Быть драконом - Стерхов Андрей. Страница 43

Потом был долгий проигрыш и под конец – двойное повторение припева.

– Ну как тебе? – спросил Ашгарр, не дожидаясь, когда перестанет звенеть последняя струна.

– Нормально, – оценил я. – Не Александра Пахмутова, конечно, на стихи Николая Добронравова, но потянет.

– Да иди ты лесом, – обиделся Ашгарр.

Я подумал: и этот парень когда-то написал балладу про войну между Временем, в котором живем, и тем Временем, что проживает в нас. Но вслух поторопился примириться:

– Правда нормально. Если закрыть глаза и представить, что эту композицию исполняет со сцены белобрысая козочка, совсем хорошо. А если представить, что я – такая же козочка, но сидящая в зале, просто отлично.

– Считаешь?

– Считать будем, когда гонорар перечислят. – Я заговорщицки подмигнул и хлопнул его по плечу. – Посуду оставлю?

– Да-да, оставь, – на радостях согласился он. – Я потом сам помою.

Поблагодарив (не совсем же свинья) за феерический ужин, я поплелся к себе в комнату.

У нас в квартире их четыре: гостиная (точнее сказать – кают-компания, поскольку гостей у нас не бывает) и три спальни. В кают-компании стоят три одинаковых кресла, журнальный столик-инвалид и тумба с телевизором. Телевизор не работает, в него вбит кол. Не осиновый, нет. Скорее всего, сосновый. Вообще-то это ножка от журнального столика, а вбил ее Вуанг. Как-то раз остался ночевать, не выдержал безудержного верещания телевизионного монстра но имени Андрей Махалов и таким вот драматичным образом отреагировал. Вполне адекватно, я считаю, отреагировал. Но вещь испортил. Правда, мне все равно, телевизор с некоторых пор практически не смотрю, смотрю домашний кинотеатр, который с первого своего гонорара подарил мне Ашгарр. Другой мебели у меня нет. Живу скромно и без излишеств. Даже койки у меня нет, сплю в натянутом между стенами гамаке.

Еще скромнее обстановка в спальне у Вуанга. Она там совсем аскетическая: циновка, плошка со свечой и книга Николая Островского «Как закалялась сталь» в подарочном издании. Больше ничего.

И только спальня Ашгарра напоминает настоящее человеческое жилище. Все у него там как положено, даже с перебором: шикарная двуспальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф-купе, торшер, гардины на окне, телевизор и даже трюмо, зеркальный триптих которого создает иллюзию, что все нагоны собрались вместе. А еще у него есть пижама, ночной колпак и тапки с помпончиком. Баловство, конечно. Чудачество. Но я молчу: каждый имеет право на свое «лево». Осуждать неумно, особенно если этот «каждый» – часть тебя самого.

Оказавшись в своей берлоге, я запустил «Мертвеца» Джима Джармуша, запрыгнул с пультом в гамак и стал в сто первый раз просматривать этот душевный фильм.

В тот момент, когда толстый индеец уже поковырялся ножом в Джонни Деппе и принялся требовать у него табак, обзывая его при этом глупым белым человеком, в комнату с книгой в руках вошел Ашгарр.

– Хонгль, смотри, что я вычитал, – сказал он.

Я нажал на «паузу», и он прочел:

Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:

– Веду его. Морда интеллигентная, просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? разговаривает!

– Ну и что же, довел?

– Довел. Без пересадки в Царствие Небесное. Штыком.

Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай.

– Что это? – спросил я, прервав Ашгарра.

– Рассказ Замятина. «Дракон» называется. Там дальше боец вынимает из-за пазухи замерзшего воробья и отогревает. А заканчивается так:

Дракон оскалил до ушей туманно-полыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человеческий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в Царствие Небесное поднял винтовку.

Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.

Окончив чтение, Ашгарр задумчиво произнес:

– Человека убил, воробья спас.

– Гады они, – прокомментировал я.

– Кто?

– Да люди, кто.

– Люди как люди. Всегда такими были.

– Вот именно – люди как люди. Натворят какой-нибудь фигни, а валят все на драконов. Всегда были мастерами стрелки переводить.

– Но это же они метафорически про драконов.

– Не скажи. Это у них сначала «убей дракона в себе», а когда врубается, что «убить дракона в себе» означает «убить себя», идут искать дракона на стороне.

– И убивают «дракона» в других, – логично продолжил мою мысль Ашгарр.

– Имеет место быть, – согласился я. – А некоторые начинают искать и настоящего дракона. Откуда, думаешь, Охотники появляются? От сырости? Фиг там. От душевной неустроенности. От больной головы.

– А у нас, считаешь, здоровая?

– Да уж в любом случае здоровее будет. Вот они со своей больной на нашу здоровую-то все и перебрасывают. Мало того, нашу здоровую пытаются выдать за свою. Помнишь, что Ланселот в «Драконе» у Шварца заявляет?

– Не-а, не помню.

– А я помню. Потому как задела меня эта показательная оговорка. Он там говорит, что они, драконоборцы, не стесняются вмешиваться в чужие дела, что они помогают тем, кому необходимо помочь, и уничтожают тех, кого необходимо уничтожить.

– Но ведь это же девиз золотого дракона, – осознал Ашгарр очевидное.

– Вот именно! – разгорячившись, воскликнул я. – Это наш девиз. Наш. Не Ланселота и даже не президента североамериканских штатов, а наш. А они его нагло присваивают. Мало того – они его дискредитируют. Вот что самое обидное.

Ашгарр вздохнул так, будто навалилась на него вся боль мира, и произнес не без некоторой снисходительности в голосе:

– Люди.

– Пусть их, клеветников и обманщиков, – махнул рукой я, подведя черту под темой.

Ашгарр пошел на выход, но задержался у порога и, кинув взгляд на экран, спросил:

– Сколько ты можешь смотреть этот фильм?

– Сколько угодно, – ответил я и оживил картинку.

– Не надоело?

– Ничуть.

– А в чем эзотерика?

– В том, что лучшее лекарство от скуки – напоминание о смерти.

– Думаешь?

– Да. Была бы моя воля, я бы всех людей-человеков заставлял смотреть этот фильм хотя бы раз в неделю.