Последний рубеж - Стерхов Андрей. Страница 117

– Выпить не хотите?

Но Харднетт его вопроса уже не услышал – он спал. Откинул спинку кресла, повернулся на бок и тут же уснул.

Пилот обернулся, хотел повторить вопрос, но штурман остановил его – приложил палец к губам. Понимающе хмыкнув, пилот начал щелкать тумблерами, набрал схему взлета и утопил кнопку стартера. Машина вздрогнула и напряглась – монотонно загудевший двигатель стал постепенно выходить на режим. Сам аппарат работал практически бесшумно, но воздух вокруг еще не остыл и был настолько плотен, что набирающие обороты винты рубили его со звуком, какой раздается из мясных рядов, когда дюжие ребята в окровавленных фартуках кромсают телячьи туши.

Разметав во все стороны песок и камни, машина стала медленно, будто ей было лень, подниматься. Взмыла на десяток метров, качнулась с боку на бок, затем развернулась тупорылой мордой на северо-восток и пошла, набирая высоту, в избранном направлении.

Никаких снов Харднетт не видел. Ему вообще показалось, что он не спал – лишь на секунду закрыл глаза и все. Когда штурман похлопал его по плечу, полковник, не открывая глаз, спросил:

– Проблемы?

– Никаких, сэр, – доложил штурман. – Прибыли.

– Как так – прибыли?! – удивился Харднетт и открыл глаза.

Пилот, сложив руки на груди и стоя в проеме, подтвердил:

– Так точно, сэр, уже на месте. В двух с половиной километрах к востоку от Айверройока.

– Черт меня побери! – Харднетт вскочил и принялся энергично растирать уши. – Ловко вы меня, парни, перебросили. Взлет-посадка – уже на месте.

Пилот горделиво заметил:

– Долго ли, умеючи. – А потом добавил: – Предупредили бы, сэр, мы бы вас подольше покатали. Нам не в тягость. В радость. В небе живем, на земле – прозябаем.

– Ну да, – усмехнулся Харднетт. – Покатать бы покатали, а потом бы наверняка кипу актов приволокли на списание топлива.

– Не без этого, – подтвердил пилот, пряча улыбку в усах.

– Ладно, парни. – Полковник, подхватив баул, стал продираться через стоящие в проходе ящики к распахнутому люку. – Всем спасибо, все свободны. – И, уже выпрыгнув наружу, пожелал: – Удачного полета.

Прежде чем дверь люка встала на место, штурман успел крикнуть:

– Вам тоже удачи, сэр!

Харднетт махнул, не оборачиваясь, и двинул к ближайшему холму.

Ночь еще наполняла своей мышиной серостью пространство, но обе луны уже побледнели, а небо на востоке воспалилось, зрело и обещало вспыхнуть мерзким оранжевым ячменем. Рассвет близился. А когда случился, Харднетт столкнулся с вещами, которые потрясли его до глубины души. Настолько были невероятны.

Сначала, перебираясь через плоский, будто оплывший холм, он обнаружил на его вершине лодку. Вернее, скелет лодки. Картинка была еще та: пустынная долина, камни, песок, и вдруг эта вот, судя по обрывкам снастей, рыбацкая лодка. И рядом якорь – ржавая шестерня на цепи.

Бред!

Но это еще ладно. Это еще как-то можно объяснить. А вот то, что случилось секундами позже, уже само по себе являлось чем-то абсолютно непостижимым для человеческого ума.

Перебравшись через лодку, Харднетт увидел, что соседний, более высокий холм огибает группа из пяти всадников. По яркой, петушиных цветов, экипировке догадался, что это аррагейский разведдозор. Не желая попадаться ребятам на глаза, присел за валун.

Тут все и произошло.

На подкрашенном оранжевым цветом горизонте вдруг показалась стая черных птиц. Она неслась против ветра с востока на запад, то превращаясь в бесформенную черную кляксу, то смыкаясь в стремительный вихрь. Подлетев, зависла над дозором и стала беззвучно кружить, спускаясь все ниже и ниже.

Потом случилось запредельное: сбившиеся в кучу всадники стали раздваиваться. Один из двойников оставался в седле, второй валился наземь. Прошло всего несколько секунд, и на песке уже лежали пять скрюченных фигур. Явно – мертвецы. Ну а их оставшиеся в седле двойники вновь выстроились в колонну и продолжили путь. Как ни в чем не бывало.

Как только все произошло, зловещая стая потеряла к всадникам всякий интерес. Удалилась прочь. И вскоре растворилась в сером.

«Дело нечисто, – подумал изумленный Харднетт. – Похоже, сорвана девятая печать».

А затем ему и самому пришлось поучаствовать в этом кошмарном спектакле.

Всадники уже почти обогнули холм со стороны поросшего кустарником оврага, четверо из них уже скрылись из вида как вдруг последний остановился, погарцевал на месте, развернул коня и направил его к тому пригорку, на котором тише воды ниже травы сидел за камнем Харднетт.

«Кажется, высчитали», – подумал полковник, вынимая пистолет.

Всадник спешился у подножия и стал подниматься. Харднетт не стал подпускать его близко, выскочил из-за камня и выстрелил.

Пуля прошила рейнджера насквозь, – полковник видел рваную дыру в стальном нагруднике, – но никакого вреда не причинила. Ни на миг не задержавшись, аррагеец продолжил подъем.

Тогда Харднетт тупо разрядил в него всю обойму.

Безрезультатно.

Не отрывая взгляда от заговоренного рейнджера, Харднетт полез за новой обоймой. Но тут так сдавило болью виски, что в глазах потемнело.

А потом стало не до стрельбы.

И вообще не до чего пустого и суетного.

Твердь под ногами превратилась в водную гладь, ветер наполнил не понять откуда взявшиеся паруса лодки, сделалось хорошо. Необычайно хорошо. Просто здорово. Харднетт вдруг увидел прошлое, настоящее и будущее сплетенными в единый узел, отчего всю его сущность пронзило ясное понимание, что еще секунда-другая, и постигнет он главную тайну Мироздания. Его охватило чувство, что ему под силу все: проникнуть в суть всех объектов Мира, познать изнанку всех событий, увидеть шесть граней куба одновременно, опрокинуть в бессмертие смерть и произнести все имена Бога. Он чувствовал, что стоит на пороге Прозрения.

Но Прозрения не случилось, полет духа неожиданно оборвался, его «я» сорвалось с высоты, разбилось, словно хрустальный шар, на миллионы крохотных «я» и расплескалось во все пределы.

Вместо Прозрения случилось видение.

Вроде бы находится он в зале, вырубленном в скале. Пространство вокруг светится, мерцает белым светом. И свет такой густой, почти осязаемый на ощупь. Как туман. Но при всем при том этот странный туман чудесным образом не мешает видеть, что посередине зала на высоте вытянутой руки парит сфера из какой-то прозрачной субстанции. Внутри нее – узкий серебристый желоб, точно копирующий своей формой Ленту Стэнфорда. По трем связанным в единое коленам желоба катятся тяжелые серебристые капли. Двигаются так быстро, что сосчитать невозможно, сколько их. Но ясно, что много.