Священный огонь - Стерлинг Брюс. Страница 4
– Почему тебе понадобился большой дворец?
– Долгая история.
Миа согласно кивнула и стала ждать.
– Это долгая история, потому что, полагаю, я прожил долгую жизнь. Видишь ли, они поймали меня в шестидесятых годах. Тогда начались серьезные расследования о работе Сети, финансовых махинаций и скандалов.
Мартин был рад, что мог наконец откровенно признаться, и, казалось, плыл на волнах памяти.
– В то время я уже был вне игры, но связь с производством еще оставалась. Я лишился многих крупных законных инвестиций, о некоторых проектах мне также пришлось забыть. Я больше не желал светиться, как-никак меня больно ужалили, и в дальнейшем, в семидесятых, принял ряд серьезных мер. Выстроил себе настоящий дворец, до которого налоговым службам никак не добраться. И сохранил его до нынешнего дня. Очень полезное место. Но теперь он мне не поможет. Правительство не станет делать скидку на мою больную печень и плохую иммунную систему. Или на диабет – я упомянул лишь одну из болезней. – Он нахмурился. – Терпеть не могу, когда люди ведут слишком честную игру. А как по-твоему? Когда мир столь праведен, в нем есть что-то мерзкое. Они не борются с алкоголизмом, они даже не борются с наркоманией, но когда тебя проверяют, то без анализа крови, волос и ДНК им, понимаешь ли, никак не обойтись. Они следят за каждым твоим шагом, отмечают его, фиксируют в медицинских картах, и это белье полощется по всей Сети. Если ты ведешь себя, как святоша, они кланяются тебе в ноги и превозносят до небес. Ну а если ты живешь, как я жил эти девяносто шесть лет... Ты когда-нибудь видела мои медицинские карты, Миа? Я много пил. – Он засмеялся: – Что за жизнь без выпивки?
Это жизнь без цирроза печени, рака и полного расстройства нервной системы, подумала Миа.
– Общество. Глобальное общество. Оно вроде правительства во главе с твоей бабушкой. Мудрая, ласковая старушка с кнутом и пряником.
Миа ничего не ответила. Ее медицинский рейтинг составлял девяносто восемь процентов. Она была твердо уверена, что Мартин должен знать все серьезные и важные факты ее жизни. Характер общества зависел от деятельности правительства, а правительству приносили пользу люди, подобные ей.
– Мартин, расскажи мне об этом дворце. Как я в него попаду?
Он взял ее руку, повернул ладонью вверх и стал изучать линии ее жизни. Он смотрел в свой наладонник и проводил по ее ладони кончиком пальца. От лекарства память Миа обострилась, и, когда он сжал ее запястье, она с болью вспомнила, как много десятилетий тому назад этот жест пробудил в ней сильную страсть. Прикосновение любовника, эротический импульс от его молодого и горячего тела.
Мартин высвободил руку.
– Ты можешь запомнить эту схему?
– Да, запомню. Лекарство мне поможет. – Она решила не выдавать волнения и не стала трогать запястье, которого он только что касался. – Я люблю старую систему жестов и всю жизнь пользовалась ею.
Он подал ей свою тяжелую чашу:
– Вот здесь. Приложи дворец к отпечатку большого пальца. Нет, Миа, левой руки, не правой. Вот так уже лучше, останется меньше записей.
Она заколебалась:
– Это мне не навредит?
– Я просто дал тебе ключ от крепости. Мы оба заслужили право на чудо, не так ли? Мы оба знаем, какова современная жизнь. Люди вроде нас гораздо старше правительства. Мы даже можем вспомнить времена, когда правительства состояли из мошенников.
Она прижала к чаше большой палец левой руки.
– Спасибо, Мартин. Я уверена, что твой дворец – это великий дар.
– Больший дар, чем ты думаешь. Он поможет тебе справиться и с другой проблемой.
– С какой же?
– С моей собакой.
Она промолчала.
– Ты не хочешь взять бедного Платона? – разочарованно проговорил он.
Миа опять ничего не ответила. Мартин вздохнул.
– Я решил было его продать, – произнес он. – Но сама эта мысль была ужасна. Словно я продаю ребенка. У меня никогда не было детей. Он так настрадался из-за моей болезни, да и сам столько раз менялся... Я мысленно перебрал всех знакомых, но не нашел среди немногих оставшихся в живых ни одного близкого друга. Я никому не могу его доверить и не знаю, обеспечат ли ему хороший уход.
– Но почему ты выбрал меня? Ты же меня плохо знаешь – мы столько лет не виделись.
– Ну конечно я тебя знаю, – пробормотал он. – Я знаю, что ты очень осторожна и благоразумна... Ты – самая большая ошибка в моей жизни. Или наибольшая ошибка, которую я так и не сделал. Но в любом случае я могу лишь сожалеть. – Он посмотрел на нее, пытаясь подольститься. – Платон неприхотлив, никогда ничего особенного не требовал. Он будет благодарен тебе за все, что ты ему дашь. Ему необходим хозяин. Не представляю, что он станет делать, когда я умру. Не знаю, как он воспримет мою кончину. Он такой чувствительный, ему будет больно обо мне думать.
– Мартин, мне очень лестно, что ты выбрал меня, но ты просишь слишком многого. Ты просто не можешь просить меня об этом.
– Я знаю, это нелегкая просьба. Тебе поможет дворец, у него есть такие возможности. Почему бы тебе не попробовать? Платон ведь теперь не обычное животное. Такой роскоши я ему не позволил. Но ты могла бы попытаться. Подумай хорошенько. – Он сделал паузу. – Миа, я тебя знаю. Я видел твое досье, и мне известно о тебе больше, чем ты можешь себе вообразить. Я никогда не забывал о тебе, никогда. А теперь думаю, что Платон способен тебе помочь.
Она ничего не сказала. Ее сердце быстро и странно забилось, а в левом ухе послышался тонкий высокий звук. В такие минуты Миа с пугающей ясностью сознавала, как она стара.
– Он не чудовище. Просто он совсем иной и очень развит. Он стоит уйму денег. Если тебе не удастся его содержать, ты всегда сможешь его продать.
– Я не могу. Я отказываюсь.
– Понимаю. Это твое последнее слово? – Затем потянулись минуты, полные горечи и общих воспоминаний. – Ты видишь, на что я похож, не так ли? Мы встретились через семьдесят лет. Эти годы пролетели как один день. Но я совсем не изменился. Да и ты тоже.
– Мартин, я хочу быть с тобой честной. – Она поглядела на собаку, мирно лежащую в углу. Платон положил свою продолговатую голову на скрещенные лапы. И тут пугающая правда, вопреки ее воле, рывками поднялась из глубины души и хлынула на поверхность. – У меня не было никаких животных. Никогда. И теперь у меня совсем другая жизнь. Я живу одна. Когда-то у меня была семья. Муж и дочь. Но сейчас они живут отдельно, и я с ними не общаюсь. Я сделала неплохую карьеру, Мартин. У меня была хорошая работа в администрации центра медицинских исследований. Я делала ее добросовестно и ответственно. Я контролировала сайты, работала в экономической сфере, в комиссии по грантам и оценивала результаты исследовательских программ. Я функционер. – Она прерывисто задышала. – Я прогуливалась в парке, каждый вечер смотрела новости и всегда голосовала. Иногда я смотрела старые фильмы. Вот и все, так я и живу изо дня в день. Ты не выносишь таких людей и никогда их не выносил. – Она перестала сдерживаться и заплакала.
Мартин с жалостью посмотрел на нее.
– Четвероногий приятель мог бы тебе помочь. Я знаю, что мне он очень помог. Понимаешь ли, мы ведь чем-то обязаны животным. С их помощью мы преодолеваем стену человеческих условностей. Поэтому должны быть благодарны нашим зверям.
– Животное не может мне помочь. И ни в каких привязанностях я не нуждаюсь.
– Но ты сначала попробуй. Измени свою жизнь хоть немного. У людей должен быть выбор. Если у нас нет выбора, мы, в сущности, и не живем.
– Нет, нет. Я знаю, ты думаешь, будто это пойдет мне на пользу, но ты не прав. Ничего хорошего тут нет. Я его не возьму. Я не тот человек. И перестань меня упрашивать.
Мартин засмеялся:
– Не могу поверить, что ты сейчас это сказала. Точно так же ты говорила, когда мы поспорили в последний раз, и слова были теми же самыми. – Он покачал головой. – Ладно, ладно... Я всегда хотел от тебя слишком многого, верно? И с моей стороны это было глупо. Зачем просить у тебя? Я могу обратиться еще кое к кому, кое-кто еще, слава богу, жив. Ты не хочешь пробовать и не желаешь ничего менять. Мне это понятно. Ты всегда была осторожна, ты всегда была умнее и проницательнее меня. Тебе не повезло, что мы когда-то встретились.