Обещание страсти - Стил Даниэла. Страница 46

В его голосе появилась ненависть.

Люк судорожно вздохнул и посмотрел противнику прямо в глаза.

— Прикончили? Да они имели сколько угодно возможностей, но не сделали этого.

— А как насчет тех охранников в Квентине на прошлой неделе? Или они не считаются? Ты бы мог с тем же успехом прикончить их сам.

Переговоры продолжались вполголоса. Брови Люка поползли вверх от удивления.

— Так вот, оказывается, чему я обязан чести вашего постоянного сопровождения. Вы пытаетесь повесить на меня убийство этих громил из Квентина?

— Нет. Это не мое дело. И веришь ты в это или нет, паренек, но мне совсем не нравится таскаться за тобой, особенно после сегодняшнего.

— Ты только посмотри, я сейчас заплачу над твоей несчастной судьбой. — Люк взял со стола стакан воды и с жадностью его выпил. — Так как же насчет хвоста? — Люк осторожно поставил стакан обратно, размышляя про себя, почему он не ответил на удар. Господи, он раскис. Черт побери, он стал другим человеком — Кизия полностью изменила его жизнь.

— Джонс, может, в это и трудно поверить, но я таскаюсь за тобой для защиты. Люк издевательски засмеялся.

— Как интересно. Чьей защиты?

— Твоей.

— Правда? Как здорово. Кто же собирается на меня нападать? И почему это вас так волнует? Могли бы придумать сказочку и поумнее.

— Мне лично на тебя глубоко плевать, но таково задание. И до получения следующих инструкций я должен ходить за тобой и охранять от возможных покушений.

— Дьявольщина! — Люк снова рассердился. Ему не нравилась эта идея.

— Ты думаешь, это все чушь?

— Конечно. Что же я такое знаю особенное? Или мешаю кому-то? — В настоящее время он не хотел ничего, только быть рядом с Кизией.

— Кое-кому из левых группировок не по нраву, что ты вертишься на виду у всех и разыгрываешь из себя героя. Они хотят сделать из тебя дурака, парень.

— В самом деле? Ну ладно, пусть будет так. Если они попросят об этом, я тебе сразу позвоню. А до тех пор я хочу гулять без компании.

— Я бы тоже обошелся без тебя, но у меня нет выбора. Однако здесь неплохая кухня и великолепные булочки.

Лукас покачал головой, сдерживая раздражение, потом пожал плечами.

— Рад, что тебе нравится. — На некоторое время он задержался в дверях, глядя на человека, который только что его ударил, и сказал: — Знаешь что, парень? Ты счастливчик. Если бы ты приложил меня в другое время, я бы размазал тебя по полу. Живи и радуйся.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом человек в клетчатой куртке пожал плечами и сложил газету.

— Ты, конечно, можешь поступать как вздумается. Но лучше бы отправиться в свой паршивый отель и сидеть там. Этим ты избавишь всех нас от кучи неприятностей. В любом случае, парень, позаботься о своей шкуре. Кто-то еще добирается до тебя. Мне не сказали кто, но, должно быть, это опасно, раз послали меня.

Люк уже почти вышел из кабинки, но внезапно обернулся и спросил:

— Ваши ребята следят за кем-нибудь еще? — Любой ответ мог внести ясность.

— Вполне возможно.

— Давай, парень, не надо истории для придурков. Выкладывай все до конца! — В его глазах зажегся огонь. Мужчина медленно кивнул.

— Ладно, так и быть. Мы пасем еще несколько таких же пижонов.

— Кого?

Полицейский тяжело вздохнул, посмотрел на свои ботинки, потом снова поднял глаза на Люка. Не совсем подходящая тема для шуток, они оба это понимали. И Лукас Джонс совсем не тот человек, с кем можно играть. Они зашли слишком далеко, поэтому полицейский, еще раз вздохнув, без всякого выражения перечислил имена:

— Мориссей, Вашингтон, Гринфилд, Фалькес и ты.

Господи. Все пятеро — основные борцы за изменение тюремной системы. Мориссей жил в Сан-Франциско, Гринфилд — в Лас-Вегасе, Фалькес появлялся где-то в Нью-Гемпшире, а Вашингтон был уроженцем Вашингтона и единственным негром в их компании. По убеждениям все были радикалами, и никто не принадлежал к левым течениям. Они хотели бороться за свои идеи и изменить существующую тюремную систему, которой следовало отмереть уже несколько лет назад. Никто из них не имел иллюзий по поводу возможности изменить мир, в котором живут, но они тем не менее пытались. В этом состояла суть их жизни. Вашингтону больше других доставалось от политических противников. Черные группировки утверждали, что он должен сражаться вместе с ними, но v того не хватало на это бунтарского духа. А по мнению Люка, он был лучшим из всех — и левых, и правых.

— Вы следите за Фрэнком Вашингтоном?

— Да.

— Тогда следите за ним получше. — Дождавшись кивка. Люк повернулся и ушел.

Кизия с волнением ждала у входной двери.

— С тобой все в порядке?

— Конечно, со мной все в порядке. А почему со мной должно было что-то случиться? — Люк подумал, что она могла услышать что-нибудь или, еще хуже, увидеть. К счастью, никто не проходил мимо кабинки во время его короткой схватки с полицейским, а официанты были слишком заняты своим делом.

— Тебя так долго не было, Лукас. Что-нибудь не так?

— Конечно, нет. Просто я увидел знакомого.

— Дела? — На лице Кизии появилось выражение, которое обычно бывает у подозрительных жен.

— Да, маленькая, дела. Я уже рассказывал тебе. И давай поговорим о чем-нибудь другом. Пора возвращаться в отель. — Люк горячо обнял ее и с улыбкой потянул на улицу, в вечерний туман.

Что-то неладно, Кизия это чувствовала. Люк хорошо умел скрывать свои мысли. Он никогда не позволял ей вмешиваться в свои дела и сегодня ясно показал, что вовсе не собирается изменять этому правилу.

На следующее утро Кизия поняла, что не ошиблась в своих подозрениях. Она заказала роскошный завтрак на двоих и, дождавшись, когда его доставили в номер, пошла будить Люка. Легонько встряхнула его за плечо и поцеловала.

— Доброе утро, мистер Джонс. Пора вставать, я люблю тебя. — Люк перекатился на спину, сонно улыбнулся и приоткрыл глаза. Потом вдруг схватил ее за плечи и начал целовать.

— Великолепное начало дня! Почему ты вскочила так рано?

— Я хотела есть. И потом, ты сказал, мы должны многое" сделать сегодня… Я встала и приготовилась. — Кизия, улыбаясь, сидела на краю кровати.

— А хочешь опять лечь в постель и забыть обо всех делах?

— Только после завтрака, если тебе не терпится. Иначе твоя яичница остынет.

— Господи, ты очень практичная и хладнокровная женщина.

— Нет, всего лишь голодная. — Кизия похлопала Люка по спине, еще раз поцеловала и соскочила с кровати, чтобы снять салфетку, прикрывающую поднос с завтраком.

— Пахнет неплохо. Они прислали газеты?

— Да, сэр. — Аккуратно свернутые газеты тоже лежали на подносе. Кизия взяла их, развернула и подала Люку, присев в реверансе. — К вашим услугам, месье.

— Леди, как же я жил без вас?

— Без всякого сомнения, это была трудная, беспросветная жизнь. — Она снова улыбнулась Люку и повернулась к столику, чтобы налить ему кофе. Когда Кизия снова подняла глаза, то была потрясена его видом. Люк сидел на кровати с газетой на коленях, сжав кулаки, а по его лицу, искаженному яростью и горем, катились слезы.

— Лукас, дорогой, что случилось? — Она нерешительно подошла к нему, села рядом, взяла газету и быстро просмотрела заголовки статей, пытаясь определить, в чем же дело. Долго искать не пришлось. Эта статья была гвоздем номера: «Застрелен бывший священник, известный сторонник реформ тюремной системы. Предполагается, что убийство совершено одной из левых радикальных группировок. Полиция не сообщает ничего определенного… Джозеф Мориссей был убит восемью выстрелами в голову, когда вместе с женой выходил из своего дома». На фотографии — женщина, в истерике склоненная над бесформенным телом. Джо Мориссей. В статье сообщалось, что его жена была на седьмом месяце беременности.

— Черт! — единственное слово, которым Люк выразил свои чувства. Кизия мягко обняла его за плечи, из ее глаз полились слезы. Они вместе плакали по убитому человеку, и только Люк понимал, что трупом мог стать и он.