Без оружия - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 10

Румата замолкает. Словно бы издалека, нарастая, накатывается рев толпы, в котором различаются истерические вопли: «Бей, бей!», «Огня! Больше огня!», «Ура, Серые Роты! Ура, дон Рэба!». «Режьте, бейте, жгите!». Рев нарастает, достигает нестерпимой громкости и разом обрывается. Румата трясет головой, словно отгоняя страшное видение.

РУМАТА. Пулемет бы сюда, пулемет!.. Свинцом по серой сволочи, по бледненькой роже дона Рэбы, по окнам его прокисшей от крови канцелярии!.. Это было бы сладостно. Это было бы настоящее дело…

Румата возвращается в кресло, сжимается, прикрыв лицо ладонью. В гостиной темнеет. И из тьмы гулко раздается голос Кондора.

КОНДОР. Итак, мы хотим стрелять?

РУМАТА. Да.

КОНДОР. В кого?

РУМАТА. В этих мерзавцев. В дона Рэбу. В бакалейщика Цупика.

КОНДОР. За что?

РУМАТА. Они убивают все, что мне дорого…

КОНДОР. Они не ведают, что творят.

РУМАТА. Они ежедневно, ежечасно убивают будущее!

КОНДОР. Они не виноваты. Они — дети своего века.

РУМАТА. То есть они не знают, что виноваты? Но мало ли чего они не знают! Я, я знаю, что они виноваты!

КОНДОР. Тогда будь последовательным. Признай, что придется истребить многих.

РУМАТА. Не знаю, может быть, и многих. Одного за другим. Всех, кто поднимает руку на будущее…

КОНДОР. Это уже было. Травили ядом, бросали в царей самодельные бомбы. И ничего не менялось…

РУМАТА. Нет, менялось! Так создавалась стратегия революции!

КОНДОР. Нам не надо создавать стратегию революции. Мы владеем ею в совершенстве, она перешла к нам от великих предков, от первых коммунаров. А тебе хочется просто убивать!

РУМАТА. Да, хочется.

КОНДОР. А ты умеешь?

РУМАТА. Не знаю… Но здесь звери ежеминутно убивают людей. И здесь все бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет цену, потому что опаздывает…

КОНДОР. Мы пришли сюда, чтобы научиться помогать этому человечеству, а не для того, чтобы утолять свой справедливый гнев. Если ты слаб — уходи. Возвращайся домой. В конце концов ты не ребенок, ты знал, на что идешь…

Пауза. Гостиная вновь освещается. Входит Уно с подносом — на подносе сверкает чаша с водой.

УНО. Там девка какая-то пришла. А может, дона. По обращению вроде девка — ласковая, а одета по-благородному… Красивая… (Румата медленно поднимает голову, глядит на него, тот ухмыляется.) Прогнать, что ли?

РУМАТА. Балда ты. Я тебе прогоню. Где она? (Вскакивает.) Проведи сюда, быстро!

Уно выходит и возвращается с Кирой. На Кире пышное платье «благородного» покроя, она чувствует себя в нем довольно неловко. Румата спешит к ней навстречу.

РУМАТА. Кира! Вот кстати, вот кстати!

КИРА. Здравствуйте, дон Румата.

РУМАТА. Безобразница, мы же договорились…

КИРА. Ну, пусть — Румата. Просто Румата. (Озирается.) Вот значит, как вы живете…

РУМАТА. Постой, постой… (Оглядывает ее.) Какая ты нарядная сегодня!..

КИРА. Вот… Всю свою копилку в ход пустила. Продавец сказал, что все придворные дамы так теперь наряжаются… Правда, великовато оно мне было, так я к знакомой портнихе снесла… А теперь ничего, правда? Не сравнить, как я в простонародном хожу…

РУМАТА. Гм… Да, пожалуй… Однако что же это мы! Садись. (Он подводит ее к дивану, садится в кресло рядом, звонит в колокольчик. Вбежавшему Уне.) Сладостей, воды фруктовой, быстренько…

Уно выбегает.

КИРА. А я шла от портнихи… дай, думаю, зайду, посмотрю, как дон Румата живет…

РУМАТА. И молодец. Могла бы и раньше зайти. Сколько мы не виделись? Постой-ка…

КИРА. Двадцать четыре дня.

Пауза. Уно приносит на подносе угощение, ставит на стол, уходит.

РУМАТА. Угощайся, придворная дама.

КИРА. Благодарствуйте, благородный дон… (Трепетно берет пирожное, откусывает.) А что же вы?

РУМАТА. Не хочу, не люблю сладостей… Как у тебя дома?

КИРА. Лучше не спрашивайте. Озверели они все.

РУМАТА. Кто?

КИРА. Все они. Одно слово — «Серая Радость». В вине захлебываются, топорами размахивают, грозятся… Ах, не хочу я о них, дон Румата…

РУМАТА (берет ее за руку). Просто — Румата. Ручка у тебя маленькая, мягкая… Лапка…

КИРА. Не надо… Румата. А то я…

РУМАТА. Что?

КИРА. Заплачу, вот что… (Достает платок, отвернувшись, промакивает глаза.) Вот всегда так… Какой-то вы…

РУМАТА. Ну-ну, не надо, Кира, девочка…

КИРА. Отец меня теперь от греха подальше к гостям не высылает, так я все дни у соседки сижу, домой только ночевать… И знаете, я у нее книгу одну прочитала, поэта Гура сочинение… Все как есть в стихах… «Поэма о горном цветке» называется. Читали?

РУМАТА. Угу…

КИРА. Там про то, как благородный принц полюбил прекрасную, но дикую девушку из-за гор. Она была совсем дикая и думала, что он бог, и все-таки очень любила его. Потом их разлучили, и она умерла от горя.

РУМАТА. Это замечательная книга.

КИРА. Я даже плакала. Они так любили, они так любили…

РУМАТА. Да. Любить они умели, раз умерли от любви.

Пауза.

РУМАТА. Кира, а ты хотела бы, чтобы тебя полюбил прекрасный принц?

КИРА (со вздохом). Что толку хотеть! Прекрасный принц меня не полюбит.

РУМАТА. А если принц… гм… не прекрасный!

КИРА. Нет. Мой принц — прекрасный.

РУМАТА. Ага, значит, принц все-таки есть?

КИРА. Есть.

РУМАТА. Ну, если он есть, то обязательно полюбит. Тебя нельзя не полюбить.

Кира встает.

КИРА. Зачем вы меня мучаете! Все знаете и мучаете…

Идет к выходу. Румата бросается за нею, хватает за плечо, поворачивает к себе.

РУМАТА. Ну, прости меня… Прости. Все, все знаю. Знаю и…

С громом каблучным в гостиную вваливается Аба, краснорожий, в подпитии, с боевым топором в руке. Румата отпускает Киру.

РУМАТА. Ты что это, любезный? Кто это тебя пустил?

Аба, не обращая на него внимания, подходит и Кире, хватает ее за руку и рывком тянет за собой.

АБА. А ну, домой, живо!

КИРА. Пусти… (Пытается вырваться.)

РУМАТА. Отпусти девушку, любезный!

АБА. Я вам не любезный, благородный дон! Я нынче солдат господина канцлера, его светлости! Я нынче на благородных-то поплевываю! (Кире.) Ну, сама пойдешь или волоком тянуть?

Кире вырывается, отскакивает от него.

КИРА. Никуда не пойду!

АБА. Ах ты, шлюха, подстилка дворянская!

Делает к ней шаг, но тут Румата хватает его за шиворот и закатывает ему оглушительную затрещину. Аба, выронив топор, катится по полу, ложится ничком и замирает. Румата смотрит на свои руки, взглядывает на Киру и снова на свои руки. Медленно подходит к лежащему Абе, наклоняется.