Отныне и вовек - Стил Даниэла. Страница 76
Астрид тяжело вздохнула и поставила поданную ей чашку.
— Джессика, ты должна прекратить жалеть себя. Найди какое-нибудь занятие. Ради себя, а не ради него. Магазин, общение с людьми, я, церковь, что тебе по нраву, но ты должна за что-то ухватиться. Ты не можешь так жить, ибо развалится не только твой брак, хуже того: не выдержишь ты.
Это было как раз то, что пугало Яна: Астрид знала это. Раз или два он мельком посмотрел на нее, и она поняла.
— Знаешь, так будет не всегда. Ты вернешь то, что у тебя было раньше. Еще не конец.
— Нет? Откуда ты знаешь? Даже я не знаю. Я даже не знаю, что у нас было и что стоит возвращать.
Джессика была потрясена собственными словами, но не могла остановиться. Она сцепила свои трясущиеся руки.
— А что у нас есть? Я, содержащая Яна, он, ненавидящий меня за это так сильно, что уходил и спал с другими женщинами, чтобы почувствовать себя мужчиной. Прекрасный брак, не так ли, Астрид? Как раз то, о чем мечтает каждая девушка.
— Значит, вот что ты об этом думаешь?
Астрид следила, как боль отражалась на лице Джессики, и сердцем была с ней.
— Судя по тому, что я видела, в вашем браке гораздо больше хорошего. — Они выглядели такими молодыми и счастливыми, когда она познакомилась с ними. Однако Астрид понимала, что многого не знала о них. Должно быть, не знала.
Она встретилась с Джессикой глазами, и ей стало жаль ее. Подругу ожидало впереди нелегкое время.
— Я не знаю, Астрид. Мне кажется, будто прежде я жила не правильно, и вот теперь я хочу все исправить. Но уже слишком поздно. Он ушел. И что бы ты ни говорила, я сердцем чувствую, что Ян не вернется назад. Я обманываю себя, жду, когда раздастся звук его шагов, брожу по его кабинету — а мы едем в тюрьму, чтобы увидеть его, как обезьяну в клетке. Астрид, он — мой муж, а они заперли его, как животное!
Слезы выступили у нее на глазах.
— Это сводит тебя с ума, Джессика?
Вопрос рассердил ее.
— А ты что думала?
— Я думала, что тебя волнуют и другие вещи. Полагаю, ты боишься перемен в жизни. Боишься, что изменится Ян. Сейчас он хочет дописать книгу, что тоже пугает тебя.
— Не пугает, а раздражает. — По крайней мере она была честна. Она призналась.
— Почему раздражает?
— Потому что я сижу здесь одна, схожу с ума, пытаясь справиться с действительностью, а что собирается делать он?
Выводить каракули на бумаге, словно ничего не произошло.
И.., я не знаю, Астрид, все так сложно. Я больше ничего не понимаю. Я теряю рассудок. Я не могу с этим смириться. Я просто не могу.
— Можешь, и Ян может. Ты уже прошла через худшее.
Суд, должно быть, был сущим адом.
Джесси горько кивнула:
— Да, но это хуже. И продолжится вечность.
— Конечно, нет. Джесси, ты можешь вынести гораздо больше, чем думаешь. Так же, как и Ян.
Когда Астрид произносила эти слова, она надеялась, что была права.
— Как ты можешь быть так уверена? Вспомни, как он выглядел сегодня, Астрид. Как долго, ты думаешь, он сможет это выносить? Он испорчен, напрочь испорчен, он привык к комфортной жизни с цивилизованными людьми. А теперь он — там.
Мы не понимаем, что это значит на самом деле, но что будет, когда кто-нибудь приставит ему нож к горлу или какой-нибудь подонок захочет его изнасиловать? Что тогда? Ты уверена, что сможешь справиться с этим, Астрид?
В ее голосе появились истерические нотки.
— А ты знаешь, что самое смешное во всей этой кутерьме?
То, что он там из-за меня. Не из-за Маргарет Бертон. Из-за меня. Потому что я полностью оскопила его, поэтому Яну пришлось что-то доказывать. Я сделала это. С тем же успехом я могла бы сама надеть ему наручники.
Самое трагичное заключалось в том, что Джессика верила тому, что говорила. Астрид подошла к ней и попыталась положить руки на плечи рыдающей Джессике.
— Джессика, ну, ну.., нет. Знаешь…
— Я знаю. Это — правда! Знаю. И он знает. И даже она, всеми проклятая женщина, знала это. Видела бы ты, как она смотрела на меня в суде. Бог знает, что Ян сказал ей. Но я смотрела на нее с ненавистью, а она на меня.., с жалостью.
Черт побери, Астрид, пожалуйста, дай мне таблеток.
Она повернула к Астрид опустошенное лицо, но подруга покачала головой:
— Не могу.
— Почему? Мне нужно.
— Сейчас тебе нужно подумать. На чистую голову. Не в тумане. То, что ты сейчас сказала мне, — абсолютная чушь.
Таблетки не помогут тебе разобраться в твоих переживаниях.
— Они дадут мне возможность вынести все это. — Теперь она умоляла.
— Нет. Ты представляешь ситуацию, в которой оказалась, в неверном свете, таблетки только ухудшат твое положение.
Одно могу сказать тебе наверняка. Если ты не прояснишь свои мысли сейчас, будет только хуже, и к тому моменту, когда Ян выйдет на свободу, от твоего брака ничего не останется. Ты закончишь тем, что станешь ненавидеть его, может быть, даже так же сильно, как ты сейчас ненавидишь себя. Тебе необходим вечер размышлений, Джессика.
— А ты, значит, собираешься проследить, чтобы я его не пропустила, да? — В голосе Джессики звучала горечь.
— Нет, я не могу так поступать. Я не могу заставить тебя думать. Но больше ты от меня не получишь ничего, что затуманило бы твое сознание. Я не допущу этого, Джессика, просто не могу.
Джессика испытывала почти непреодолимое желание встать и ударить ее, но потом до нее дошло, что она не в себе. Желание ударить Астрид было ненормальным.
Но и очень реальным. Она хотела получить эти чертовы таблетки.
— В любом случае рано или поздно ты должна будешь столкнуться с этим.
Неожиданно в глазах Джессики снова появились слезы.
— А если я сойду с ума? Я хочу сказать, на самом деле лишусь рассудка?
— Почему ты должна сойти с ума?
— Потому что я не могу справиться с несчастьем. Я просто не могу с этим справиться.
Для Астрид это было выше ее понимания, но она вспомнила, как поступила ее мать, когда Астрид после смерти Тома находилась в схожем состоянии. Это натолкнуло ее на мысль.
— Джесси, почему бы тебе не поехать со мной на ранчо на Рождество? Мама будет в восторге, и тебе принесет пользу.
Джессика отрицательно покачала головой прежде, чем Астрид закончила предложение.