Порт-Артур. Том 1 - Степанов Александр Николаевич. Страница 39

Как ни отнекивался Звонарев, Варя заставила его зайти к Белым и там пообедать. Здесь прапорщик застал уже пожилого подполковника Петра Дмитриевича Бутусова, командира Квантунского отдела пограничной стражи. Это был коренастый мужчина, с большой проседью и пышными усами, которые сливались с бакенбардами. Подбородок он тщательно пробривал Судя, пвчыгкьу, как запросто принимали его у Белых, можно была понять, что он свой человек в доме. Варя радостно – бросилась к нему навстречу и, выпуская сто слов в минуту, тотчас сообщила как их на обратном пути охраняли солдатыпограничники

– Они столько рассказывали нам интересного, – восхищалась Варя, – о том, как вы требуете от солдат хорошего отношения к китайцам.

– Теперь во время войны, особенно важно привлекать к себе местное население. Это тем более легко сделать, что всего шесть лет тому назад вовремя японокитайской войны японская военщина проявила крайнюю жестокость по отношению к китайцам, вырезая целые селения поголовно, не щадя ни женщин, ни детей. Обратить китайцев в своих союзников в этой войне – значит обеспечить свои тылы, обезопасить себя от японских шпионов и бандитов Этой простой истины никак не хотят понять наши правящие сферы, – горячо говорил Бутусов.

– Написали бы вы, Петр Дмитриевич, поэтому поводу докладную записку наместнику, – предложил Белый.

– Писал и лично докладывал и Алексееву, и Стесселю, и в министерство финансов, которому мы подчинены. Самому Витте [69] писал – ни ответа ни привета. Канцелярия наместника, правда, раз ответила – не суйтесь не в свое дело, – с горечью ответил Бутусов.

– Правящие сановники у нас понимают и признают только одну политику: тащить и не пушать. Широко применяют ее в России и считают наиболее подходящей ее и здесь, – согласился Звонарев.

– Мало я вас знаю, молодой человек, но дружеский совет все же дам – свои мысли и мнения держите лучше при себе, а то выскажетесь в этом роде в публичном месте и попадете в большую неприятность. Артур – далекая окраина Российской империи, но порядки здесь те же, что и в Москве и Саратове, – предупредил прапорщика Бутусов.

Уже стемнело, когда Звонарев отправился к себе.

Глава шестая

С утра подул холодный норд-ост, с моря налетел густой туман, видимость сократилась до десяти – пятнадцати саженей.

Незадолго до обеда в мастерских появился Борейко, как всегда шумный, подвижный и энергичный.

– Здорово, ребята, – приветствовал он мастеровых.

– Здравия желаем!

– Сразу видать – нестроевщина. Отвечают кто в лес, кто по дрова. Как работа идет? – обратился он к Звонареву. – Мне уже надоело тебя на Утесе дожидаться, решил сам приехать подогнать вас. Больно вы тут копаетесь.

– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, Борис Дмитриевич. Мы и так тут работаем даже в праздничные дни.

– Бабы блох скорее ловят, чем вы дело делаете. Дал бы ты им по полбутылки, разом дело закипело бы.

– Что верно, ваше благородие, то верно: с водкой дело куда скорее бы пошло, – поддакнули многие.

– Сережа, у тебя деньги есть? Пошли кого-нибудь за парой четвертух на всю братию. Пьяными не будут, а работа пойдет быстрее.

– Неудобно как-то в мастерских, – возразил Звонарев.

– Когда обедать пойдут, я сам каждому из них по чарке поднесу. Вали кто-либо за водкой.

– Нам, ваше благородие, не продадут.

– Прапорщик сейчас вам записку даст, что водка нужна для технических целей.

– Не поверят, ваше благородие.

– А шут с ними, пусть не верят. Раз казенная печать есть, верь не верь, а водку подавай. Аида, Сережа, поскорее сваргань это у себя в канцелярии.

Когда Звонарев ушел, Борейко стал ходить между клепальщиками, приглядываясь к работе. Он принадлежал к числу людей, которые равнодушно не могут видеть работу других.

– Дай-ка мне тоже молоточек, – обратился он к Братовскому. – Хочу и я малость им помахать. Мальчишкой, бывало, из кузницы не вылазил, любил молотобойничать.

Борейко подали кувалду, он попробовал ее и отбросил.

– Больно легка, не по руке. Давай которая потяжелее.

Вооружившись чуть не пудовой кувалдой, он принялся за работу, но дело у него не клеилось: заклепки садились криво, мялись, и клепка получалась плохая.

– Силы, ваше благородие, надо поменьше, а ловкости побольше; позвольте, я вам покажу, – предложил Братовский.

Когда Звонарев вернулся обратно в цех, он застал Борейко в одной рубашке, с увлечением действующею кувалдой под присмотром Братовского.

– Лихой из тебя коваль, Боря, вышел бы. Иди в мастерскую – старшим кузнецом сразу сделаю, – улыбнулся Звонарев.

– Люблю поразмяться. Силушка по жилочкам так и забегает, – утирал потный лоб Борейко. – Я хочу сразу внести все переделки в лафет: полки для квадрантов на стрелах, что к цапфе прикрепляем, прицелы насечь на большую дистанцию. Разметки я уже сделал. Видел я щиты у моряков около пушек, решил и у нас их пристроить. Чертежик тоже набросал. Пойдем-ка в канцелярию и поговорим, что да как.

Познакомившись с чертежами Борейко, Гобято удивленно посмотрел на него.

– Выдумщик вы, Борис Дмитриевич. Вам бы в артиллерийскую академию идти.

– В академию рылом не вышел. А с пушками повозиться люблю, есть грех, – ответил поручик. – Мыслишка у меня давно в голову засела, как бы нам облегчить подачу снарядов из погребов к орудиям. Это самая тяжелая у нас работа, да и мешкотно, много времени на это уходит. Солдаты мне верную мысль подсказали – использовать для этого силу отката орудия при выстреле. И откат слабее будет, и заряжать станет легче. Только как это сделать – не соображу. Лебедкин – есть у нас там такой, из мастеровых, – предложил трос к лафету прикрепить да перебросить через блоки к снарядному кокору [70]. По его соображениям, как раз силы хватит, чтобы снаряд поднять. Только вот рывок при выстреле получается. Опасно, как бы при этом снаряд не взорвался.

– Идея неплохая. Для смягчения первого рывка можно пружину поставить, тогда движение плавнее будет, – согласился Гобято.

Прошло больше часа, пока наконец договорились и окончательно решили, какие еще нужны будут переделки в орудиях и лафетах.

– Чуть не забыл, – спохватился Борейко, – нас с тобою, Сережа, сегодня вызывают к часу дня в офицерское собрание, на заседание суда Общества офицеров по делу Чижа.

– Первый раз слышу! По какому еще это делу Чижа? – удивился Звонарев.

– Забыл, как мы его вывели на чистую воду с артельными суммами? Он, оказывается, очень обиделся, что я его назвал жуликом, и подал жалобу в суд Общества офицеров. Белый приказал его разобрать. Тебя и Жуковского вызывают в качестве свидетелей, а меня в качестве ответчика. Идем поскорее, пока не опоздали.

В Управлении артиллерии, в библиотеке, уже собрался весь состав суда. Председательствовал Тахателов, а членами были капитан Страшников и капитан Мошинский. Все они были в парадных мундирах, при орденах и оружии. Тут же находился и Чиж.

Как только вошли Борейко со Звонаревым, Такателов начал заседание. Секретарь суда, мрачный чиновник, опросил Чижа и Борейко, имеют ли они отводы против состава суда и свидетелей. Их не оказалось.

– Поручик Борейко, почему вы не в парадной форме? – спросил Тахателов.

– У меня ее нет, заложил в ломбард.

Звонарев заявил, что еще не успел сшить мундир.

– Заняли бы где-либо на заседание суда, – хмуро заметил Страшников, суетливый, с бегающими глазами сорокалетний капитан.

Другой член суда, Мошинский, только укоризненно покачал головой, поблескивая стеклами своих очков в круглой металлической оправе. Козлиная бородка и длинные, закинутые назад волосы делали его больше похожим на сельского учителя, чем на офицера.

– Занять-то не у кого. Ничей мундир на меня не налезет, – возразил Борейко.

Тахателов предложил считать уважительной причиной отсутствие мундиров у Борейко и Звонарева.