Странный человек - Столяров Андрей Михайлович. Страница 3

Я осторожно посмотрел по сторонам — не валяют ли дурака? Класс напряженно слушал. Кое-кто быстро писал в тетради. Мой сосед по парте морщил лоб и беззвучно шевелил губами — повторял. Оставалось думать, что с тех пор, как я окончил школу, преподавание математики сильно шагнуло вперед.

— А топологические пространства, являющиеся открытыми подпространствами хаусдорфовых компактных пространств, можно считать локально компактными пространствами, — частил парень.

На меня больше никто не обращал внимания. Меня это устраивало. Я смотрел на учителя. Директор ошибался. Вид у него не был необычным. Это был просто другой вид. А фотографии его не удалось получить. Учитель походил на первоклассника — маленький и худой. Если бы он встал, то ненамного возвышался бы над партами. И на этом детском теле сидела непропорционально большая шишковатая голова с редкими волосами — череп казался голым. Но когда учитель поворачивался, то белесые, как у новорожденного, волосы вдруг вспыхивали мелкими разноцветными искрами, словно были сделаны из хрусталя. Глаза его по-лягушачьи резко выдавались вперед и казались еще больше из-за очков с сильными стеклами — зрачок растекался во всю линзу, а тяжелые веки периодически смыкались, будто створки раковины. Рот безгубый — до ушей, звонко чмокал, вздувая в углах зеленые пузыри.

Он был похож на какое-то земноводное животное. Я поднял ручку — словно рассматривал перо, и сфотографировал его несколько раз. Парень у доски тем временем замолчал, пригладил желтые космы. Учитель, не оборачиваясь, выгнул за спину руку без костей, зачеркнул что-то на доске, искрошив мел.

— Вот так будет правильно, — пискляво сказал он. Спросил: — Сам?

— Сам, — подтвердил парень.

— Свистит он, Яков Иванович, — сказали из середины класса. — Вычитал в «Проблемах топологии».

Парень набычился, сказал сквозь зубы:

— А когда я врал? Вы не верьте ему, Яков Иванович. Я давно хотел додумать подпространства Хаусдорфа. И додумал. Вчера копал свеклу на огороде и все время думал. А никакую топологию я не смотрел.

Мой сосед по парте сказал себе в нос: «Есть» — и поднял руку.

— Слушаю, Антипов, — просвистел учитель.

— Я думаю, что локально компактные пространства в классе хаусдорфовых пространств, — звенящим голосом сказал мой сосед, — можно охарактеризовать тем, что каждая их точка обладает окрестностью с компактным замыканием. — Он споткнулся, мучительно сморщился, проговорил торопливо: — Сейчас, сейчас. — В классе стояла мертвая тишина. Выпалил: — Пример — евклидово пространство. То есть любое такое пространство дополняется одной точкой до компактного. Пример: присоединением одной точки из плоскости получается сфера комплексного переменного, а из «эр — эн» сфера «эс — эн».

Он внезапно замолчал. Учитель пошлепал огромным ртом:

— Молодец, Антипов. Это — правильная характеристика.

Мой сосед сразу сел, попытался сдержаться, но улыбка расползлась у него во все лицо.

Класс загудел. Взметнулся лес рук. Кто-то говорил, что он дополнил аксиому Хаусдорфа для каких-то особых случаев, толстяк справа от меня, похожий на батон, прямо стонал, что нельзя же замыкаться: нехаусдорфовы пространства еще интересней, а очень стройная девушка со строгим лицом, по внешности типичная отличница, встав, попросила разрешения рассказать о каких-то гомотопических классах, так как она считает, что можно изучать лишь гомотопически инвариантные функторы.

Несколько голосов закричали ей, что алгебраическая топология будет на следующем уроке. Девушка заспорила, сдвинув непримиримые брови.

Прозвенел звонок.

Учитель поднял тонкую руку. Кожа на ней блестела будто лаковая. Шум мгновенно стих. Только запоздалый голос умоляюще протянул:

— Давайте поговорим на перемене, Яков Иванович…

— Мы не одни, — сказал учитель. Все повернулись ко мне, и я снова ощутил нетерпеливую, острую неприязнь в ожидающих лицах.

— У вас есть какие-нибудь вопросы? — просвистел учитель. Расширенные зрачки его впервые обратились на меня: будто воткнули в сердце ледяную иглу.

— Благодарю за урок, — сказал я и встал. Школьники тут же хлынули к столу. В суматохе пронзительных голосов учителя не было слышно.

Директор уже шел по коридору мне навстречу.

— Ну как?

— Завидую, — ответил я. — Я математику терпеть не мог.

— Все так говорят, — печально сказал директор. — А потом приходит бумага — из гороно, или из облоно, или еще выше — с распоряжением: учесть и больше не повторять.

— Бумаги не будет, — пообещал я.

— Хорошо бы, — сказал директор. Он мне не поверил. — Какие у вас планы? Еще один урок? Педсовет мы на сегодня не назначали, но если вы считаете нужным…

— Не стоит, — сказал я. — Лучше завтра. Или послезавтра. Успеется.

— Тогда вам лучше отдохнуть. У нас есть квартира для приезжих. Я провожу вас. Это недалеко.

Воздух на улице обдал нас банным жаром. Выступил пот. Ноги утопали в густой пыли.

Директор вяло рассказывал о школе. Я оглядывался с безразличным любопытством приезжего — деревянные изгороди, заросли крапивы, канавы, наполненные лопухами.

Ничего особенного.

Месяц назад в створе этой деревни сгорел боевой английский спутник типа «Ангел» — полуавтономный спутник слежения, снабженный всеми новейшими системами обороны. Он вспыхнул на высоте сорока тысяч километров и сразу же начал падать: орбита была нестабильной. Я видел фотографии останков. Если это можно назвать останками. Специалисты единодушно утверждали, что горела даже титановая броня.

С другой стороны, они не менее единодушно не понимали, как такая броня вообще может гореть.

Впрочем, о деревне, называемой Неустрой, речи тогда не было.

Но еще через неделю в этой же зоне сгорел американский «муравей». А на следующий день — второй английский спутник. Довольно быстро выяснилось, что орбитальные системы поражаются в одном и том же секторе над территорией СССР в промежутке от нуля до двух часов ночи.

Начались осложнения. Ряд западных правительств обвинил Советский Союз в применении нового оружия космического масштаба. В ответ Советский Союз предложил создать международную комиссию для расследования инцидентов — нам скрывать было нечего. Одновременно два советских спутника были перемещены на орбиты, пересекающие сектор поражения. Оба сгорели за две ночи, но успели передать данные о сильнейшем излучении. Природа его была неясна. Уточнили створ, стержнем которого оказалась обычная сибирская деревня с печальным именем Неустрой.