Заклинатель дождя - Строганов Михаил. Страница 15
– Я вас смутила своим расшитым драконами халатом? – переспросила Елизавета Андреевна. – Настоящий китайский шелк. Ручная работа!
– Ни в коем разе! – ответил Снегов, раскладывая по тарелкам румяную картошку. – Просто в этом халате вы красивы изысканно, не побоюсь сказать, божественно грациозны. Даже как-то не по себе становится… Только не сочтите за лесть или попытку ухаживать.
– Мужу очень нравилось, когда я его надевала, – она вздохнула и легко коснулась дрогнувшими пальцами смеющейся драконьей головы. – Он в шутку величал меня последней принцессой в Поднебесной…
Сергей Олегович подал вилки:
– Прошу не судить меня строго, кулинарных познаний у меня не так уж и много, поэтому я их компенсирую познаниями историческими.
– Как это? – Елизавета Андреевна наколола вилкой несколько хрустящих кусочков. – Вкусно и ароматно! Что у вас за чудо-приправа?
– Наверное, шафран, – пожал плечами Сергей Олегович. – Ручаться не стану…
– Любопытно! Вы от меня скрываете какую-то тайну!
– Какие там тайны! – рассмеялся Снегов. – Недавно перебирал старые журналы и наткнулся на статейку о шафране. Представляете, в средние века за подделку этой пряности людей сжигали на костре, подобно ведьмам и чернокнижникам! А на Востоке считали, что шафран дарует духовное равновесие и подготавливает душу для сострадания ближним… Вот пошел на рынок да и выбрал у торговца пряностями пакетик с шафраном. По крайней мере, на нем так написано… Впрочем, не удивлюсь, если моя изысканная приправа на самом деле окажется какой-нибудь обыкновенной петрушкой с огорода.
– Необычный у вас способ поваренного искусства. Но мне он нравится! – Елизавета Андреевна улыбнулась. – Вы очень необычный человек. Если не секрет, как вы оказались в такой глуши? По всем приметам, наверняка не местный!
– Долгая история. Впрочем, для своего времени довольно рядовая, – Сергей Олегович махнул рукой. – Но если вам интересно…
– Еще как интересно! Вы так непохожи на окружающих людей, хоть и прожили здесь много лет…
– Даже слишком много, почти сорок лет! Считай, вся жизнь здесь прошла…
– И что же привело вас в Немиров?
Сергей Олегович пожал плечами:
– Любовь… Несчастная любовь… Я был молодым аспирантом, а моя возлюбленная – студенткой. Пожениться мы не могли, в шестидесятые получить семейное общежитие ассистенту на кафедре оказалось практически невозможно. Вот и встречались на переменках, держа друг друга за руки… Но по институту поползли слухи, а в годы, когда был только принят «кодекс строителя коммунизма», с моралью было очень строго. Возлюбленной пригрозили исключением, а мне, за недозволенную связь со студенткой, увольнением за аморальное поведение.
– Какое ханжество! В наше время о такой дикости даже никто подумать бы не смог! Это же не по-людски…
– Действительно, все как-то глупо получилось. А тут еще директор немировской школы в институт приехал историка сватать. Мне ректор настоятельное посоветовал поехать в область. Тем более, что через год пообещали двухкомнатную квартиру. Немиров был тогда на подъеме. Тут и мясокомбинат, и сельскохозяйственный ремзавод с техникумом, где обучались студенты из развивавшихся стран социалистической ориентации… – Сергей Олегович встал из-за стола и подошел к окну. – Не возражаете, если закурю?
– Что вы, пожалуйста… Так что произошло потом?
– Потом? Потом, как и обещали, вручили ордер на квартиру, будь она неладна! – Сергей Олегович нервно затянулся «Беломором». – Весь год мы переписывались, каждую неделю звонили друг другу. А когда я за ней приехал, оказалось, что она уже год как замужем…
– Нет, бред какой-то! Этого просто не может быть! Вы же всегда были друг с другом на связи! Знали, что с вами происходит…
– Если такое случилось, значит, действительно может быть. А часто писать друг другу письма – еще не означает понимать, что у твоего близкого творится в душе… Значит, нашли для нее нужные слова, подобрали неопровержимые доводы, может, просто унизили, запугали… Тогда разве мог я это понять? Меня захлестнули эмоции, ущемленное самолюбие, ревность… Я был молод. И как все молодые – страшный максималист, искренне считающий, что прощение – синоним презрения… Вот и наговорил ей вздора о преданной любви, измене, низости… И только спустя много лет осознал, что кто-то хитрый и очень умелый разыграл события моей жизни как шахматную партию, поставив «мат» всего за несколько ходов…
– Что вы такое говорите?! Знаете, все-таки жизнь – не роман Агаты Кристи, в ней случается разное… То, что вы говорите… Это же самая настоящая паранойя! В конце концов, ваша девушка могла просто вас разлюбить…
– Сначала я именно так и подумал. Поэтому больше не писал, не звонил, и даже с днем рождения не поздравлял… – Сергей Олегович отвернулся к окну. – А через пять лет заехал по случаю в институт, вот там мне и рассказали, что через полгода после нашего расставания она покончила с собой, подведя черту под моими словами…
– Господи, как это страшно!.. Но кому и зачем понадобилось так поступить с вашими жизнями?
– Этого я так и не узнал, – Сергей Олегович потушил о дно жестяной банки окурок. – Только теперь понимаю одно… Если бы в начале был тверже и не поддался на уговоры с угрозами… Или хотя бы прислушался к своему сердцу потом, а не рубил с плеча, то все могло бы сложиться иначе. Потому что зло всегда побеждает доверчивого и нетерпимого…
Глава 9
ЭКЗЕКУЦИЯ С ПРИСТРАСТИЕМ
Глухая боль, тяжелая, выматывающая, давно поселилась в груди Елизаветы Андреевны. Не слушалась, не унималась боль, холодными кольцами сдавливала сердце, словно хотела выморозить и вынуть из нее душу живую и оставить в груди зияющую ледяную рану. Прошло полгода, как умер муж, а легче не становилось. Елизавета Андреевна ощущала, как внутри скребет и скребет промерзшую землю проклятая кладбищенская лопата…
Жизнь в Немирове напоминала затянувшуюся агонию. Само окружение казалось каким-то посмертным бредом. Коммуналка, скопированная с трущоб Достоевского, живущие в ней странные люди. Но больше всего шокировало пристрастие немировцев украшать бычьими черепами заборы и сараи, а то и просто подвешивать их на шесты у перекрестков. Со временем стало рождаться чувство, что весь Немиров потихоньку превращается в разбросанный по улицам бесконечный мясокомбинат…
Работа стала для Елизаветы Андреевны бесплатным приложением к не прекращавшемуся бытовому кошмару. Мизерная зарплата делопроизводителя, неприязненные взгляды сотрудниц, ревновавших своих мужей к молодой хорошенькой вдове. Невероятные слухи и сплетни: муж этой – не то попавший в немилость властям олигарх, не то умерший от инфаркта министр-взяточник, не то устраненный криминальный авторитет. Как могло случиться, что против нее ополчился весь коллектив?! Вернее, женская половина. Мужская… об этих доморощенных «козлах новых» даже вспоминать тошно!
Ванюша, Ваня, Ванечка… Сын беспокоил Елизавету Андреевну больше всего. С ним происходило что-то неладное: за несколько месяцев от прежнего веселого и общительного подростка ничего не осталось. Теперь Иван думал только о прошлом, не принимая ни сегодняшней жизни, ни возможного будущего. Иногда Елизавете Андреевне казалось, что он продолжает жить только из чувства долга и жалости перед ней. Только мысли, что, окончив школу, Иван поступит учиться в институт и навсегда уедет из Немирова, ее немного успокаивали и утешали. Тогда она закрывала глаза и повторяла как молитву: «Все непременно уладится. Все образуется само собой…»
И вот она снова идет в школу… Просить, умолять, пусть унижаться. Лишь бы Ванечку не поставили на учет в милицию, лишь бы не выгнали, не оставили на второй год. Господи! Если ты действительно есть, помоги, защити моего сына!
Обитая лакированной вагонкой школьная дверь заскрипела и стала медленно проваливаться вглубь длинного, выкрашенного синей краской коридора. Не решаясь войти в школу, Елизавета Андреевна остановилась на пороге, пытаясь разглядеть пестрые орнаментные линии и разноцветные деревянные маски, уставившиеся на нее со стен прорезями пустых глазниц.