Благословение - Плейн Белва. Страница 6

– Ты счастливая. Ты знаешь, ты жутко счастливая?

– Да, знаю.

– Любить мужчину, который хочет, чтобы это все было навсегда. Господи, как я устала от парней, которые не могут обещать тебе ничего, кроме того, что они никогда не посягнут на твою свободу. Я бы хотела отдать свою свободу, не всю, конечно, а часть, ради того, чтобы иметь дом и ребенка. Двоих детей. Но мужчины, которые сейчас встречаются, сами как дети, – посетовала Ширли.

Дженни, повесив свое пальто, ничего не ответила. Ей вдруг вспомнилось, как больше года назад Ширли и Дженни, как и большинство их ровесниц, наслаждались полной независимостью и свободой, которые ранее считались исключительной привилегией мужчин. А затем биологические часы, как они называли это тогда, начали тикать очень громко.

– Биологические часы, – произнесла она.

– Да. Ну, я очень рада за тебя. – Ширли встала и поцеловала Дженни в щеку. – Ты очень симпатичная девчонка, тебе повезло. Послушай, тебе надо запастись кусочком фланели и протирать жемчуг всякий раз, когда надеваешь его. И каждые два года его нужно восстанавливать. На твоем месте я бы это делала у Тиффани.

Когда она ушла, Дженни еще постояла некоторое время с жемчугом в руке. Мысли переполняли ее. Она оглядела свою небольшую комнату. Конечно, ее не назовешь красивой, но это была удобная и приятная комната, с репродукциями голубей Пикассо и геометрических фигур Мондриана. Иногда она думала, как было бы смешно, если бы Джей переехал к ней сюда. Она сама выкрасила стены в желтый цвет, купила пестрое стеганое одеяло ручной работы у народных умельцев горных районов Теннесси и ухаживала за высокой пальмой, стоявшей у окна в деревянном ящике. Книги и первоклассная стереоаппаратура были приобретены ею лично, на свои средства, и это вызывало у нее приятное чувство, возможно, даже удовлетворение.

Конечно, карьера, можно сказать, удалась. Теперь, выстояв в этом мире и доказав, что она может выжить в нем одна, она была готова, и даже рада пожертвовать своей независимостью.

С Джеем она познакомилась на одном из многолюдных шумных сборищ, с белым вином и бестолковой болтовней, проходившем где-то в одной из переоборудованных новомодных мансард, заполненной абстрактными фигурами, скульптурами из металла с подвижными частями. Кто-то вскользь заметил о выигранном Дженни деле по защите окружающей среды в Лонг-Айленде, а кто-то еще буднично и торопливо представил ей Джея. Почти сразу они отделились от остальных.

– Вы тоже адвокат? – спросила она.

– Да. Вместе с Депойстером, Филлмором, Джонсоном, Брауном, Розенбаумом и Леви.

– Это очень отличается от моей сферы.

– Очень отличается. – Он улыбнулся. В его глазах промелькнули веселые искорки. Уж не думаете ли вы, что я безнравственный защитник коррумпированных корпораций?

– Я не настолько глупа, чтобы думать, что все корпорации погрязли в коррупции.

– Хорошо. Потому что мне хотелось бы заслужить ваше одобрение.

– Но это довольно трудно.

– Достаточно откровенно. Но я буду действовать pro bono, [1] вы понимаете.

– Это очень хорошо. – Она улыбнулась в ответ.

– Вам здесь не очень нравится, – сказал он. – Это все из области примитивной социологии и психологии. Вы знаете, что там происходит? «Посмотри на меня, я здесь, послушай меня…» Когда все это закончится, у вас не останется ничего от этого вечера, кроме головной боли. Давайте уйдем отсюда.

Они просидели до полуночи в тихом баре, рассказывая друг другу все о своих политических взглядах, семьях, своих музыкальных и гастрономических пристрастиях, любимых книгах, кинофильмах, занятиях теннисом. Им нравились Вуди Аллен, Апдайк и Диккенс. Они ненавидели гольф, острые соусы, зоопарки и круизы. Получалось слишком много совпадений. Уже позже они оба согласились, что поняли это прямо тогда, той ночью.

На следующий день он прислал ей цветы. Ее тронул такой старомодный жест, у нее никогда не было такого поклонника. Неожиданно ей стало ясно, что она никогда не знала об истинных возможностях любви, никогда не знала, что лежит в основе вещей. Ей только казалось, что она знала.

Так все это начиналось.

Она прошла долгий путь с тех пор, как оставила шумный дом в Балтиморе, университет в Пенсильвании – и тягостные воспоминания. К тому времени, когда она закончила университет, ее отец был болен, он страдал почечной недостаточностью. Когда он умер, ей было уже двадцать пять. Ее мать продала магазинчик, собрала все небольшие сбережения, полученные от торговли, и, получив также немного денег по страховке отца, переехала жить к сестре в Майами, где климат был мягче, а жизнь дешевле. Затем, скопив достаточно денег для поступления на юридический факультет, Дженни вернулась в Филадельфию и опять поступила в университет.

Ей нужно было наверстать упущенное, ведь и так было потеряно четыре года. Она была целеустремленной, усердно занималась и редко развлекалась. В двадцать девять Дженни закончила университет с отличием и могла претендовать на получение престижной должности секретаря на следующий год. Должность секретаря открыла бы ей дорогу в какую-нибудь солидную юридическую фирму в Филадельфии, если бы она захотела. Но за трудные годы ее жизни сформировался твердый, независимый характер. Пришло время делать то, к чему она стремилась, и самым подходящим местом для этого, по ее мнению, был Нью-Йорк.

В скромном районе в центре города около Второй Авеню она открыла контору, которая и состояла-то всего из двух комнат, арендованных у некоего товарищества, куда входили три молодых человека, тоже выпускники юридического факультета, стремящиеся заниматься уголовным правом. Не имея никакого интереса к семейным делам или личным проблемам женщин, они охотно передавали их дела Дженни. Так она начала и постепенно сумела создать себе репутацию убежденного и твердого защитника прав женщин, особенно бедных.

А годы между тем шли и шли. Она посещала занятия по самоусовершенствованию, что-то почерпнула из них для себя, но вскоре перестала туда ходить. Как и Ширли, ей встречались веселые и интересные мужчины, но они не стремились к постоянству в своих связях. Она даже влюбилась – или думала, что влюбилась, – в симпатичного молодого человека, который в конце концов с некоторой горечью признался, что он пытался изо всех сил, но ничего не может с собой поделать: его больше привлекают молодые мужчины. Ее руки добивались один или два приличных человека, за которых она вышла бы замуж, если бы только смогла полюбить кого-то из них. Она встречалась с очаровательным мужчиной, который обожал ее, но не имел ни малейшего желания развестись с женой. Как-то все не складывалось у нее. Поэтому Дженни была благодарна судьбе, что у нее была работа и прочие радости, доступные городскому жителю: балет и опера в центре Линкольна, первые показы зарубежных кинофильмов, бег по воскресеньям в парке, книжные магазины на Пятой Авеню, итальянские ресторанчики в Виллидж и курсы в Новой школе.

Она вела активный образ жизни, занималась полезной деятельностью, но лично ей это ничего не давало, и когда все было сказано и сделано, то пустота заполняла сердце.

Пока в него не вошел Джей. Скоро будет уже два года, как они вместе.

Дженни протерла жемчуг, как ей посоветовали, осторожно положила его на бархатную подушечку и спрятала коробочку под стопку своих ночных рубашек. Раздевшись, она стала рассматривать себя в большом зеркале на двери ванной комнаты. Не так уж плохо. Ей никогда не приходилось особенно следить за своим весом, и это было счастьем, поскольку она любила хорошо и вкусно поесть, особенно макароны, хлеб. Ее кожа не была дряблой, и все благодаря теннису и бегу. Напевая что-то под нос, она покрутилась перед зеркалом и даже изобразила нечто вроде танца. Счастливая, счастливая…

Зазвонил телефон.

– Это Джанин Раковски? – Джанин. Никто, кроме ее матери, больше не называл ее так.

– Да, – удивленно ответила она.

– Меня зовут Джеймс Рили. – Голос был вежливым и спокойным. – Я знаю: то, что я собираюсь сказать, испугает вас, но…