Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна. Страница 41

– Слушай, у меня денег... четыреста двадцать пять рублей.

– Вот и забудь про них! Я устраиваю сегодня праздник нашего детства! Это моя плата за то, что я забыл тех, с кем вырос!

Забойное место оказалось полутемным заведением без названия, с надменным швейцаром, и кабинками в виде шатров. Кабинок Март насчитал всего пять. Они устроились за маленьким уютным столиком и официант – блеклый мальчик, – принес напитки, которые Сытов не заказывал. Может, в этом был какой-то особый шик – приносить то, что заблагорассудится, не спрашивая желания клиента?

– Это фирменный коктейль «Секс на пляже» – рассмеявшись, объяснил Сытов, словно прочитав мысли Марта. – Его рецепт тут держат в секрете.

– Никогда не пробовал, – Март поймал губами соломинку.

– Так приобщайся! – Сытов по-барски махнул рукой.

Март хотел сказать, что с большим удовольствием съел бы что-нибудь сладкое, но промолчал. Коктейль оказался очень крепким...

Когда они отстрелялись положенными: «А помнишь?», Март почувствовал, что пол под ним пошел ходуном, а светильники на потолке закружили слаженный хоровод. Он очень редко пил. Практически никогда.

– Я очень редко пью, – сказал он Сытову.

– И я редко, – кивнул Сытов.

Официант принес какую-то невиданную закуску. Март попробовал из всех тарелочек, но так и не понял, что он ест. Его вдруг затопила слезливая волна жалости к себе.

– Ты знаешь, – сказал он Сытову, – про себя я могу сказать только одно – жизнь прошла мимо.

Сытов захохотал. Он вообще был странный, этот Сытов. Март помнил его надменным и неприступным, а перед ним вдруг – щедрый, развеселый рубаха-парень.

– Ты будешь смеяться, – сквозь смех сказал Никита, – но про себя я могу сказать то же самое.

– Буду, – Марту действительно стало весело, и он рассмеялся. Уж если Сытов считает себя неудачником...

Сытов не стал вдаваться в подробности, почему он так считает. Они помолчали, пожевали, выпили. Марту показалось, что говорить больше не о чем. Нужно было расспросить Сытова поподробнее о том дне, когда убили Пригожина, может, Сытов припомнит что-нибудь важное, раз уж он оказался соседом?

– Слушай, – начал Март.

– Представляешь, – перебил его Сытов, – я в последнее время то и дело влипаю во всякие дурацкие истории. Недавно нашел в своем деревенском доме ментовское удостоверение! Сдал его в милицию и через своего знакомого попытался разузнать, что это за тип такой развлекался в моей избушке. У меня к нему личные счеты. Так оказалось, что мента этого грабанул какой-то опасный преступник. Он огрел лейтенанта Белова по голове, забрал у него документы, одежду, оружие, и сбежал из больницы! Представляешь?! Получается, что этот бандит прятался в моем доме в Волынчиково! Я информацию кому надо слил, в деревню наряд выслали. Не поймали никого, конечно, но место осмотрели, местных жителей расспросили. Я в последнее время то и делаю, что влипаю в дурацкие истории! Кстати, ты женат?

– Я?! – удивился Март. – Нет. Но... – В голове вдруг мелькнуло выражение «пьяная откровенность», и, будто идя на поводу у этой формулировки, он выдал: – Но, кажется, произошла катастрофа. Я влюбился в подследственную!

– Ну, это не катастрофа! – рассмеялся Сытов. – Это даже не очень оригинально. Врачи влюбляются в пациенток, педагоги в учениц, а следователи в подследственных! Кажется, этому есть даже какое-то научное объяснение. Это не катастрофа! И что она натворила, твоя возлюбленная?!

Март решил, что хватит подробностей, но его неожиданно понесло. Ему показалось, что Сытов – тот самый пресловутый случайный попутчик, которому можно все о себе рассказать, а потом ни разу в жизни его не встретить. Наверное, это гадкий коктейль развязал так сильно ему язык.

– Ее задержали по подозрению в убийстве твоего соседа, старика Пригожина, но потом отпустили за недостаточностью улик. Если бы ты ее видел, то понял бы меня! Она необыкновенная! Жаль, что у меня внешность прыщавого подростка, и особенно жаль, что я ничего не могу предложить ей, кроме комнаты в коммуналке и абсолютно несносной мамы. Жаль! Слушай, а может, бросить к черту эту прокуратуру и попытаться заняться бизнесом? Слушай, может, ты мне подскажешь с чего начать?! Ты же того... типа из тех, кто ... хозяин жизни?

– Надо же, это что ж за баба, что ты готов в сорок лет начать новую жизнь?

– Она... – Март подождал, когда официант заменит пустые бокалы на полные, выкинул соломинку и залпом, до дна, выпил густую, крепкую жидкость.

– «Секс на пляже»! – хихикнул он. – Она экзотическая птичка, которая залетела не на ту территорию. Ей здесь не климат, ей здесь не место! У нее шоколадная кожа, грустные глаза и веселый нрав. Она носит только красные платья и имя, которое ей не идет – Катерина Ивановна Иванова. Я отпустил ее под подписку о невыезде до окончания следствия, но я готов опять ее посадить, лишь бы только видеть почаще... Еще там странная история с ожерельем... Кажется, я на пороге раскрытия очень старого дела. Уж я ее давил, уничтожал вопросами, а она... не сломалась, выпуталась, наняла адвоката! Если бы я только мог предложить ей свою коммуналку и маму! Слушай, а может, не надо в бизнес, может, навесить на нее всех грехов, а потом подождать пока отсидит, и взять ее тепленькую, сломленную и, кстати, богатенькую в коммуналку к маме?! – Март рассмеялся, чувствуя, что выглядит идиотом. Мозги не слушались, язык не повиновался, руки-ноги налились тяжестью и не двигались. Так захотелось спать! Но побледневший вдруг Сытов начал задавать дурацкие вопросы и было легче ответить на них, чем отвязаться от Сытова. Март все ему выложил: и про переодетого в красное мужика, и про убийство Пригожина, и про то, сколько улик было против Катерины Ивановны, и про ожерелье, которое, оказывается не было украдено у бабки Пригожина, и снова про свою маму и коммуналку, и про засахаренное варенье и про еще что-то, он точно не помнил про что...

Сытов перестал быть рубахой-парнем, он напрягся, осунулся, побелел и расстреливал его своими вопросами, будто это он, а не Март был следователем. «Почему?» – подумал Март и вслух спросил:

– Почему?!!

Сытов ничего не ответил. В кабинку ввалились две девки, ростом под потолок и почти без юбок. Сытов спросил его:

– Будешь? Тут отличные девки!

Март замотал головой.

– Мне бы сладенького, – жалобно попросил он. – Можно торт?

А потом он не помнил.

Нет, помнил, что стал обладателем прозрачной коробки с тортом. Он куда-то ехал на заднем сиденье машины с этой коробкой, а Сытов жестко его пытал – какой у Катерины Ивановны адрес, какой телефон. И было проще сказать, чем отвязаться от этих вопросов, больно бьющих по пьяным мозгам.

«Секс на пляже»! А у него, у Марта Карманова, тоже есть свое забойное место и свой фирменный коктейль. «Мама в коммуналке»!

Сытов доставил Марта по адресу, который с детства знал назубок. Он взвалил бесчувственное легкое тело на плечо и позвонил в хорошо знакомую квартиру два раза – столько, сколько нужно звонить Кармановым. Тетя Зина – так во всяком случае звал ее в детстве Сытов, – открыла быстро, будто ждала за дверью, когда кто-нибудь позвонит. Сытов мельком на нее глянул. Все такая же – маленькая, сухонькая, бледненькая, с глазками, в которых живет недовольство собственной жизнью и зависть к успехам других.

– Это что? – всплеснула она руками. – Это хто?!

– Это я, тетя Зина, здрассьте! Принес вот вашего мальчика, – буркнул Сытов и пошел по длинному коридору, в котором, как водится, висели старые ванны, лыжи, и велосипеды.

– Ох, Никита, ты что ль? Что с оболтусом моим сделал? Напоил?!

– Напоил, – кивнул Сытов, сгрузил тело на старенький диванчик, порытый совдеповским хлопчатобумажным покрывалом, и на впалый живот Марта поставил коробочку с тортом. – За встречу немного выпили.

– Немного выпили! – с неописуемым сарказмом воскликнула тетя Зина.

– Ну, я пошел, – Сытов зачем-то отряхнул руки, повернулся и пошел по длинному коридору в обратном направлении, бороздя носом по велосипедным педалям, детским железным ваннам, и еще чему-то, что вешает бедность на стены.