Амулет Самарканда - Страуд Джонатан. Страница 31

— Любопытно. Так значит, если волшебник желает приобрести какой-нибудь артефакт, он идёт к этому Пинну?

— Да.

— И что?

— Прости меня, о Поразительный, но мне трудно придумывать тебе новые титулы, когда ты задаешь столь краткие вопросы.

— Ладно, это мы пока опустим. Итак, помимо Скайлера ты никого не можешь особо выделить из его знакомых? Ты уверен?

— Да, о Возвышенный. У него много друзей. Я не могу выделить кого-то одного.

— Кто такая Аманда?

— Не могу сказать, о Лучший из Лучших. Возможно, его жена. Я никогда не носил ей посланий.

— «Лучший из Лучших»? Ты никак и вправду стараешься? Ну, ладно. Последние два вопроса. Первый: случалось ли тебе когда-либо видеть или относить послания высокому мужчине с тёмной бородой, в перчатках и плаще, заляпанном дорожной грязью? Вида он мрачного и загадочного. И второй: кто состоит на службе у Саймона Лавлейса? Я имею в виду могущественных духов наподобие меня, а не таких, как ты. Подумай как следует, и тогда я, быть может, отодвину этот камешек, прежде чем уйду.

Голос беса сделался горестным.

— Я счастлив был бы удовлетворить каждый твой каприз, о Владыка Всего Зримого, но что касается первого твоего вопроса — боюсь, я никогда не видел подобного бородача. Что же касается второго — я не имею доступа во внутренние покои Лавлейса. Там присутствуют некие могущественные сущности; я чувствую их силу, но, к счастью, никогда с ними не встречался. Всё, что мне известно, это то, что сегодня утром хозяин поместил у себя в саду тринадцать прожорливых крелей. Тринадцать! Одного и то бы за глаза хватило! Они вечно ходят за мной по пятам, когда я приношу письма.

Я ненадолго задумался. Самым перспективным представлялся выход на Скайлера. Сомнений быть не могло: они с Лавлейсом что-то затеяли, и если сегодня вечером мне удастся подслушать их разговор в Парламенте, быть может, я узнаю, в чем там дело. Но до этой встречи ещё несколько часов. А тем временем я мог бы разобраться с этими «Магическими принадлежностями Пинна» на Пикадилли. Ясно, что Амулет Лавлейс добыл не там, но, может, в этой лавочке мне удастся разнюхать что-нибудь о недавнем прошлом этой игрушки.

Тут бес под камнем рискнул пошевелиться.

— Если ты уже закончил, о Всемилостивейший, не позволишь ли ты мне продолжить свой путь? Если я вручу послания слишком поздно, меня накажут Раскаленным Пунктиром.

— Ну, так и быть.

Многие в такой ситуации просто проглотили бы малого демона, оказавшегося втянутым в разборку сильных мира сего, но это не мой стиль [Примечание: И кроме того, тогда у меня в полете началось бы колотье в боку.]

Я слез с валуна и откатил его в сторону. Сплющенный в лепёшку посланец кое-как сложился в паре мест и с трудом поднялся на ноги.

— Держи свои письма. Не беспокойся, я их не подделал.

— Да даже если бы и подделал, мне-то какое дело, о Великолепный Метеор Востока? Я просто разношу конверты. Откуда мне знать, чего в них? Это дело не моё.

Стоило кризису миновать, как к бесу тут же вернулась его прежняя неприятная манера изъясняться.

— Если расскажешь кому-нибудь о нашей встрече, я подкараулю тебя ещё раз и тогда ты пожалеешь.

— Я чё, дурак — искать неприятностей на свою шею? Нетушки. Ну так чё, если я больше не нужен, я полетел?

И бес, несколько раз тяжело взмахнув кожистыми крыльями, оторвался от земли и скрылся за деревьями. Я выждал несколько минут, чтобы дать ему время убраться подальше, потом снова превратился в голубя и полетел над пустошью на юг, в сторону Пикадилли.

17

«Магические принадлежности Пинна» относились к тому разряду магазинов, куда посмеет войти только очень богатый или очень храбрый человек. Лавочка занимала стратегически выгодную позицию на углу Пикадилли и Дьюк-стрит и более всего походила на дворец, который сюда зачем-то притащила шайка сноровистых джиннов, притащила и кое-как втиснула промеж здешних однообразных домов. По обе стороны широкого серого бульвара тянулись книжные лавки волшебников и всякие кофейни, и на их фоне ярко освещённые окна и золотые колонны с каннелюрами просто-таки бросались в глаза. Даже при взгляде с воздуха в здании за милю чувствовалась аура утонченного изящества.

Мне пришлось поморочиться с приземлением — многие выступы были утыканы шипами или покрыты чем-то липким, дабы отвадить всяких пакостных голубей вроде меня, — но в конце концов я умостился на дорожном знаке. Оттуда открывался прекрасный вид на магазин. Я продолжил его изучение.

Каждая витрина являла собою памятник претенциозности и вульгарности, к которым втайне питают слабость все волшебники: драгоценности на вращающихся подставках, огромные увеличительные стекла над сверкающим великолепием колец и браслетов, автоматические манекены в пижонских итальянских костюмах с бриллиантовыми булавками в лацканах и все такое прочее. Второразрядные волшебники в поношенном повседневном платье, проходя мимо, невольно притормаживали, завистливо глазели на витрину и шли дальше, одолеваемые мечтами о славе и богатстве. Неволшебников здесь почти что и не мелькало. В этой части города простолюдины появлялись редко.

Сквозь одну из витрин я разглядел высокий прилавок из полированного дерева. За ним сидел невероятно толстый мужчина, с ног до головы одетый в белое. Он восседал на своем стуле, словно на насесте, и трудолюбиво отдавал приказы груде коробок, пошатывавшейся рядом с ним. Вот наконец прозвучала последняя команда, толстяк отвернулся, и коробки поплыли через комнату. Мгновение спустя они повернули, и я смог увидеть небольшого коренастого фолиота. [Примечание: Фолиот — это такой недоджинн. ] Он и волок всю эту груду. Добравшись до стеллажа в углу, фолиот развернул небывало длинный хвост и принялся ловко подхватывать коробки по одной и осторожно раскладывать по полкам.

Толстяк оказался не кем иным как самим Шолто Пинном, владельцем магазина. Бес-посланец упомянул, что он — волшебник, и я заметил, что он носит в одном глазу монокль в золотой оправе. Несомненно, именно благодаря ему толстяк и видел истинный облик своего слуги, поскольку на первом плане фолиот выглядел как обычный парень — чтобы не пугать прохожих-неволшебников. С виду Шолто показался мне весьма незаурядным и даже опасным типом: невзирая на значительные габариты, двигался он уверенно и плавно, а глаза у него были живые и проницательные. Что-то мне подсказывало, что одурачить его нелегко, а потому я отказался от своего первоначального намерения обернуться человеком и попытаться что-нибудь вытянуть из Пинна.

Малыш фолиот показался мне более подходящей кандидатурой. Я принялся терпеливо ждать подходящего момента. Когда настало время обеденного перерыва, ручеек посетителей, текший к Пинну, сделался полноводнее. Шолто лебезил перед покупателями, не забывая обдирать их как липку, а фолиот метался по магазину, поднося шкатулки, плащи, зонты и прочие требуемые предметы.

Несколько покупок таки состоялось; потом обеденный перерыв завершился и покупатели разошлись. Теперь уже Шолто обратился мыслями к своему брюху. Он выдал фолиоту указания, надел мохнатое меховое пальто и удалился. Я видел, как он подозвал такси, уселся в него, и машина влилась в поток транспорта. Прекрасно. Значит, некоторое время его не будет.

Фолиот тем временем повесил на дверь магазина табличку «Закрыто», уселся за прилавок и, подражая Шолто, напустил на себя важный вид.

Подходящий момент наступил. Я сменил облик. Долой голубя! Вместо этого в дверь магазина постучал бес-посланец, срисованный с того, которого я отлупил в Хэмпстеде. Фолиот поднял голову, посмотрел на меня удивленно и сердито и жестом велел мне проваливать. Я постучал ещё раз, погромче. Фолиот с раздраженным возгласом соскочил со стула, рысцой подбежал к двери и отворил её. Дверь скрипнула. Колокольчик, висевший над ней, звякнул.

— У нас закрыто.

— Письмо для мистера Шолто.

— Его нет. Зайди попозже.

— Письмо срочное. По неотложному делу. Когда он вернётся?