Золотая чаша - Плейн Белва. Страница 35

– Учитывая возражения Хьюзов против их брака, это было бы ужасно.

Сплошное уныние. Ее губы скорбно изогнулись на слове «ужасно». Но дядя Альфи и тетя Эмили казались такими счастливыми. Любой бы догадался об этом уже по одному тому, как лежала его рука на спинке ее стула.

– Да, это была, как говорят, полоса невезения. Он всегда интересовался недвижимостью, – продолжала бабушка Анжелика чуть пободрее, – и недавно на паях с двумя компаньонами приобрел небольшой дом неподалеку от Кэнал-стрит.

– Ну, – заявила старая миссис Вернер, – он, должно быть, пошел на жертвы ради жены.

– Альфи всегда все для нее делал, – отчеканила Анжелика.

Она заговорила громче, надеясь, что ее услышат мужчины в другом конце комнаты, но те, занятые бренди, не обратили внимания на ее слова.

– Альфи говорит, что в скором времени Нью-Йорк перегонит Лондон и превратится в главный город мира. Он все вкладывает в недвижимость.

А это уже сказано в пику моему отцу, сообразил Фредди.

«Трущобные дома», всегда говорил Дэн, когда при нем заходила речь о сделках дяди Альфи.

– Ваш сын, кажется, не кончал колледжа? – спросила миссис Вернер.

Она ведь отлично знает, что Альфи не учился в колледже, подумал Фредди. Вредная старуха, говорил о ней Пол, хотя она была его родной бабушкой.

– Его с юных лет интересовал только бизнес, – холодно ответила Анжелика. – У него прекрасное деловое чутье.

– Что ж, это не самый плохой выбор, – объявил подошедший к женщинам Уолтер Вернер. – А вообще, главное в жизни, по-моему, усердно трудиться и приносить хоть какую-то пользу людям.

– Да, усердно трудиться, – повторил его отец.

Они принесли стулья и уселись рядом с женщинами, образовав полукруг.

– Меня жизнь не баловала, я получил немало тычков и зуботычин, – продолжал Вернер-старший. – Это и было моим колледжем. Мой сын окончил Йель. А почему он смог это сделать? Да потому, что сначала я прошел школу тычков и зуботычин. Мой отец, как вы знаете, был уличным торговцем. Он привез меня в Америку мальчишкой. Да, он был уличным торговцем, и я не собираюсь это скрывать. Наоборот, я горжусь этим.

Его жена, которой, надо полагать, до смерти надоели рассказы мужа о своем простом происхождении, перебила его, обратившись к Полу:

– Сыграй нам что-нибудь, Пол. Пол рассмеялся.

– Я не играю. Я прекратил брать уроки лет десять назад.

– Нам всем надо послушать игру Фредди, – вмешалась Флоренс. – Он одаренный мальчик.

Фредди съежился. Его взгляд, обращенный к матери, был полон ужаса, вызванного одной лишь мыслью о том, что придется играть при чужих людях.

– Да, – подхватил Дэн, – он очень талантлив, хотя сам этого не сознает, или отказывается признать. Почему бы тебе не сыграть ту пьесу Моцарта, которую ты недавно разучил, Фредди?

В глазах Фредди светилась мольба. Хенни не смогла бы с уверенностью сказать, объяснялось ли это нежелание сыграть его обычной застенчивостью или сегодня на то были и какие-то иные причины. Ей показалось, что во взгляде сына, когда он смотрел на отца, появлялась неприязнь, даже враждебность, особенно когда Дэн попросил его сыграть. Но откуда бы взяться этой неприязни?

Хенни досадливо поморщилась: когда же, наконец, жизнь перестанет быть такой сложной.

Она тоже ответила мальчику взглядом; они привыкли понимать друг друга без слов: «Сыграй, Фредди, отец просит тебя. Он переживает из-за того, что ты так застенчив. Сыграй, пожалуйста».

– Мне обязательно это делать? – прошептал Фредди.

– Знаете, что? – предложила Флоренс. – Пока Фредди думает, пусть Мими сыграет для нас. Какую-нибудь немецкую песенку для бабушки. «Roslein auf der Heide», например, а, Мими? – И со свойственным ей тактом, всегда восхищавшим Хенни, перевела название для Эмили, не знавшей немецкого: «Розочка на лугу».

Мими села за рояль и бодро, но абсолютно бездарно заиграла незамысловатую вещицу. Господи, смешно было бы сравнивать ее игру с игрой Фредди. Дэн уставился в пространство, избегая встречаться взглядом с сыном. Его злила и тревожила излишняя стеснительность мальчика.

Фредди похож на меня, подумала Хенни, вспомнив себя в детстве и вдруг остро ощутила собственную вину, хотя, конечно, нелепо обвинять себя в том, что от тебя не зависит. В следующий момент у нее мелькнула мысль, что в четырнадцать лет Фредди пора бы и измениться, но она тут же сказала себе, что он никогда не изменится. Сердце ее исполнилось такой нежной любовью к сыну, таким огромным желанием защитить его, какие вряд ли возникли бы в ее душе, будь он похож на Пола… или на Лию…

Мими кончила играть и все зааплодировали. Девушка улыбнулась со смущенной гримаской, словно показывая, что она не против аплодисментов, хотя и понимает, насколько они незаслужены.

– Чудесно, – похвалила Флоренс. Мими покачала головой.

– Что вы, я такая бездарная.

– Ну, не больше, чем я, – заявил Пол. Миссис Майер погрозила ему пальцем.

– Не говори, Пол, мы-то знаем, какой ты. Ты ведь был одним из лучших учеников в школе. Сейчас в этой школе учится мой племянник, он говорит, о тебе там до сих пор вспоминают с восторгом.

Одна из кузин тут же спросила, что это за школа.

– Университетская школа Сака, – с готовностью ответил Уолтер Вернер. – Прекрасная школа, – с нажимом добавил он и повернулся к Дэну. – Вам бы следовало послать туда Фредди. Он необычный мальчик, это сразу видно. У него такой изумительно богатый лексикон.

– Я не могу позволить себе этого, а и мог бы, не отдал бы его в эту школу. – Дэн «завелся». – Я не одобряю частных школ.

Наступила минутная пауза, потом Флоренс добродушно возразила:

– Хотя вы и преподаете в государственной школе, Дэн – и поверьте, я сама поддерживаю идею бесплатного обучения – признайте все же, что частные школы имеют определенные преимущества: маленькие классы, более индивидуальный подход. Это относится и к девочкам. Они кончают…

– Не говоря уже о том, – перебила ее бабушка Вернер, – что частные школы сводят вместе молодых людей одного круга. Учась в одной школе, девушки знакомятся семьями, выходят замуж за братьев своих подруг и на всю жизнь остаются друзьями. Это так здорово – прожить жизнь в окружении друзей.

Старший Вернер погладил свои золотые цепочки.

– Да, друзья. В прошлом году я был на обеде, который давал в «Уолдорфе» Рэндольф Гугенхеймер, так среди приглашенных не было ни одного, кого бы я не знал. Ах, что это было за зрелище! Незабываемое! Зал ресторана превратили в сад – тюльпаны, зеленые кусты, а в кустах пели канарейки. Как на выставке.

– Вот именно, на выставке, – пробормотал Дэн. Пол сдавленно хихикнул. Дядя Дэн не считал нужным скрывать свои мысли.

– Это еще что, – поспешно сказала Флоренс. – Иной раз читаешь о таких необыкновенных приемах и балах. Вот, например, банкет, который устроил наш бомонд. Интерьер первого этажа гостиницы был оформлен под залы Версальского дворца, гости были в костюмах, расшитых настоящими драгоценными камнями. Конечно, – добавила она, благоразумно понизив голос, хотя Эмили все еще находилась в другом конце комнаты, – это развлечение для знати. Мы о таком можем только читать.

– А вы не находите, что это отвратительно, даже если вы только читаете об этом? – спросил Дэн, появившийся из-за спины Хенни и посмотревший на всех темными серьезными глазами.

– О, но большинство этих людей… – начал Уолтер Вернер.

…Заработали это своим трудом, и они обеспечивают занятость, – мысленно закончил за него Пол.

– Заработали это своим трудом, – перебил его Дэн. – Я знаю. Как Гораций Алгер. [18]

– Дурацкие у него произведения, – вставил Пол. – Мне их стали подсовывать едва ли не с того времени, как я научился читать.

– Мой сын слишком критичен, – возразил Уолтер с мягким упреком. – В простых рассказах Алгера много жизненной правды, Пол. Иначе их не стали бы печатать и они не завоевали бы такой популярности.