Поцелуй - Стил Даниэла. Страница 31

Он заморгал в ответ, словно пытаясь кивнуть, и после долгой паузы снова стал выдавливать из себя слова.

– Сппп… асибо… Синнн… Я… ппринял… тттебя… за нее, – наконец выговорил Билл, в изнеможении закрыл глаза и снова погрузился в сон. Он не имел желания общаться с женой.

– Ты не хочешь увидеть девочек? – потревожила его сон Синди, и Билл три раза моргнул. – Я сейчас их приведу, – улыбнулась она, – они здесь, в холле. – Когда дочери вбежали в палату, Билл тоже улыбнулся. Да и слова давались ему с меньшими усилиями, чем раньше. К нему постепенно возвращалась способность говорить, а сознание его, несомненно, было совершенно ясным.

– Я… люблю… вас, девочки…

– Мы тоже тебя любим, папа, – ответила Оливия, а Джейн наклонилась и поцеловала его руку, к которой была прикреплена капельница. Датчики и трубки по-прежнему облепляли его с ног до головы, но девочки чувствовали себя уже гораздо увереннее.

– Моллодцы… ддевочки, – сказал он Синтии, когда дочери ушли.

– Ты и сам молодец, – удивив его, произнесла жена. – Ты нас здорово напугал, – продолжала Синтия. – Ты помнишь, что с тобой случилось? – Она только сейчас сообразила, что он может этого и не знать.

– Нет. – В памяти остался только вечер, который он провел с Изабель.

– В твой лимузин врезался автобус. Спасатели потратили два часа, чтобы извлечь вас оттуда.

– Я… боялся… что… она… умерла, – с трудом выговорил он, и у Синди мелькнула мысль, что по меньшей мере странно обсуждать подобные вещи с собственной женой. Билла это, однако, нисколько не смущало.

– По-моему, она была к этому очень близка. – Она не стала говорить ему, что Изабель в любую минуту может умереть. – Ее муж сейчас с ней, здесь. – Слова – прозвучали как предупреждение о том, что пора вернуться к реальной жизни. У Изабель есть муж, а у него – две дочери и жена. И.как бы он ни любил Изабель, у него есть перед ними определенные обязанности.

В этот момент в палату вошли медсестры, чтобы сделать какие-то процедуры, и Синтия вышла в коридор к девочкам. Ей нужно было переварить разговор с Биллом. Теперь ясно, что для него Изабель Форрестье вовсе не случайная знакомая, как надеялся ее муж, и даже не просто подруга. Очнувшись, он сразу спросил о ней, и глаза его были полны тревоги. Он даже принял жену за Изабель.

Дожидаясь, пока сестры закончат свои дела, Синди взяла в руки номер «Геральд трибюн». Там была статья о катастрофе, но рядом со снимком искореженного автобуса она с ужасом увидела фотографию, на которой был изображен Билл вместе с какой-то женщиной. В статье говорилось, что погибло одиннадцать человек и в лимузине, в который врезался автобус, находился известный политический деятель Уильям Робинсон. Подпись под фотографией гласила, что снимок сделан всего за несколько мгновений до столкновения. Билл с неизвестной женщиной находились в «Аннабелз», их машина столкнулась с автобусом в нескольких кварталах от этого заведения, и водитель погиб на месте. Имя Изабель не упоминалось, не говорилось также, пострадала ли она в катастрофе, но сомнений быть не могло – это она. На снимке она выглядела молодой и привлекательной, а Билл, улыбаясь, обнимал ее за плечи. Оба казались счастливыми и довольными жизнью, и это вновь напомнило Синтии о всей серьезности ситуации. Интересно, попалась ли газета на глаза Гордону Форрестье?

Увидев, что она читает, девочки молча обменялись взглядами. Чувствовалось, что они уже в курсе. Но они не сердились на отца – произошедшее с ним было настолько серьезно, что они готовы были простить ему почти все. Синтия испытывала точно такие же чувства. Прошлое ее не беспокоило, ее волновало будущее. Синтия не верила в то, что они с Изабель просто добрые друзья.

Сестра позвала их к Биллу. Перед тем как войти, Синтия успела заметить, что из палаты Изабель вышел Форрестье. Синтия не посмела спросить его – хотя ей очень хотелось, – видел ли он «Геральд трибюн». Впрочем, у Гордона и без того был весьма озабоченный вид.

Состояние Изабель не улучшалось. Врач предупредил, что она еще долго пробудет в коме, и Гордон все больше беспокоился, что она может потерять рассудок. Кроме того, ему только что сообщили, что ее пульс стал неровен, а в легких скапливается жидкость. В любой момент могла начаться пневмония, а если это произойдет, Изабель не выжить. Ситуация явно ухудшалась. Гордон пробыл в палате целый час, разговаривал с врачами насчет новой операции и теперь возвращался в гостиницу.

После того как Синтия и девочки ушли, Билл снова спросил об Изабель на сей раз у медсестры. Речь у него уже практически восстановилась. Дочери постоянно с ним заговаривали, и Биллу волей-неволей приходилось им отвечать.

– С ней все по-прежнему, – осторожно подбирая слова, ответила сестра, – она в коме. – У Билла было сломано больше костей, но у Изабель оказались повреждены практически все внутренние органы. И вот Билл уже почти наверняка перешел черту, отделяющую его от смерти, а жизнь Изабель по-прежнему висела на волоске.

– Можно мне ее увидеть? – тихо спросил Билл. Он думал об этом весь день – если не отвлекали Синди и девочки. За Изабель он был готов отдать жизнь.

– Вряд ли это возможно, – покачала головой медсестра. Хирург наверняка будет возражать. С такими повреждениями больному нужно лежать совершенно неподвижно, а Изабель о его визите все равно не узнает.

Но когда пришел доктор, Билл задал ему тот же самый вопрос.

– Только на минуту! Я просто хочу посмотреть, как она.

– Боюсь, что неважно, – честно признался доктор. – У нее множество травм. Я уже объяснял это сегодня ее мужу. Он хочет перевезти ее во Францию, но я сказал ему, что это ее убьет. – Слова доктора были для Билла как нож в сердце. Он не хотел, чтобы Изабель куда-то увозили, по крайней мере до тех пор, пока он снова ее не увидит. И уж совсем недопустимо подвергать ее такому риску. Форрестье просто сумасшедший, если такое предлагает. – Не думаю, что вам стоит ее сейчас видеть, мистер Робинсон, – с сочувствием произнес доктор. Он находил Билла очень приятным человеком – в отличие от Гордона Форрестье, высокомерного и грубого, успевшего оскорбить уже, кажется, весь персонал. Сегодня он начал с того, что предложил увезти Изабель во Францию, и сдался только тогда, когда заведующий отделением недвусмысленно заявил, что это настоящее безумие. Однако все считали, что от своей идеи Форрестье отказался лишь на время, – он слишком упрям, чтобы уступить.