Дракула - Стокер Брэм. Страница 15

Сюда направляется довольно забавный старик! Он, вероятно, страшно стар, так как все его лицо испещрено морщинами, как кора дерева. Он сказал мне, что ему около ста лет и что он был матросом в рыболовном флоте в Гренландии во времена битвы при Ватерлоо.

Я решила, что от нею можно будет узнать много интересного, поэтому я спросила его, не захочет ли он рассказать мне что—нибудь о ловле китов в былые годы. Только он уселся, чтобы начать рассказ, как часы пробили шесть, и он немедленно поднялся, чтобы уйти, сказав:

— Я должен идти домой, мисс. Моя внучка не любит ждать, когда у нее готов чай, а ведь мне потребуется немало времени, чтобы вскарабкаться по всем ступеням, их ведь много; да и я люблю, мисс, поесть вовремя.

Он заковылял прочь, и я видела, как он поспешно, насколько ему позволяли силы, начал спускаться по ступенькам.

Я тоже пойду сейчас домой. Люси с матерью пошли делать визиты, а так как они все чисто деловые, я с ними не пошла. Теперь— то они, я думаю, дома.

1 августа.

Сегодня мы с Люси сидели опять на нашей любимой скамейке на кладбище. Вскоре к нам присоединился и старик. Он оказался большим скептиком и рассказал нам, что под могильными плитами кладбища вряд ли похоронены те лица, имена которых высечены на плитах, так как моряки по большей части гибнут в море. Люси очень расстроилась при мысли об этом пустом кладбище. Мы скоро ушли домой.

Позже

Я вернулась сюда одна, так как мне очень грустно. Heт никаких писем. Надеюсь, что ничего не случилось с Джонатаном. Только что пробило 9. Я вижу, как город освещен рядами огоньков вдоль улиц, а иногда огоньки мелькают в одиночку. Огоньки бегут прямо вдоль реки Эск и по изгибу долины. По левую сторону вид как бы скрыт от меня черной линией — крышей соседнего с аббатством дома. Позади на полях слышно блеяние овец и ягнят, а внизу на мощеной дороге раздается топот копыт осла. Оркестр на молу играет какой—то жестокий вальс, а немного дальше на берегу армия спасения устроила митинг на одной из отдаленных улиц. Обе группы друг друга не слышат, я же вижу обе. Не имею понятия, где Джонатан может быть, и думает ли он обо мне. Как бы я хотела, чтобы он был здесь!

5 июня.

Ненормальность Рэнфилда становится все интереснее. Некоторые черты характера у него особенно сильно развиты: эгоизм, скрытность, упрямство.

Хотел бы я понять основу последнего. У него как будто есть свой собственный, определенный план, но какой — еще не знаю. Его подкупающие качества — это любовь к животным, хотя, в сущности, она у него так странно выражается, что иногда мне кажется, будто он просто ненормально жесток с ними. Его ласки очень странного характера. Теперь, например, его конек — ловля мух. У него их сейчас такая масса, что мне пришлось сделать ему выговор. К моему изумлению, он не разразился бурею, как я этого ожидал, а посмотрел на это дело просто и серьезно. Немного подумав, он сказал: «Дайте мне три дня сроку — я их тогда уберу». Я согласился.

18 июня.

Теперь у него страсть перешла к паукам; у него в коробке несколько очень крупных пауков. Он кормит их мухами и число последних очень заметно уменьшилось, несмотря на то, что он употребляет массу времени для приманки мух со двора.

1 июля.

Я сказал ему сегодня, что он должен расстаться и с пауками. Так как это его очень огорчило, то я предложил ему уничтожить хотя бы часть их. Он радостно согласился с этим, и я дал ему на это опять тот же срок. Теперь, когда я к нему прихожу, он возбуждает во мне отвращение, так как недавно я видел, как к нему, жужжа, влетела страшная, жирная муха, наевшаяся, вероятно, какой—нибудь падали — он поймал ее и рассматривал, держа в пальцах, и раньше, чем я мог опомниться, взял ее в рот и съел. Я начал его бранить, но он преспокойно возразил мне, что это очень вкусно и здорово и что это придает ему жизни. Это и навело меня на мысль, или, вернее, это дало мне толчок следить за тем, каким образом он избавляется от своих пауков. У него, очевидно, большая задача на уме, так как он всегда держит при себе маленькую записную книжечку, куда то и дело вносит разные заметки. Целые страницы испещрены в ней множеством формул, состоящих по большей части из однозначных чисел, которые складываются, затем суммы их снова складываются, как будто он подводит какой—то итог.

8 июля.

Мое основное предположение о какой—то системе в его сумасшествии подтверждается. Скоро, по—видимому, получится целая, стройная концепция. Я на несколько дней покинул своего пациента, так что теперь снова могу отметить перемены, которые за это время произошли. Все осталось как было, кроме разве того, что он отделался от некоторых своих причуд, но зато пристрастился к новым. Он как—то умудрился поймать воробья и отчасти уже приручил его к себе. Его способы приручения просты, так как пауков стало уже меньше. Оставшиеся, однако, хорошо откормлены, так как он все еще добывает мух, заманивая их к себе.

19 июля.

Мы прогрессируем. У моего «приятеля» теперь целая колония воробьев, а от пауков и мух почти что следов не осталось. Когда я вошел в комнату, он подбежал ко мне и сказал, что у него ко мне большая просьба — «очень, очень большая просьба», при этом он ласкался ко мне, как собака. Я спросил его, в чем дело. Тогда он с каким—то упоением промолвил: «котенка, маленького, хорошенького, гладкого, живого, с которым можно играть и учить его и кормить, и кормить и кормить». Не могу сказать, чтобы я не был подготовлен к этой просьбе, так как я уже заметил, до чего быстро его причуды прогрессировали в размере, но я не верил, чтобы целое семейство прирученных воробьев могло быть уничтожено таким же способом, как мухи и пауки, так что я обещал ему поискать котенка и спросил, не хочет ли он лучше кошку, чем котенка. Он выдал себя:

— О да, конечно, мне хотелось бы кошку, но я просил только котенка, боясь, что в кошке вы мне откажете.

Я кивнул головою, сказав, что сейчас, пожалуй, не будет возможности достать кошку, но я поищу. Тут его лицо омрачилось, и в глазах появилось опасное выражение — выражение внезапно вспыхнувшего гнева, косой взгляд, выражавший жажду убийства. Этот человек — просто человекоубийственный маньяк.

20 июля.

Посетил Рэнфилда очень рано, до того еще, как служитель сделал обход. Застал его вставшим и напевающем какую—то песню. Он сыпал сбереженные им крошки сахара на окошко и вновь принялся за ловлю мух, причем делают это весело и добродушно. Я оглянулся в поисках его птиц и, не найдя их нигде, спросил, где они. Он ответил, не оборачиваясь, что они все улетели. В комнате было несколько птичьих перьев, а на подушке его виднелась капля крови. Я ничего не сказал ему и, уходя, поручил служителю донести мне, если в течение дня с Рэнфилдом произойдет что—нибудь странное.

11 часов дня.

Служитель только что приходил ко мне сообщить, что Рэнфилд был очень болен и что его рвало перьями. «По—моему, доктор, — сказал он, — он съел своих птиц — просто брал их и глотал живьем».

11 часов вечера.

Я дал Рэнфилду сильную дозу наркотика и забрал у него его записную книжку, чтобы рассмотреть ее. Мысль, которая меня последнее время занимала, теперь оправдалась. Мой смертоносный пациент — маньяк особого типа. Мне придется придумать новую классификацию и назвать его зоофагус (жизнь пожирающий маньяк); он жаждет истребить как можно больше жизни, и он решил выполнить это в восходящем порядке. Он дал несколько мух на съедение одному пауку, несколько пауков одной птице и потом захотел кошку, чтобы та съела птиц. Что было бы его последней ступенью? Стоило бы, пожалуй, продолжать опыт. Это можно было бы, если бы для этого нашлось достаточно оснований. Люди смеются над вивисекцией, а вот, посмотрите, каких результатов она достигла. Почему же не подогнать науку и не довести ее до самого трудного в жизни: до знания мозга. Зная тайну хотя бы одной из этих отраслей, зная источник фантазии хотя бы одного сумасшедшего, я привел бы всю эту отрасль знания к такой точке, что сравнительно с нею физиология Берден Сандерсона или же «о мозге Фельера» казались бы ничтожеством. Лишь бы было достаточно оснований. По не следует часто предаваться этим мыслям, иначе искушение будет слишком сильно; хорошее побуждение может победить ко мне здравый смысл, так как возможно, что и я тоже человек с особенно устроенным мозгом.