Криптономикон, часть 1 - Стивенсон Нил Таун. Страница 55

— Ладно. Так что вы хотели увидеть?

— Я пытаюсь выяснить в целом, как течет информация.

— Что ж, в таком случае здесь вы в самом начале — в верховьях. Наши истоки — Служба Игрек: военные радиоперехватчики и радисты-любители, которые слушают немцев и поставляют нам это. — Паккард берет из мотоциклетного контейнера листок бумаги и протягивает Уотерхаузу.

Это бланк с прямоугольными рамками наверху. В них вписаны дата (сегодняшняя) и время (два часа назад), а также некоторые другие сведения вроде радиочастоты. Большую часть бланка занимает пустое пространство, на котором торопливыми печатными буквами накарябано:

YWBP ROJHK DHAOB QTMDL TUSHI

PIJS LLENJ OPSKY VZPDL EMAOU

AMOG TMOAH EC

а перед всем этим две группы по три буквы.

YUH ABG

— Это с нашей станции в Кенте, — объясняет Паккард. — Сообщение «Зяблик».

— То есть… от Роммеля?

— Да. Перехват из Каира. «Зяблик» имеет первоочередную срочность, поэтому сообщение лежит наверху.

Паккард ведет Уотерхауза по центральному проходу, между рядами машинисток. Одна девушка только что освободилась, Паккард протягивает ей листок. Девушка кладет бумагу рядом с машинкой и начинает печатать.

Поначалу Уотерхауз решил, что все эти агрегаты воплощают британские представления о том, как надо делать электрические пишущие машинки — размером с обеденный стол, двухсотфунтовая чугунная махина с мотором десять лошадиных сил, за высокими заборами с автоматчиками. Теперь он видит, что это нечто куда более сложное. Вместо валика здесь большая шпулька, на которую намотана бумажная лента — уже, чем та, которая бежала через машину за окном, и без дырочек. Всякий раз, как девушка нажимает клавишу, копируя напечатанную на листе букву, на ленте появляется новая. Но не та, которая стояла на листке.

Буквы на ленте гласят:

EINUNDZWANZIGSTPANZERDIVISIONBERICHTET

KEINEBESONDEREEREIGNISSE [31]

— Чтобы получить эти установки, вы должны взламывать код, который меняется каждый день?

Паккард улыбается.

— В полночь. Если задержитесь здесь… — он смотрит на часы, — еще на четыре часа, то увидите, как от Службы Игрек начнут поступать новые сообщения, которые на выходе из Тайпекса дадут полную белиберду, потому что фрицы меняют все свои шифры с двенадцатым ударом часов. Вроде как карета Золушки, которая превращалась в тыкву. Тогда мы анализируем новые перехваты с помощью «Бомб» и определяем новый шифр дня.

— Сколько времени это занимает?

— Если повезет, мы взламываем шифр к двум-трем утра. Чаще после обеда или вечером. Иногда не взламываем совсем.

— Глупый вопрос, но я хотел бы выяснить до конца. Эти Тайпексы, которые выполняют механическую дешифровку, — совершенно не то, что «Бомбы», которые на самом деле взламывают код?

— «Бомбы» по сравнению с Тайпексами — принципиально иной, невероятный уровень сложности, — подтверждает Паккард. — Почти что думающие машины.

— Где они стоят?

— В одиннадцатом корпусе. Но сейчас они не работают.

— Понятно, — говорит Уотерхауз. — До полуночи, пока карета не превратится в тыкву и вам не потребуется взломать завтрашние установки «Энигмы».

— Да.

Паккард подходит к маленькой деревянной дверце в одной из стен корпуса. Рядом с ней — серый офисный лоток с привинченными по краям петлями, в которые продета веревка. Другая веревка висит из закрытой дверцы. Паккард кладет новую расшифровку на груду уже скопившихся на лотке и открывает дверцу. За ней — черный туннель, ведущий из здания.

— Готово, тяни! — кричит он.

— Тяну! — через мгновение отзывается голос. Веревка натягивается, лоток исчезает в туннеле.

— Отправился в тройку, — объясняет Паккард.

— Значит, мне туда же, — говорит Уотерхауз.

Третий корпус всего в нескольких ярдах, за обязательной противоударной стеной. «ОТДЕЛ НЕМЕЦКОЙ АРМИИ» — написано на двери, в отличие от «ФЛОТА», который в четверке. Пропорция мужчин к женщинам здесь значительно выше. В военное время странно видеть в одном помещении столько здоровых, крепких мужчин. Некоторые в форме наземных или воздушных сил, некоторые в штатском, есть даже один флотский офицер.

Середину помещения занимает большой стол в форме подковы, у стены другой, прямоугольный. Все стулья заняты, все, сидящие за столами, погружены в работу. Дешифровки поступают в корпус на лотке и передаются от стула к стулу по некой сложной схеме, которую Уотерхауз может понять только в общих чертах. Кто-то объясняет ему, что «Бомбы» взломали сегодняшний код только в конце дня, и все расшифровки из шестого корпуса поступили в последние два часа.

Уотерхауз решает пока считать этот корпус математическим черным ящиком — сосредоточиться только на информации, которая поступает сюда и отсюда, не вникая во внутреннее устройство. Блетчли-парк в целом тоже своего рода черный ящик — в него поступают случайные буквы, из него — стратегические разведданные, и большинству получателей «Ультра» безразлично его внутреннее устройство. Уотерхауз здесь, чтобы выяснить, существует ли еще один вектор информации, направленный отсюда, скрытый в сигналах телетайпа и поступках союзного командования. И не указывает ли этот вектор на Рудольфа фон Хакльгебера?

Кинакута

Кто бы ни прокладывал воздушный маршрут на подлете к новому аэропорту султана, он явно в сговоре с Кинакутской Торговой палатой. Если вам, как Рэнди Уотерхаузу, посчастливится сидеть у иллюминатора левого борта, вид из самолета будет похож на рекламный буклет.

Густо-зеленые склоны Кинакуты встают из почти неподвижной синевы и тут же взмывают ввысь: горные вершины присыпаны снегом, хотя остров всего в семи градусах от экватора. Сразу понятно, что имел в виду Ави, когда говорил о мусульманском населении по краям и анимистах в центре. Что-то похожее на современный город можно построить только в равнинной части, которая охватывает остров непрерывной, почти плоской полосой — бежевая оправа исполинского изумруда. Она шире всего на северо-восточном краю острова, где широкая пойма главной реки переходит в аллювиальную дельту, на милю-две вдающуюся в море Сулу.

Рэнди перестает считать нефтяные вышки за десять минут до того, как в иллюминаторе показывается город Кинакута. Сверху они похожи на горящие надолбы, сброшенные в прибойную полосу, чтобы остановить морскую пехоту. Самолет снижается; теперь это скорее фабрики на сваях, увенчанные трубами, в которых сжигают попутный газ. Возникает жутковатое чувство, что пилот летит между огненными столбами, способными зажарить «Боинг-777», как голубя, на лету.

Город Кинакута куда более современный, чем все, что можно увидеть в Америке. Рэнди пытался о нем читать, но нашел совсем мало: пару заметок в энциклопедии, несколько мимолетных упоминаний в связи со Второй мировой войной, злые, хотя в целом хвалебные статьи в «Экономист». Пустив в ход изрядно подзабытые навыки межбиблиотечного абонемента, он раскопал в Библиотеке Конгресса единственную книгу, полностью посвященную Кинакуте, и заказал ксерокопию. Это воспоминания очевидца, которых столько появилось после войны, ни разу не переизданные. Читать пока было некогда, и пятисантиметровая стопка страниц мертвым грузом лежит в сумке.

Ни одна из виденных им карт не дает представления о современном городе Кинакута. Все, что было тут во время войны, снесли. Реку направили в новое русло. Гору под названием Пик Элиза срыли, а обломки сгребли бульдозерами в океан, так что получилось несколько квадратных миль суши, большую часть которых занял аэропорт. Взрывы были такими громкими, что вызвали протест со стороны правительств Филиппин и Малайзии, в сотнях миль от Кинакуты. «Гринпис» возмущался, что султан распугивает китов в центральной части Тихого океана. Рэнди ожидал увидеть на месте Кинакуты дымящуюся воронку, но ничего подобного. Остатки Пика Элиза аккуратно замостили и по приказу султана воздвигли на нем Техноград. У тамошних стеклянных небоскребов, как и у остальных в городе, — островерхие крыши. Такими были традиционные здания, которые давно снесены и пошли на строительство насыпи. Единственное архитектурное сооружение, которому на вид больше десяти лет, — дворец султана, но он по-настоящему древний. В окружении голубых стеклянных небоскребов он смотрится вмерзшей в лед красновато-бежевой мошкой.