Криптономикон, часть 1 - Стивенсон Нил Таун. Страница 53
— Повторяю мой вопрос: зачем мы здесь? — спокойно, но твердо говорит Эб.
Ави некоторое время работает маркером. Он обводит островок в углу моря Сулу, в середине пролива между Калимантаном и длинным тощим Филиппинским островом под названием Палаван. Пишет печатными буквами: СУЛТАНАТ КИНАКУТА.
— Кинакута в течение какого-то времени управлялась белыми султанами. Долгая история. Потом стала немецкой колонией, — говорит Ави. — Тогда Калимантан еще звался Борнео и входил в голландскую Ост-Индию, а Палаван — как и остальные Филиппины — принадлежал сперва испанцам, потом американцам. Так что это был немецкий оплот в этих краях.
— Немцам всегда доставались самые паршивые колонии, — скорбно замечает Эб.
— После Первой мировой войны Кинакуту передали японцам вместе со множеством других островков дальше к востоку. Все эти острова вместе зовутся Мандатными, потому что Япония управляла ими по мандату Лиги Наций. Во время Второй мировой войны японцы использовали Кинакуту как плацдарм для нападения на голландскую Ост-Индию и Филиппины. Там была база ВМФ и аэродром. После войны Кинакута вновь, как до немцев, обрела независимость. Население — мусульмане и этнические китайцы по краям, анимисты — в центральной части. Власть султана сохранялась всегда, даже под немцами и японцами, которые признавали султана, но отводили ему чисто декоративную роль. На Кинакуте есть запасы нефти, но они оставались непромышленными, пока не появились новые технологии добычи, а цены не взлетели из-за арабского эмбарго. Примерно тогда же на трон взошел нынешний султан. Сейчас он очень богат — не как султан Брунея, который, кстати, приходится ему троюродным братом, — но богат.
— Султан поддерживает вашу компанию? — интересуется Берил.
— Не так, как ты думаешь, — говорит Ави.
— А как? — нетерпеливо спрашивает Том Говард.
— Вот смотрите. Кинакута входит в ООН. Это такое же независимое государство и член мирового сообщества, как Англия или Франция. Причем очень даже независимое, благодаря нефти. Форма правления — монархия. Законы издает султан, однако лишь после долгого обсуждения с министрами, которые определяют политику и предлагают законопроекты. В последнее время я много общался с министром связи и телекоммуникаций, помогал ему составить новый законопроект, который касается всех телекоммуникаций, идущих через территорию Кинакуты.
— О господи! — восклицает Джон Кантрелл. Он потрясен.
— Один бесплатный пакет акций мужчине в черной шляпе! — говорит Ави. — Джон Кантрелл разгадал секретный план. Джон, не объяснишь ли, в чем суть, остальным участникам конкурса?
Джон снимает шляпу и проводит рукой по длинным волосам. Потом снова надевает шляпу, вздыхает.
— Ави предлагает создать информационный рай, — говорит он.
По комнате проносится восхищенный гул. Ави ждет, когда он уляжется, и говорит:
— Маленькая поправка. Информационный рай создаст султан. Я предлагаю заработать на нем деньги.
Ультра
Лоуренс Притчард Уотерхауз идет в бой, вооруженный четвертушкой листа британской писчей бумаги, на которой отпечатаны некие слова, делающие ее ПРОПУСКОМ в Блетчли-парк. Фамилию, имя и некоторые другие данные вписал фиолетовой авторучкой какой-то великосветский офицер, слова ВСЕ ОТДЕЛЫ обведены, печать на них размазана в алый поцелуй уличной девки — бездумная небрежность куда более убедительна, чем кропотливая четкость подделки.
Лоуренс огибает усадьбу и выходит на узкую дорожку между основным зданием и кирпичными гаражами (его бабушка и дедушка сказали бы — конюшнями). Самое подходящее место, чтобы выкурить сигарету. Дорожка густо обсажена деревьями. Садящееся солнце еще достаточно высоко, чтобы простреливать через мелкие дефекты в оборонительном периметре горизонта, узкие красные лучи бьют Уотерхаузу в глаза, пока он расхаживает взад-вперед по дорожке. Невидимый луч в нескольких футах над головой золотит незаметную обычно антенну — медную проволоку, протянутую от усадьбы к ближайшему кипарису. Она вспыхивает в точности как паутинка, с которой Уотерхауз развлекался в день своего приезда.
Солнце скоро сядет окончательно, оно уже село в Берлине, как и на большей части адской империи, которую Гитлер выстроил на пространстве от Кале до Волги. Время радистам браться за работу. Радиоволны, как правило, не огибают углов. Это серьезная проблема, если хочешь завоевать мир, который, как назло, круглый, поэтому твои действующие армии — за горизонтом. Однако если ты используешь короткие волны, то информация отражается от ионосферы. Это работает гораздо лучше, когда солнце не забивает атмосферу широкополосным шумом. Вот почему радисты и те, кто их подслушивает (в Британии это Служба Игрек), — существа ночные.
Как заметил сейчас Уотерхауз, усадьба снабжена антенной-другой. Однако Блетчли-парк — большой и жадный паук, чтобы прокормить его, нужна паутина размером с государство. Черные провода, взбирающиеся по стенам зданий, запах и шум телетайпов свидетельствуют, что по крайней мере часть этой паутины — из медной проволоки. Другую часть составляют более грубые материалы, такие как бетон и асфальт.
Распахиваются ворота, на дорожку круто выворачивает зеленый мотоцикл, его два цилиндра трещат так, что у Лоуренса щиплет в носу. Он пропускает мотоциклиста, потом некоторое время идет следом, пока тот не исчезает из виду. Не беда, скоро появятся новые, по мере того как нервная система Вермахта проснется и Служба Игрек начнет ловить ее сигналы.
Мотоциклист проехал в ворота между двумя старыми зданиями. Над воротами небольшой купол с флюгером и часами. Уотерхауз проходит в них и оказывается на зеленом пятачке, сохранившемся, вероятно, от тех времен, когда Блетчли-парк был бесценным бекингемширским поместьем. Слева продолжается ряд конюшен. На крыше, заляпанной птичьим пометом, несколько фронтонных окон. Все здание трепещет от голубей. Прямо напротив — хорошенький тюдоровский домик красного кирпича, единственное отрадное зрелище среди всех этих архитектурных уродов. Справа от него — одноэтажное здание, из которого поступает странная информация — горяче-маслянистый дух телетайпов, хотя стука не слышно, только высокий механический гул.
Открывается дверь конюшни, выходит человек с большой, но явно легкой коробкой. Судя по воркованью, в ней голуби. Голуби, которые живут за фронтонными окнами, не дикие, а почтовые. Носители информации, нити паутины, раскинутой Блетчли-парком.
Уотерхауз направляется к зданию, от которого пахнет машинным маслом, и заглядывает в окно. Вечереет, окна начинают светиться, выдавая информацию немецким самолетам-разведчикам, поэтому во дворе суетится сторож, закрывая тяжелые ставни.
По крайней мере взгляд Уотерхауза улавливает какую-то информацию: по другую сторону окна люди собрались у машины. По большей части они в штатском, и у них давно не было времени на расчески, бритвы и крем для обуви. Эти люди сосредоточены на работе, которая как-то связана с большой машиной. Она состоит из стальных труб, как поставленная на попа кровать. На трубы кое-где надеты металлические барабаны диаметром с тарелку и толщиною примерно в дюйм. От барабана к барабану тянется бумажная лента — метров десять, не меньше.
Один из людей поправляет резиновый приводной ремень на барабане, отступает на шаг и делает знак рукой. Другой щелкает выключателем, и барабаны разом начинают вращаться. Лента скользит через систему. Пробитые в ней дырки несут данные, которые сливаются в одну серую полосу. Лента перематывается так быстро, что как будто растворяется в сером дыму.
Нет, не как будто. Из вращающихся барабанов идет самый настоящий дым. Лента тянется через машину так быстро, что вспыхивает на глазах у Лоуренса и людей в комнате, которые спокойно наблюдают за процессом, словно она горит очень необычно и интригующе.
Если в мире есть машина, способная считывать информацию с такой скоростью, то Уотерхаузу ничего о ней не известно.