Священная корова - Стерлинг Брюс. Страница 5
– Ты настоящий и хороший музыкант, Смити, – сказала Бетти. Она несколько побледнела. – Англия снова становится сильной. Нет, серьезно.
– Пойми, подруга, мы никуда не возвращаемся, – с напором продолжал Смит. – Мы живем здесь и сейчас и зарабатываем на эту дурацкую жизнь. Это ведь жизнь, да? Жизнь, мать ее, продолжается. – Смит встал, взял свою деку, поскреб лохматую голову. – Ладно, мне работать надо, Джеки. Кстати, босс, найдется у тебя пять фунтов? Мне кое-куда позвонить надо.
Джеки покопался в бумажнике и протянул банкноту местной валюты.
У Байшо в группе было пять японцев. И даже с помощью группы Джеки почти весь вечер ушел, чтобы выкосить толстые коричневые стебли бурьяна на старом чумном кладбище Болтона. Каждые примерно полметра стоял маркер, отмечающий мертвеца. Пятьдесят лет назад в землю вбили гранитные столбики, а потом стесали чем-то вроде металлической пилы. На плоской верхушке вырезали полустертые теперь имена и даты и компьютерные номера удостоверений.
Джеки думал, что кладбище, наверное, тянется где-то на километр. Во все стороны расстилалась бугристая английская земля, из нее торчали зацепившиеся толстыми корнями приземистые дубы и ясени, странно голые, как все европейские деревья зимой.
Ничего такого особенного не было на этом месте. Оно было совершенно прозаическим, как запущенный парк в заштатном городишке, и никак не лезло в образ трагедии. Джеки был ребенком, когда разразилась чума скрейпи, но он помнил, как сидел в жаркой бомбейской темноте, глядя в непонимании на кричащие ролики новостей, непонятные картинки. Конечно, они были цветные, но его детская память сохранила их черно-белыми, зернистыми. Застеленные койки в больничных лагерях Европы, бредущие белые люди в одинаковых одеждах, изможденные и дрожащие, черпающие благотворительную похлебку ложками, зажатьми в высохших руках. Чума скрейпи развивалась в людях чертовски медленно, но ни один из заболевших не выжил.
Сначала возникали медленные мучительные головные боли и неодолимое чувство усталости. Потом спотыкающаяся, шаркающая походка, когда отказывали нервы ног.
Поражение ширилось и уходило глубже в мозг, мышцы слабели и атрофировались, наступала смертельная психотическая апатия. В этих старых кинороликах западная цивилизация смотрела в индийский объектив с недоуменным слабоумием, и миллионы отказывались признавать, что умирают просто потому, что ели корову.
Как это называлось? – попытался вспомнить Джеки.
Бифбургеры? Нет, гамбургеры. Девяносто процентов населения Британии, тридцать – Западной Европы, двадцать процентов реактивносамолетной Америки погибли страшной смертью. Из-за гамбургеров.
Постановочная группа Байшо изо всех сил старалась создать на этом месте ужаса подходящую атмосферу. Японцы тянули по скошенной траве длинные нити белой паутины из какого-то аэрозоля и ставили осветительную аппаратуру со светофильтрами. Съемка будет ночной, и скоро приедут экспрессом Макбет с Макдуфом.
Бетти вывела Джеки из раздумий:
– Байшо-сан хотел бы знать, что ты думаешь.
– Мое профессиональное мнение о постановке сцены как ветерана индийского кино? – спросил Джеки.
– Именно, босс.
Джеки не собирался выдавать свои профессиональные секреты, но не смог удержаться от искушения переплюнуть японцев.
– Генератор ветра, – бросил он. – Тут генератор ветра нужен. Пусть он оставит несколько стеблей повыше, под деревом где-нибудь. У нас в Болтоне есть пятьдесят кило блестящей пыли. Даем ему, если он готов платить, запускать в ветрогенератор эту пыль по горсточке, и получится классный эффект. Жуть будет, как в аду.
Бетти передала его совет. Байшо кивнул, обдумал идею и тронул машинку у себя на поясе. Открыв футляр, он стал нажимать кнопочки.
Джеки подошел ближе.
– Что это у него? Телефон?
– Ага, – сказала Бетти. – Он должен утрясти этот план с начальством.
– Здесь же нет телефонных кабелей, – удивился Джеки.
– Хайтек. У них спутниковая связь.
– Черт побери, – сказал Джеки. – А я тут предлагаю техническую помощь. Этим чертовым японцам, да?
Бетти посмотрела на него долгим взглядом:
– У тебя над ними численное превосходство восемь к одному. Пусть японцы тебя не беспокоят.
– А я и не беспокоюсь, – ответил Джеки. – Я человек толерантный, лапуля. Очень светский, не религиозный. Но я думаю, что скажет моя студия, когда узнает, что я преломлял хлеб с конкурентами моей страны. В бомбейских желтых листках это не будет хорошо выглядеть.
Бетти молчала. Солнце садилось за груду облаков.
– Вы, азиаты, короли мира, – сказала она наконец. – Вы богаты, вся власть у вас, и все деньги тоже. Нам нужна ваша помощь, Джеки, и мы не хотим, чтобы вы воевали друг с другом.
– Политика? – удивился Джеки. – Ну, понимаешь... жизнь такова, какова она есть... – Он помолчал. – Бетти, послушай старого умного Джеки. В Бомбее не жалуют актрис, которые лезут в политику. Это тебе не Тулза, штат Оклахома. Ты поосторожнее.
Она медленно повернулась к нему, широко раскрыв глаза:
– Ты не говорил, что возьмешь меня в Бомбей, Джеки.
– В общем, может так выйти, – ответил он неуверенно.
– Мне бы хотелось, – сказала она мечтательно. – Центр мира. – Бетти взяла себя за руки выше локтей, поежилась. – Холодает. Пойду возьму свитер.
Прибыли актеры в моторном трехколесном кебе, японцы стали одевать их в сценические доспехи. Макдуф для разминки сделал несколько движений кендо.
Джеки подошел к мистеру Байшо:
– Не позволите ли вы мне позвонить по вашему телефону?
– Извините? – не понял Байшо.
Джеки показал жестами.
– Бомбей, – сказал он, написал номер на страничке блокнота и показал Байшо.
– А! – закивал Байшо. – Вакаримасита.
Он набрал номер, что-то быстро сказал по-японски и подал прибор Джеки.
Раздалось быстрое чириканье цифровых сигналов. Джеки, перейдя на хинди, пробился через цепочку секретарей.
– Золотце?
– Джеки-джи! А я тут тебя обыскался.
– Да, я слышал. – Джеки помолчал. – Ты фильмы видел?
Золотце Вахшани хмыкнул, вызвав резкое цифровое эхо.