытался вывести с нее пятно. — Ваши пальцы… Отчего они такие холодные? — Он уставился на Нево, словно бы видел его впервые.

Нево вновь извинился:

— Я не хотел вас напугать. Но…

— Да? — тут же поспешил я.

Морлок вытянул длинный палец к рамке с платтнеритом:

— Смотрите.

Вместе с Моисеем мы склонились над аппаратом.

Сначала разглядеть не удавалось ничего, кроме отражения натриевой лампы и тонкого слоя пыли на стекле… но вскоре я различил сияние, исходившее от платтнерита — стеклянная рамка светилась зеленоватым светом, словно окно в другие миры. Постепенно свечение усилилось, отражаясь в пробирках, ретортах и прочей лабораторной амуниции.

Мы вернулись в гостиную. Камин давно потух и в комнате воцарился пронизывающий холод поздней ночи. Но Моисей, не обращая внимания на такие пустяки подлил мне бренди в стакан и предложил сигару. Нево попросил воды. Я с вздохом раскурил скрученные табачные листья на глазах изумленного Нево, тут же потерявшего дар речи и жестов, усвоенных от меня.

— Ну, что ж, сэр, — заговорил я. — И когда же вы намереваетесь опубликовать результаты ваших замечательных выдающихся исследований?

Моисей почесал затылок и распустил узел цветастого галстука.

— Не уверен, — признался он, — Что я могу сказать что-нибудь новое в науке, кроме перечисления замеченных аномалий столь непостижимого вещества как платтнерит. И все же, возможно более светлые головы, чем моя, сумели бы прийти к результатам — например, как синтезировать это вещество в лабораторных условиях.

— Это невозможно, — изрек Нево.

— Что невозможно?

— Производство радиоактивных материалов в течение ближайших десятилетий нереально. Это История.

Моисей удивленно поднял брови, но промолчал.

— Так значит, публикация отодвигается на неопределенный срок?

Он заговорщически подмигнул мне — узнаю себя в молодости — и сказал: — Всему свое время. Признаюсь вам — я не совсем ученый — не то, что принято понимать под этим словом. Кропотливый, дотошный, готовый без конца рыться в мироздании, доказывая себе и другим затаенные в нем парадоксы. Короче говоря, не то, каким он предстает перед нами в научных изданиях.

— А вы, стало быть…

— О, я не порицаю не в коем случае тружеников науки! Просто я считаю, что есть более интересные пути приложения этих открытий. — Он отхлебнул бренди из своего стакана. — У меня уже есть несколько публикаций — в том числе одна в «Трудах философского общества». Но работа с платтнеритом…

— И что она?

У меня странное предчувствие. Здесь кроется нечто большее, чем изучение природы света или оригинального вещества.

Я невольно потянулся в кресле, заметив, как оживилось его лицо. Была середина ночи — мир словно замер вокруг, онемел — и каждая окружающая деталь приобрела особое значение. Словно пропитываясь тайной мироздания. Я услышал таинственный стук часов во всем доме: настенных «ходиков», карманной «луковицы» и остальных хронометров, расставленных по этажам.

— Скажите, скажите мне. Что вы имеете в виду? Ведь вы не договорили.

Он одернул свой забавный донжуанский сюртук.

— Я уже говорил вам о том, что искажения света, преломляющегося в платтнерите, имеют темпоральную природу. Что это значит? Это значит, что луч, перемещается между двумя точками пространства без вмешательства времени. И, как представляется мне, напряженно продолжал он, — таким же образом — теоретически — могут перемещаться материальные предметы. Объекты. Если смешать платтнерит с подходящей кристаллической субстанцией: например, кварцем или другим природным минералом…

— То?..

Тут он пришел в себя: отставил решительным движением стакан с недопитым бренди и оперся локтями на стол. Зеленые глаза его были совсем рядом. Он смотрел на меня в упор.

— Не уверен, что имеет смысл продолжать. Вы видите: я был с вами искренен. Настало время вам ответить такой же искренностью. Вы готовы?

Вместо ответа я еще раз посмотрел ему в глаза — глаза, смотревшие сквозь 18 лет, глаза, которые я каждый день видел в зеркале для бритья.

— Кто вы? — прошептал он, словно опасаясь ответа.

— Ты знаешь. Или до сих пор не догадался?

Пауза стала затягиваться. Морлок заерзал в кресле, но сейчас его присутствие было призрачным и почти невероятным — не имеющим значения для нас обоих.

Наконец Моисей выдавил:

— Да, да. Кажется, я понял.

Я не спешил обрушить на него всю тяжесть правды. То, что Моисею представлялось интригующим вымыслом, полуфантастическим предположением, воплотилось в реальном объекте, сделанным моими — и его — руками. Столкнуться с воплощением мечты. Да еще и с самим собой, пришедшим из другого времени — было непростым испытанием.

— Мое появление здесь — неизбежный результат твоих поисков. — подчеркнул я.

Он взглянул на меня по-новому, скользнув оценивающим взглядом по моему лицу, волосам, одежде.

Я пытался разглядеть себя посмотреть на себя со стороны, глазами двадцатишестилетнего. Тут же невольно я пригладил волосы, которых не расчесывал с самого 657 208-го года, и втянул живот, в молодости не имевший таких очертаний. И все равно особого восторга в его лице не ощущалось.

— Посмотри как следует, — с чувством сказал я. — Перед тобой твое будущее.

Он почесал подбородок.

— Малоподвижный образ жизни? И оттопырил большой палец в сторону Нево. — А это кто? Неужели…