Криптономикон, часть 2 - Стивенсон Нил Таун. Страница 33

Но, черт возьми, Дулитл бомбил Токио, неужели Уотерхауз не сможет пробраться в бордель?! На подготовку уходит неделя (в течение которой он абсолютно не способен выполнять полезную работу из-за непомерно возросшего уровня ?). В итоге все трудности преодолены.

Становится полегче, но только на уровне сдерживания ?. До недавнего времени больше ничего не требовалось бы. Однако теперь (как осознает Уотерхауз путем долгих раздумий в часы, когда должен был бы взламывать шифры) в системе уравнений, определяющих его поведение, появилась новая переменная; надо будет написать Алану, чтобы тот добавил команды в Уотерхауз-моделирующую машину Тьюринга. Эта новая переменная — FMSp, или фактор присутствия Мэри Смит.

В простой вселенной FMSp был бы ортогонален ?, то есть эти две переменные абсолютно не зависели бы одна от другой. Уотерхауз кончал бы по графику, сдерживая уровень ?. Одновременно он старался бы чаще общаться с Мэри Смит, сохраняя FMSp на возможно более высоком уровне.

Увы! Вселенная не проста. FMSp и ? мало что не ортогональны, они переплетаются, как инверсионные следы самолетов в ближнем бою. Старая система сдерживания ? больше не работает, а платонические отношения не улучшают FMSp, а ухудшают. Его жизнь, до сих пор подчинявшаяся более или менее линейным зависимостям, превратилась в дифференциальное уравнение.

Он осознал это после визита в публичный дом. На флоте сходить к девочкам — все равно что поссать в шпигат во время шторма; в худшем случае можно сказать, что при других обстоятельствах это было бы невоспитанно. Так что Уотерхауз ходил к девочкам много лет и ничуть не смущался.

Однако во время первого после знакомства с Мэри похода в публичный дом и после он себе отвратителен. Он видит себя не своими глазами, но глазами Мэри, и Рода, и миссис Мактиг и других приличных богобоязненных людей, на которых прежде чихать хотел.

Похоже, вторжение FMSp в уравнение его счастья — только острие клина, и следом в жизнь Лоуренса Притчарда Уотерхауза ворвется еще больше неконтролируемых факторов, прежде всего необходимость общаться с нормальными людьми. Жуткое дело, но он понимает, что готов пойти на танцы.

Танцы устраивает Австралийское добровольческое общество — подробностей Уотерхауз не знает и знать не хочет. Миссис Мактиг, очевидно, считает, что за плату, которую взимает с жильцов, обязана не только кормить-поить их, но и женить, поэтому настойчиво уговаривает ходить на танцы и приглашать девушек. Наконец Род, чтобы отвязаться, говорит, что придет с большой компанией, в которой будет и его кузина Мэри. Род под два с половиной метра, его несложно будет найти в толпе. Если повезет, миниатюрная Мэри окажется где-то рядом.

Так что Уотерхауз идет на танцы, лихорадочно подыскивая слова, с которыми обратится к Мэри. В голову приходят несколько вариантов.

«Знаете ли вы, что японская промышленность способна выпускать лишь сорок бульдозеров в год?» Тогда следующая фраза. «Неудивительно, что на земляных работах они вынуждены использовать рабов».

Или: «В силу конструктивных ограничений, накладываемых конфигурацией антенны, у японских флотских радарных систем есть сзади слепое пятно — к ним желательно приближаться точно с кормы».

Или: «Шифры, которыми пользуются низовые подразделения японской армии, на самом деле труднее взломать, чем шифры командования. Ну разве не забавно?»

Или: «Так вы родом из деревни… вы делаете домашние заготовки? Вам, наверное, интересно будет узнать, что близкие родственники бактерий, из-за которых вздуваются консервы, вызывают газовую гангрену».

Или: «Японские линкоры начали самопроизвольно взрываться, потому что высокоэксплозивные материалы в погребе боеприпасов становятся химически неустойчивы».

Или: «Доктор Алан Тьюринг из Кембриджа утверждает, что душа — это выдумка, и все, определяющее нас как людей, можно свести к ряду механических операций».

И так далее в том же духе. Пока он не нашел ничего такого, чтобы гарантированно сразило бы Мэри наповал. Более того, у него нет ни малейшего представления, как себя вести. У него всегда так было с женщинами, вот почему он ни разу не завел девушки.

Но сегодня все иначе. Это жест отчаяния.

Что сказать про танцы? Большое помещение. Мужчины в форме и по большей части выглядят незаслуженно хорошо. Много лучше, чем Уотерхауз. Женщины в платьях и с прическами. Губная помада, жемчуг, биг-бэнд, белые перчатки, мордобой, кто-то исподтишка целуется, кто-то украдкой блюет. Уотерхауз опаздывает — снова проблема транспортировки. Весь бензин ушел на то, чтобы большие бомбардировщики осыпали японцев взрывчатыми веществами. Перевезти комок плоти по фамилии Уотерхауз через Брисбен, чтобы он попытался лишить невинности девушку, — последняя задача в списке. Ему приходится долго идти в жестких кожаных ботинках, которые по пути несколько утрачивают свой блеск. К концу дороги он окончательно убежден, что они годятся единственно для остановки артериального кровотечения из ран, ими же причиненных.

Ближе к концу вечера он замечает Рода. После нескольких танцев (поскольку у того нет отбоя от партнерш) Род наконец направляется в угол, где все друг друга знают, все веселятся и вообще прекрасно обходятся без Уотерхауза.

Наконец он различает шею Мэри Смит, которая сквозь тридцать ярдов густого табачного дыма выглядит такой же невыразимо желанной, что и в гостиной миссис Мактиг. Уотерхауз берет курс на нее, как морской пехотинец — на японский дот, перед которым и сложит голову. Интересно, награждают посмертно геройски павших на танцах?

Он все еще в нескольких шагах, бредет, как в угаре, к белой колонне шеи, когда внезапно музыка стихает и до слуха доносятся голоса Мэри и ее друзей. Они весело болтают, но не по-английски.

Наконец Уотерхауз разбирает выговор. Более того, он разгадывает загадку писем, приходивших в пансион миссис Мактиг адресованных кому-то по фамилии сСмндд.

Все ясно! Мэри и Род — йглмиане! И фамилия их не Смит — просто звучит похоже на Смит. Их фамилия — сСмндд. Род вырос в Манчестере — вероятно, в каком-то йглмском гетто, — Мэри происходит из той ветки семьи, которую пару поколений назад выслали в Большую Песчаную Пустыню за нелады с законом (надо думать, мятеж).

Вот пусть Тьюринг такое объяснит! Поскольку это доказывает, что есть Бог и, более того, что Он — личный друг и помощник Лоуренса Притчарда Уотерхауза. Вопрос первой фразы решен идеально, как теорема. Q.E.D., крошка. Уотерхауз уверенно шагает вперед, жертвуя хищным ботинкам еще квадратный сантиметр кожи. Как удастся восстановить много позже, при этом он встает между Мэри и парнем, с которым та пришла на танцы, и, может быть, толкает того под локоть, так что парень проливает пиво. Все смолкают. Уотерхауз открывает рот и произносит:

— Гкснн бхлдх сйрд м!

— Эй, приятель! — говорит парень, с которым Мэри пришла на танцы.

Уотерхауз поворачивается на голос. Дурацкая ухмылка на его лице представляет собой вполне подходящую мишень, и парень безошибочно попадает в нее кулаком. У Лоуренса мгновенно немеет нижняя часть головы, рот наполняется теплой, питательной на вкус жидкостью. Бетонный пол взлетает, крутясь, как подброшенная монета, и отскакивает от его виска. Все четыре конечности Уотерхауза прижаты к полу весом его торса.

Какое-то оживление происходит в далекой плоскости человеческих голов, на высоте пяти-шести футов от пола, где обычно и протекает нормальное общение. Парня, который стоял с Мэри, оттаскивает в сторону кто-то сильный — под таким углом трудно различать лица, но вполне вероятно, что это Род. Он кричит на йглмском. Вообще все кричат на йглмском, даже те, кто говорит по-английски, потому что у Лоуренса травматическое расстройство центров распознавания речи. Лучше оставить все эти изыски на потом и заняться более насущным филогенезом: например, замечательно было бы снова стать позвоночным. После этого, возможно, удастся в отдаленной перспективе перейти к прямохождению.