Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич. Страница 25

– Предложение дельное. Я поговорю с генералом.

– Упаси вас бог! Мигом прикажет сдать все излишки, – замахал руками поручик.

– Ну да бог с ним, – после минутного раздумья решился командир. – Семь бед – одни ответ. Валяйте!

– Заяц, сюда! – рявкнул на всю столовую Борейко. – С завтрашнего дня будешь к утру готовить кашу-размазню да приправлять ее маслом.

– Слушаюсь. Сразу сытей солдатскому брюху будет.

– У нас, кажется, люди пока не голодают, – заметил Звонарев, вглядываясь в загорелые, упитанные лица солдат.

– Где воруют, там солдаты худые и голодные. Много, Заяц, крадешь? – вдруг обернулся Борейко к артельщику. – Тимофеич! – подозвал он взводного Родионова.

Фейерверкер степенной походкой подошел к офицеру и взял под козырек.

– Жирен что-то Заяц больно стал.

– Они летом всегда жиру набираются. Об осень русак самый толстый бывает, – шутливо ответил Тимофеич. – Кроме того, сейчас все на хороших харчах раздобрели!

– Ладно! Верю, но глаз с тебя все же не буду спускать, – предупредил Борейко и отпустил артельщика.

Офицеры отправились к себе во флигель. Звонарев несколько поотстал. Проходя мимо домика фельдфебеля, он увидел жену фельдфебеля, старуху Саввичну, стиравшую в корыте белье. Поздоровавшись с ней, прапорщик справился, как она живет.

– И, какое тут житье, коль сраму не оберешься, – печально ответила старуха и смахнула с глаз навернувшуюся слезу.

Не понимая, в чем дело, Звонарев смутился и поспешил отойти.

Обедали, как и прежде, в столовой Жуковского. На хозяйском месте прапорщик, к своему удивлению, увидел Шуру Назаренко, одетую в дорогое шелковое кимоно, с перламутровыми гребнями в волосах. При появлении Звонарева девушка густо покраснела и застенчиво протянула ему руку, украшенную браслетом.

Звонарев был удивлен и озадачен, но из деликатности не решился спросить объяснения, стараясь догадаться сам. «Но что могло толкнуть на такой шаг скромную, застенчивую Шуру?» – задавал себе вопрос прапорщик.

Обед прошел довольно натянуто, и все облегченно вздохнули, когда трапеза была окончена. Звонарев зашел к Борейко.

– Давно это случилось с Шурой? – спросил он.

– Черт их знает, когда они успели снюхаться. А переехала Шурка к нему с неделю. За такие художества я бы Гудиму привлек к офицерскому суду, – хмуро и сурово говорил поручик, шагая по комнате. – Может, твоя амазонка сумеет повлиять на Шурку.

– Хорошо. При встрече скажу. Сам-то ты не пробовал говорить с Шурой?

– Я мужчина, а это дело женское, деликатное.

После обеденного перерыва оба друга направились на батарею. Солдаты толпились у орудий, которые были уже направлены в сторону сухопутной обороны. Сделать это можно было лишь при помощи примитивных домкратов и полиспастов, так что центр тяжести всех усилий ложился на живую мускульную силу солдат. Каждый из взводов должен был переставить по одной пушке. Такая постановка дела очень заинтересовала солдат. Они усиленно обсуждали подробности предстоящих работ. Когда офицеры подошли к батарее, их встретили взводные.

– Мы, вашбродь, решили между собой пойти на спор – кто свою пушку раньше на новое место поставит, – проговорил Родионов.

– На что же вы об заклад бьетесь? – справился поручик.

– Да ни на что! Кто проиграет, тот на себе повезет победителей в казармы, – ответил Лепехин.

– Я же от себя выставляю победившему взводу ведро водки, чтобы не всухую ездить вам верхом, – заявил Борейко.

– Покорнейше благодарим! – откозыряли солдаты и поспешили к своим орудиям.

– Выпьет, значит, первый взвод! – уверенно проговорил Родионов.

– Это еще вилами на воде писано.

– Ты бери первый взвод, я возьму второй, а Гудиме дадим третий и будем состязаться. Хочешь? – предложил Борейко Звонареву.

– Пойдет ли на это Жуковский?

– Поговорим и сегодня же вечером приступим к работе. Только ты к ночи дай на батарею свет.

Узнав о предложении Борейко, Жуковский выразил желание сам принять участие и руководить третьим взводом.

Известие, что и офицеры будут участвовать в состязании, взбудоражило всех солдат.

– Изменил нам чертов Медведь, – возмущался первый взвод. – К начетчикам перебежал, а нам прапора подсунул.

– Держитесь теперь! Мы с Медведем покажем вам кузькину мать! – радовался Лепехин.

Третий взвод был польщен, что с ними сам командир роты, но особой уверенности в успехе у солдат все же не было.

– Медведь один пушку поднимает, а у нас командир совсем хворый. Больше в креслах сидит да в книжке читает.

Звонарев собрал к себе солдат, чтобы вместе обсудить план работы. Как всегда, он не столько распоряжался, сколько советовался с ними. Родионов, Кошелев и числящийся в первом взводе матрос-сигнальщик Денисенко помогли распределить работу между людьми. Прапорщик объяснял, как лучше использовать механизмы.

Вскоре работа закипела.

Борейко, ругаясь и смеясь над неповоротливостью своих бородачей, орудовал рядом. Жуковский, по обыкновению, неторопливо, спокойно руководил работами третьего взвода. Люди деловито возились у орудия.

Лебедкин с прожекторной командой спешно налаживал освещение на ночь. Блохин не принимал участия в работах при орудиях, но сильно интересовался ходом состязания, особенно в своем первом взводе.

– Ты за какой взвод держишь, Блоха? – окликнул его Борейко.

– За тот, что выиграет, вашбродь! – бойко ответил солдат. – Тогда наверняка в рот водка попадет!

– Хитрый ты, я вижу! Даже от своего взвода отрекаешься.

– Какая же в нем сила, коль вас в нем нет?

– Если так, держи за второй, где я.

– У этих бородачей вся сила в бороды ушла. Без первого взводу вы, вашбродь, тоже не выдержите.

Борейко весело улыбнулся.

С наступлением темноты был объявлен перерыв на час.

Вечером Жуковский доложил в Управление артиллерии о ходе работ. В ответ было получено распоряжение к концу следующего дня закончить переоборудование батареи.

Ночь выдалась безлунная, звездная. Далеко на севере часто сверкали зарницы. На море было тихо, и белые щупальца прожекторов лениво передвигались по спокойной поверхности воды. Со стороны сухопутного фронта слышались отдельные артиллерийские выстрелы, ружейная и пулеметная трескотня.

Как только было налажено освещение, работы продолжались с прежней энергией. В первом взводе все шло гладко. Во втором взводе было шумнее всего. Не закрывая рта, кричал Борейко, оглушая солдат забористой, но не злобной бранью. В ответ солдаты прыскали со смеху или, боязливо крестясь, поминали «царя Давида и всю кротость его». Но взвод все же отставал в работе от других. В третьем взводе солдаты без суеты двигались около орудий, выполняя точные и ясные распоряжения Жуковского.

До полуночи время пролетело незаметно. Ровно в двенадцать часов Жуковский приказал кончать работы. Люди нехотя пошли в казарму. Первый и второй взводы шли вместе, третий несколько отстал. Солдаты Борейко и Звонарева, заметив это, осыпали насмешками незадачливый взвод Жиганова.

– Цыплят по осени считают, – загадочно ответил за всех сам Жуковский.

– Мы, вашескородие, не цыплят, а водку считаем, которая нам в глотку попадет! – отозвался Блохин.

Вскоре вся рота уже спала крепким сном, только часовые мерно прохаживались по батарее.

На следующее утро Звонарев проспал. Было около шести часов, когда он открыл глаза, работы шли полным ходом.

– Ты почему меня не разбудил? – набросился он на денщика.

– Поручик не приказали, – хитро улыбаясь, ответил солдат.

Прапорщик поспешил на батарею. Подоспел он как раз вовремя. Борейко отбирал у первого взвода подъемные тали. Окружив поручика, солдаты шумели.

– Ваш прапорщик еще спит, а без офицера пушки по закону поднимать не разрешается.

– Тащи тали на место! – распорядился прапорщик, узнав, в чем дело.

Пока первый и второй взводы возились около своих орудий, Жуковский начал поднимать пушку вместе с лафетом на раму.