Консервный ряд - Стейнбек Джон Эрнст. Страница 25
Глава XXIII
Черная туча опустилась на Королевскую ночлежку. Всякое веселье угасло в ней. Мак вернулся из лаборатории с выбитыми зубами и разбитой губой. Чтобы еще больше наказать себя, Мак не стал мыть лицо. Он лег в постель, натянул на голову одеяло и не вставал весь день. Сердце его болело так же сильно, как разбитая губа. Он перебирал в уме все плохое, что сделал в жизни, и оказалось, все, что он делал, было плохо. Ему стало очень горько.
Хьюги с Джонсом посидели немного, глядя в пространство, и пошли на рыбозавод «Эдиондо», попросили работу и получили ее.
Элен почувствовал себя так погано, что двинулся в Монтерей, затеял драку с солдатом и был сильно побит. Ему сразу стало легче, еще бы – получить хорошую трепку от человека, которого мог уложить на обе лопатки мизинцем.
Милочка одна была счастлива из всей компании. Она весь день сидела под кроватью Мака и с наслаждением грызла его туфли. Она была умная собака, и зубки у нее были острые. Два раза в приступе лютого отчаяния Мак вытаскивал ее из-под кровати и брал под одеяло для компании, но она вырывалась и продолжала терзать туфли.
Эдди побрел как во сне в «Ла Иду» поговорить с другом-барменом. Выпил немного, занял несколько пятицентовиков, опустил их в музыкальный автомат, пять раз слушал «Грустную девушку».
Весь Консервный Ряд отвернулся от Мака с ребятами; они знали это и знали, что поделом. Они стали отщепенцами общества. Были забыты все их благие намерения. Они ведь хотели угостить Дока, но этот факт, даже если и был известен, никем не упоминался и не принимался в рассуждение. Об учиненном разгроме судачили в «Медвежьем стяге». О нем говорили в консервных цехах. В «Ла Иде» разгром обсуждали пьяницы, добродетельно покачивая головами. Ли Чонг отказывался давать какие-нибудь объяснения. Его финансовое нутро было все в синяках и кровоподтеках. Слухи в конце концов вылились в следующую историю: «Они украли спиртное и деньги. Вломились в лабораторию и перевернули все вверх дном исключительно из жестокости и по чистой злобе». Причем это говорили люди, хорошо знавшие, как все произошло. Пьяницы из «Ла Иды» предлагали пойти и поколотить их к чертовой матери, чтобы неповадно было обижать такого человека как Док.
Только сплоченность и бойцовские качества команды Мака спасли их от возможной расправы. Люди, давно утратившие благородство души, кипели благородным негодованием. Сильнее всех метал громы и молнии Том Шелиган, а уж он бы не преминул участвовать в дебоше, будь он поблизости.
Общество отринуло от себя Мака с ребятами. Сэм Мэллой перестал заговаривать с ними, когда они шли мимо его котла. Они замкнулись в себе, и никто не знал, удастся ли им вернуть общее расположение. Социальный остракизм влияет на людей по-разному: либо человек преисполнится решения стать лучше, чище, добрее, либо напротив, совсем испортится, бросит всему свету вызов и пустится во все тяжкие. Последнее встречается во сто крат чаще.
Добрые деяния Мака с ребятами точно поместили на чашу весов добра и зла. И что оказалось: они были ласковы и добры с Милочкой, они были великодушны и терпимы друг с другом. Когда схлынул острый приступ отчаяния, они устроили в Королевской ночлежке генеральную уборку, какой никогда прежде не устраивали. Вычистили до блеска плиту, выстирали всю одежду, белье и даже одеяла. Финансовые их дела благодаря трезвому поведению поправились. Хьюги и Джонс работали и приносили домой всю зарплату. Провизию они покупали в магазине «Дешевые товары» – не могли вынести укоряющего взгляда Ли Чонга.
Именно в эти дни Док высказал одну мысль, которая могла бы быть верной, но в цепи его рассуждений отсутствовало одно звено, а потому и не узнать теперь, верна ли та мысль. Было четвертое июля. Док сидел у себя в лаборатории с Ричардом Фростом. Они пили пиво, слушали новый альбом Скарлатти и смотрели в окно. Возле Королевской ночлежки лежало большое бревно, на котором сидели Мак с ребятами, греясь в лучах полуденного солнца Они сидели на склоне холма и смотрели вниз на лабораторию.
– Поглядите на них, – сказал Док. – Вот вам истинные философы. Я думаю, что Мак и ребята знают все, что когда-либо случалось в мире, более того, они наверняка знают, что еще в мире случится. По-моему, они гораздо успешнее, чем другие, выживают на этой земле. В то время, как люди убивают себя, потворствуя своим амбициям и алчности, надрывая нервы, они живут безо всякого напряжения. Все наши так называемые преуспевающие мужчины и женщины – больны, у них расстроены желудки и души. Мак же и его ребята – здоровы и на удивление чисты. Они делают, что хотят. Они удовлетворяют свои потребности, называя вещи своими именами.
От этой длинной речи горло у Дока пересохло, и он осушил стакан пива. Помахал в воздухе двумя пальцами и улыбнулся.
– Ничего нет приятнее первых глотков, – сказал он.
– А по-моему, они ничем не отличаются от всех остальных людей. Просто у них нет денег.
– Они могут иметь их, – сказал Док. – Могут погубить свою жизнь и разбогатеть. У Мака задатки гения. Все они смекалистые ребята; если им что надо, головы у них работают. Просто им открыта истинная сущность вещей и они не ловятся на всякую глупость.
Знай Док, в каком унынье пребывает сейчас компания Мака, он на этом бы остановился. Но Доку никто не говорил, каким презрением окружило их общество.
Он медленно налил пиво себе в стакан.
– Думаю, я смогу убедить тебя в своей правоте, – сказал он. – Видишь, они сидят на бревне и смотрят в нашу сторону? Ну так вот – через полчаса на Маячной улице появится парадное шествие, посвященное Четвертому июля. Стоит им повернуть головы, и они увидят его, стоит встать, и они смогут им полюбоваться, а уж если пройти два коротеньких квартала, так парад прошествует в двух шагах от них. Так вот, они даже головы не повернут.
– Ну и не повернут, – сказал Ричард Фрост. – Что это доказывает?
– Что доказывает? А то, что они знают все об этом параде. Они знают, что первым поедет мэр и на капоте его машины будут развеваться флаги. За ним последует Длинный Боб на белом коне с флагом, пойдут городской совет и две роты солдат из форта, затем члены Общества в защиту американских оленей под лиловыми зонтиками, рыцари-тамплиеры, украшенные белыми страусовыми перьями, с мечами в руке; рыцари Колумба, украшенные алыми перьями, с мечами в руке. Будет играть оркестр. Мак с ребятами все это знают. Они все это видели. И не хотят смотреть еще раз.
– Нет такого человека, который не хотел бы посмотреть парад, – сказал Ричард Фрост.
– Поспорим?
– Поспорим.
– Меня что всегда удивляло, – сказал Док. – Качества, которыми мы восхищаемся в человеке – доброта, щедрость, открытость, прямодушие, понимание, чувствительность, – все они обеспечивают неуспех в нашей системе. Те же черты, которые мы считаем гнусными – лукавство, алчность, жажда наживы, подлость, низость, эгоизм, своекорыстие, – все это, напротив, гарантирует успех. Людей восхищает первый джентльменский набор, но пользоваться они любят плодами второго.
– Кто согласится быть честным, но голодным? – сказал Ричард Фрост.
– Дело не в голоде. Дело совсем в другом. Каждый волен выбирать между спасением души и всеми царствами мира, и почти все выбирают земные царства. Все да не все. Везде в мире встретишь такого Мака с его ребятами. Я видел его в продавце мороженого в Мексике, в алеуте на Аляске. Вы ведь знаете, ребята хотели угостить меня. Но что-то в какой-то миг пошло не так. А ведь они хотели устроить мне вечеринку. Вот что ими двигало. Стоп, – прервал себя Док, – кажется, уже слышен оркестр.
Он поспешил наполнить стаканы, и оба подошли к окну.
Мак с ребятами в полном унынье сидели на бревне и смотрели на лабораторию. Звуки оркестра доносились со стороны Маячной улицы, барабанная дробь эхом отскакивала от домов. Наконец из-за поворота выехала машина с мэром, над капотом у нее полоскались флаги, следом скакал Длинный Боб на белой лошади, неся в руке флаг, затем оркестр, затем солдаты, члены Общества в защиту американских оленей, рыцари-тамплиеры, рыцари Колумба. Ричард с Доком не отрываясь смотрели в окно. Но привлекал их внимание не парад, а цепочка людей, сидевших на бревне.