Криптономикон, часть 1 - Стивенсон Нил Таун. Страница 39

Если Уотерхауз замрет без движения, вещмешок уронит его навзничь, и он будет беспомощно трепыхаться, как перевернутый жук. Поэтому он устремляется вперед, через шоссе, на широкую тропу в лес. Теперь он в толпе девушек. По случаю окончания смены они накрасили губы. В военное время качественный материал идет на смазку для самолетных винтов; на губную помаду пускают отходы и ошметки. Чтобы скрыть ее невыразимое минерально-животное происхождение, нужна сильнейшая парфюмерная отдушка.

Это — запах войны.

Уотерхауз еще не видел Блетчли-парк, но знает главное. Он знает, что эти милые девушки, которые смену за сменой добросовестно скармливают машинам тонны непонятной галиматьи, убили больше людей, чем Наполеон.

Уотерхауз медленно, с извинениями, протискивается через встречную волну утренней смены. В какой-то момент он просто сдается, отступает на шаг в сторону, сгружает вещмешок в заросли плюща, закуривает и ждет, пока примерно сотня девушек пройдет мимо. Что-то тычет его в ногу: ветка дикой малины в острых колючках. На ней — тонюсенькая паутинка, радиально-лучистые нити поблескивают в закатном свете. Паучок в середине — невозмутимый британец, которому дела нет до неуклюжего янки с его вывертами.

Уотерхауз тянет руку и ловит в воздухе желтовато-бурый листок вяза. Он нагибается, зажимает сигарету в зубах и, двумя руками направляя лист, ведет зубчатым краем по радиальной, не клейкой, как он знает, нити. Лист, подобно смычку, заставляет паутину вибрировать. Паучок разворачивается мгновенно, как в плохо смонтированной киноленте. Уотерхауз так поражен стремительностью его движений, что даже отшатывается, потом снова проводит листом по нити. Паучок чувствует вибрацию и настороженно замирает.

Довольно скоро он возвращается в прежнее положение и больше не обращает на Уотерхауза никакого внимания.

Паучок по вибрации определяет, какое насекомое попало в сеть. Поэтому-то паутина устроена радиально, а паук сидит в центре. Нити — продолжение его нервной системы. Информация через паутину попадает к пауку и обрабатывается некоей внутренней машиной Тьюринга. Уотерхауз пробовал много разных уловок, но еще ни разу не сумел обмануть паука. Дурной знак!

Пока он занимался научными исследованиями, пересменок закончился. Уотерхауз вновь берется за вещмешок. В единоборстве они преодолевают еще ярдов сто по тропе, которая внезапно впадает в дорогу: как раз там, где ее перегораживают чугунные ворота на бестолковых обелисках красного кирпича. Часовые здесь — тоже бойцы ВВС со СТЭНами. Сейчас они изучают документы у мужчины в плащ-палатке и мотоциклетных очках: он только что подъехал на мотоцикле с контейнерами на багажнике. Контейнеры не очень полные, но закреплены основательно: в них тот самый боезапас, который девушки закладывают в пасть своих смертоносных машин.

Мотоциклисту машут: проезжай; он тут же сворачивает на узкую дорожку влево. Внимание переключается на Лоуренса Притчарда Уотерхауза, который после установленного обмена приветствиями предъявляет удостоверение и пропуск.

Ему не удается скрыть от часовых, что удостоверений — целая стопка. Их это не удивляет и не смущает — заметное отличие от всех часовых, с которыми Уотерхаузу приходилось иметь дело. Разумеется, у них нет допуска «Ультра-Мега», и сказать, что он здесь по поводу «Ультра-Мега», было бы серьезным нарушением режима. Судя по всему, они насмотрелись на людей, которые не могут назвать своей настоящей цели, и бровью не поводят, когда Уотерхауз выдает себя за сотрудника спецсвязи из четвертого или восьмого корпуса.

В восьмом корпусе расшифровывают флотские сообщения с кодом «Энигма». В четвертом анализируют расшифровки. Уотерхаузу не удалось бы долго выдавать себя за человека из четвертого корпуса, поскольку тамошним сотрудникам положено на самом деле разбираться во флотских вопросах. По всем параметрам он — сотрудник восьмого корпуса, которому положено знать одну только чистую математику.

Часовой изучает его документы, заходит в караулку и крутит телефонный диск. Уотерхауз неловко стоит, разглядывая оружие у часовых на плече. На его взгляд, это просто стальная труба с приделанным курком. Через прорезанное в трубке окошко видна сжатая пружина. Несмотря на то что к трубке в нескольких местах привинчены рукоятки, полное впечатление, что все это задумано и сделано троечником в школьной слесарной мастерской.

— Капитан Уотерхауз? Вас просят пройти в усадьбу, — говорит часовой, вернувшийся от телефона. — Идите прямо, ее нельзя не заметить.

Уотерхауз проходит футов пятьдесят и убеждается, что не заметить усадьбу действительно нельзя. Целую минуту он стоит, желая постичь замысел архитектора. Особенно изумляет количество фронтонов. Видимо, строители хотели воздвигнуть один большой дом, замаскировав его под десяток городских зданий, втиснутых в шесть акров Бекингемширских сельхозугодий.

Место очень ухоженное, однако и здесь по кирпичным стенам взбираются черные лианы. Корневая система, которую Уотерхауз видел в метро, распространилась под лесами и пастбищами и пустила вверх неопреновые побеги. Этот организм — не фототрофный, он тянется не к свету и солнцу. Он — инфотрофный. И тянется сюда по той же причине, по какой в это место съезжаются инфотрофные люди вроде Лоуренса Притчарда Уотерхауза и доктора Алана Матисона Тьюринга, поскольку в мире информации Блетчли-парк — все равно что Солнце в Солнечной системе. Армии, народы, премьер-министры, президенты и гении обращаются вокруг него, но не по стабильным планетарным орбитам, а по шальным эллипсам и гиперболам, как кометы или блуждающие астероиды.

Доктор Рудольф фон Хакльгебер не может увидеть Блетчли-парк, потому что это самый большой государственный секрет после «Ультра-Мега». Однако из своего берлинского кабинета, перебирая донесения Beobachtung Dienst [24], он может наблюдать обрывки траекторий и строить гипотезы, которые бы их объясняли. Если единственное логическое объяснение — что союзники взломали «Энигму», значит, подразделение 2702 не справилось с задачей.

Лоуренс протягивает документы и проходит между парой обшарпанных грифонов. Когда не видно фасада, усадьба очень даже ничего. Иллюзия нескольких домов позволила устроить много эркеров, что дает столь необходимый свет. Потолок в вестибюле поддерживают колонны и арки дешевого бурого мрамора, похожего на окаменелые нечистоты.

Здесь очень шумно: неумолчный звук, похожий на бурные аплодисменты, проникает через стены и двери вместе с горячим воздухом и едким запахом машинного масла. Это отличительные признаки электрических телетайпов. Судя по звукам и жару, в нижних помещениях их десятки.

Уотерхауз поднимается по обшитой деревом лестнице на этаж, который британцы зовут первым. Здесь тише и прохладнее. На этом этаже сидит большое начальство. Если в Блетчли действует обычный бюрократический распорядок, то первый визит сюда должен быть и последним. Уотерхауз находит кабинет полковника Чаттана, который (при виде фамилии на двери в памяти что-то щелкает) возглавляет списочный состав подразделения 2702.

Чаттан встает и протягивает руку. Он белобрысый, голубоглазый и, наверное, был бы сейчас розовощеким, если бы не глубокий пустынный загар. На нем парадная форма; британские офицеры шьют обмундирование на заказ, поскольку иного способа обзавестись им просто не существует. Уотерхауз не шибко разбирается в одежде, но даже он видит, что эту форму шила не мамаша по вечерам при свете камина. Нет. Чаттан где-то раскопал первоклассного портного. Однако когда он произносит фамилию «Уотерхауз», это не «Вот и Хайс», как в Бродвей-билдингс. «Р» звучит четко и раскатисто, «хаус» — протяжно и немного гнусаво. Черт его разберет, что за акцент.

Кроме Чаттана, в кабинете мужчина поменьше ростом в солдатской робе — свободной, но плотно охватывающей запястья и щиколотки. Она сшита из защитной шерстяной фланели и была бы очень жаркой, если бы не стабильная температура 13° в домах и на улице. Чаттан представляет человека в робе как лейтенанта Робсона. Он возглавляет один из взводов подразделения 2702 — воздушно-десантный. Коротко подстриженные усы щеткой, русые с проседью бакенбарды; держится бодрячком, во всяком случае, в обществе старших офицеров, и часто улыбается. Зубы у него радиально расходятся от десен, так что каждая челюсть похожа на банку из-под кофе, в которой взорвалась небольшая граната.