Небо сингулярности - Стросс Чарлз. Страница 35

Атмосфера в кают-компании была непривычно натянутой. В походе скука на корабле присутствует постоянно: после почти семи недель даже наиболее невозмутимые офицеры становятся раздражительными. Весть, что последние эсминцы прибыли уже на рандеву, распространилась как пожар несколько часов назад. Группка офицеров сгрудилась в углу, нянча охлажденную бутылку шнапса. За беседой в последние часы корабельной ночи они отчаянно пытались развеяться, потому что на следующий день корабль начинал путь назад, раскручиваясь обратно по собственной временной линии, пока не встретит собственную входную точку в эту систему и не вторгнется в свободно сплетенную ткань самой истории.

– Я на флот пошел, только чтобы увидеть бордели Маласии, – заметил Грубор. – Если слишком много времени нянчиться с фермой обработки отходов, скоро тебя ребята с мостика начинают воспринимать как мусор в невесомости. Они бегут развлекаться в каждом порту, а мне остается только промывать танки отходов да готовиться к экзаменам на инженера.

– Бордели! – фыркнул Боурсый. – Павел, ты слишком серьезно воспринимаешь собственные перспективы. В Маласии нет таких борделей, куда тебе или мне разрешат хотя бы близко подойти. Перед каждым увольнением Зауэр проверяет, насколько хорошо у нас миндалины отполированы, а потом оказывается, что сунуться можно только в вонючую дыру, и там полно кусачих насекомых, или туземцы политически ненадежны. Или психи. Или изуродованы и ушли в мерзкие и противоестественные половые извращения, или – сам придумай.

– И все-таки. – Грубор рассматривал стакан. – Я бы не отказался увидеть хотя бы одно мерзкое и противоестественное половое извращение.

Кравчук открутил крышку и показал бутылкой в сторону стаканов. Грубор покачал головой, Боурсый свой протянул.

– Вот чего я хотел бы знать, – тихо сказал Кравчук, – это как мы вернемся. Не понимаю. Время-то уже ушло? Само собой разумеется.

– Сам ты разумеешься! – Грубор глотнул крепкой жидкости. – Это не обязательно должно быть так только потому, что ты так хочешь. – Он огляделся по сторонам. – Никто не слышит? Так вот, мы тут по шею завязли. То секретное дополнение к приводу, что они хрен знает где купили, позволяет нам крутить с осью времени на прыжках. Мы в эту задницу космоса забрались в пространстве только затем, чтобы минимизировать шансы, что нас обнаружат или что прыжок будет неправильным. Они ищут какую-то там капсулу времени из дому, где нам скажут, что делать дальше, что там в учебниках истории написано. Потом мы возвращаемся обратно – дальше, чем мы сюда забирались, другим маршрутом, и оказываемся там, куда летим, раньше, чем вылетели. Пока сечешь? Но главная проблема тут – Бог. Они хотят нарушить Третью Заповедь.

Боурсый перекрестился с озадаченным видом.

– Это что, не чтить отца своего и мать свою? Да вся моя семья…

– Нет. Ту, которая говорит, что да не влезешь ты в ход истории, а не то. Подписанную «Искренне Ваш, Бог». Третья заповедь, выжженная в Камне Благодарения буквами шести футов в глубину и тридцати в высоту. Допер?

Боурсый с сомнением прищурился.

– Да это мог быть любой шутник на орбите с лазером первичной фазы на свободных электронах…

– В те времена таких штук не было. Ну, я от тебя иногда балдею просто. Послушай, факт в том, что ни хрена мы не знаем, клянусь всеми шестнадцатью печами ада, что ждет нас возле Рохарда. И потому мы подкрадываемся сзади, как тот мужик-деревенщина, который ходил охотиться на слонов с зеркалом, потому что боялся их увидеть…

Уголком глаза Грубор заметил Зауэра – неофициального замполита корабля. Тот входил в кают-компанию.

– Ты кого это трусливой деревенщиной обозвал? – загремел Боурсый, тоже косясь на дверь. – Я кэпа нашего знаю восемьдесят семь лет, и он мужик что надо! А адмирал… Ты это адмирала голубым назвал?

– Да нет, я тебе пытаюсь объяснить, что мы каждый боимся кто того, кто этого… – Грубор сделал неопределенный жест.

– Так это я, значит, пидор? – взревел Боурсый.

– Да пошел ты! – заорал в ответ Грубор.

Тут кают-компания разразилась внезапными аплодисментами, и какой-то кадет заиграл на пианоле бравурный марш. К сожалению, его игре был присущ более энтузиазм, чем мелодичность или гармония, и присутствующие быстро разделились на его приверженцев (коих было мало) и всех прочих.

– Все будет как надо, – самодовольно произнес Боурсый. – Придем в систему Рохарда, покажем наш флаг и погоним этих дегенератов-захватчиков в шею. Сам увидишь. И все будет – то есть было – как надо.

– Я не про то. – Кравчук, обычно зажатый почти до аутизма, позволил себе чуть расслабиться в поддающей компании друзей-офицеров. – Я про эту иностранную чувиху, шпионку, или дипломатку, или кто она там. Ей, значит, положено за нами присматривать? Не знаю, чего капитан ее терпит. Я бы ее выставил из главного люка, чтобы воздух наш зря не тратила.

– Она тоже участвует, – возразил Боурсый. – Спорить могу, она тоже хочет, чтобы мы победили – а то ведь какой у нее будет дурацкий вид? Вообще у тетки какой-то дипломатический статус: ей позволяется совать нос куда хочет.

– Ха! Так пусть эта чувиха свой нос держит подальше от моих пусковых установок, если не хочет посмотреть, как трубы запуска изнутри выглядят.

Грубор вытянул ноги.

– Ага. Как собачка Хельсингаса.

– У Хельсингаса есть собачка? – Боурсый вдруг весь превратился в слух.

– Была. Прошедшее время. Той-шнауцер вот такого размера. – Грубор почти сдвинул ладони вместе. – Этакий хорек с мозгами крысы. С мерзким характером, гавкала всегда, как боцман с похмелья, и в коридоре все время гадила – показывала, что она здесь хозяйка. И никто ничего не говорил – не мог сказать.

– И что случилось?

– Как-то насрала не под той дверью. Старик вышел, торопился куда-то, и вступил в это дело раньше, чем посланный мной матрос успел убрать. Я про это слышал, а скотину эту больше никогда не видел. Думаю, ее домой пешком отправили. Хельсингас потом месяц мрачный ходил.

– Рагу из собачатины в кают-компании, – сказал Кравчук. – То-то же я шерсть из зубов несколько дней выковыривал.

До Боурсого дошло не сразу, потом он неуверенно засмеялся. Припал к стакану, чтобы скрыть замешательство, и спросил:

– А чего капитан ее терпел так долго?

– А кто знает? Если на то пошло, кто знает, зачем адмирал терпит иностранную шпионку? – Грубор уставился в стакан и вздохнул. – Может, адмирал даже хочет, чтобы она была с нами. А может, просто про нее забыл…

* * *

– Разрешите доложить, господин лейтенант, есть отметка, – сообщил оператор наблюдения. Он возбужденно показывал на график на дисплее – дело происходило на мостике легкого крейсера «Непреклонный».

Лейтенант Кокесов поднял покрасневшие глаза.

– Чего там у тебя, Менгер?

Шесть часов нескончаемой собачьей вахты его достали. Он потер глаза и попытался сфокусировать на своем подчиненном.

– След на дисплее, господин лейтенант. Похож на… Это точно возврат от нашего первого светового импульса в секторе наблюдения. Шесть целых двадцать три сотых светового часа. Очень малый объект. Обрабатываются данные… По всем признакам – металлический предмет. Орбита – около двух целых семи десятых миллиарда километров от центрального светила. Почти напротив нашего положения, учитывая задержку.

– Размер и параметры орбиты определить можешь? – спросил лейтенант, подаваясь вперед.

– Пока нет, но вскорости, господин лейтенант. Мы зондировали в этот час, и это должно нам дать полный набор элементов – как только придет отклик. Но это далеко, около сорока астрономических единиц. Предварительный анализ показывает, что объект имеет пятьдесят метров в диаметре с точностью до порядка величины. Может быть намного меньше, если на нем установлены отражатели.

– Ага. – Кокесов сел. – Штурман, нашли что-нибудь в этой системе, подходящее под такое описание?

– Никак нет.

Кокесов глянул на передний экран. Огромный, налитый красным глаз центрального светила смотрел на него в упор. Лейтенант поежился и произвел пассы, отгоняющие сглаз.