Ангел боли - Стэблфорд Брайан Майкл. Страница 54

При учете данных положений представляется убедительным, что вынужденная адаптация, а следовательно — развитие, будет сильнее всего на границах территории, занятой популяцией, особенно если эти границы включают изменение физических условий. В таком случае более вероятна изоляции группы, и большей будет награда за успешную инновацию. Предположив, что основное направление эволюционных изменений связано с подобными условиями, необходимо выдвинуть гипотезу, что есть некий импульс к экспериментированию и инновациям среди части тех особей, которые должны завоевать новые территории.

Нам следует помнить, говоря об «адаптации», что организмы должны адаптироваться к окружающей среде, определенной по большей части иными особями, которые в свою очередь также постоянно адаптируются. Каждое изменение количества возможностей одних особей изменяет спектр возможностей всех остальных особей, что изменяет и вероятность, должную способствовать «сильнейшим» членами каждого поколения. Хотя взаимозависимость живых существ вынуждает нас говорить о «природном балансе», нам следует скорее задуматься о постоянном неравновесии в природе, благодаря которому адаптационный вызов каждой особи в свой черед постоянно изменяется.

Идея природной «гармонии» глупа; если бы эта гармония существовала, то в ней было бы место каждой особи, и каждая особь находилась бы на своем месте, и здесь не было бы эволюции.

Найденные ископаемые свидетельствуют о том, что существовали бесчисленные линии предков, уходящие в прошлое на миллионы лет, которые просто зашли в тупик. Это линии, в которых повышающаяся тонкость естественного отбора — если то, что мы в них наблюдаем, действительно вызывалось ходом естественного отбора — в результате была недостаточна для адаптации организмов, способных к дальнейшим изменениям в окружающей среде. Некоторые сохранившиеся особи, кажется, произошли от очень отдаленных предков и очень похожи на них; очевидно, они оказались в таком месте системы, которое освобождало их от необходимости дальнейших адаптационных откликов на ситуацию. Однако подавляющее большинство особей изменилось, они изменялись постоянно.

Сложно сомневаться, что единственная черта, действительно ценная в смене обстановки — это импульс к инновациям; таким образом, условия, при которых может действовать естественный отбор, также должны быть названы в числе его результатов. Это, по сути, замкнутый, но полезный цикл, объясняющий, почему эволюция является процессом роста, в котором изменение порождает дальнейшее изменение.

Следующей сложностью теории Дарвина об эволюции путем естественного отбора является то, что он требует нас признать существование в популяции некоего спонтанного источника физического разнообразия. Неясно, следует ли нам считать, что вариации эти совершенно случайны, но наверняка следует воздержаться от признания наличия некой просчитанной стратегии.

Ряд подобных вариаций, конечно, необходим, чтобы изменить возможности успешного выживания и размножения каждой особи в популяции, но их включение в теорию вынуждает признать существование какого-то механизма, и мы не можем упустить это требование из вида, говоря о спонтанности. Организм обладает врожденным импульсом поведенческих инноваций, когда действует естественный отбор; также должен существовать какой-то врожденный импульс физической инновации.

Невозможно рассчитывать разгадать загадку спонтанного разнообразия, пока мы не получим компетентный ответ о способе воспроизведения организмов. Нам до сих пор не известно, каким образом в яйцеклетке отдельного существа оказывает прообраз организма, в который она разовьется. Если мы признаем родство всех живых существ, нам следует приготовиться вообразить некий общий процесс, который действует и при выведении растений из семян и ростков, и при двоичном делении простейших, и при оплодотворении и развитии яйцеклеток животных. Но в чем состоит данный процесс, мы пока не имеем понятия.

До тех пор пока мы не получим представления о процессе воспроизведения, будет невозможно решить, насколько верна теория Дарвина, так как теория останется решительно неполной. Пока мы не разберемся в химической природе общего процесса воспроизводства, мы не сумеем представить, как влияют на этот процесс силы перемен. Без этого невозможно окончательно оценить ни одну теорию происхождения видов. Таковы, по крайней мере, определенные наблюдения, которые мы можем сделать на основе логической экстраполяции альтернативных возможностей.

Представляется вполне возможным, что действительно существует некий вид естественного отбора, но только ли этот процесс отвечает за состояние эволюции, как можно заключить по следам ископаемых, и за разнообразие существующих в данный момент видов, остается спорным. В любом случае, следует признать, что истинной побуждающей силой эволюции является не естественный отбор сам по себе, но импульсы инноваций, физических и поведенческих, которые позволяют отбору возникнуть. Данный аргумент может прозвучать эхом устаревших идей виталистов, но некоторое признание традиционной идеи anima mundi* [1] должно быть включено в теорию Дарвина, если мы хотим, чтобы она была эффективной.

Результаты данных исследований должны заинтересовать не только натурфилософов, но и ученых-практиков. В прошлом люди занимались выведением домашних животных путем искусственного отбора, признавая природный дар, благоприятствующий инновационным способностям организмов, с которыми они работали. В свете современного знания, не следует ли обратить внимание на основные силы изменений, благодаря которым действует отбор?

Если, каким бы то ни было способом, импульс физических и поведенческих инноваций сможет быть усилен, сила как естественного, так и искусственного отбора увеличится пропорционально.

Мы в полном праве признать человеческий вид наиболее развитым на Земле и наиболее быстро развивающимся. Мы сами можем легко проследить импульс поведенческих инноваций, которые крайне важны, поскольку позволяют возникнуть разнообразию естественного отбора. Мы видим, каким чудесным образом эта сила увеличивается в ответ. Результатом продуктивного причинного цикла стала сила разума, рационального мышления.

Усиление импульса инновационного поведения позволило человеческим особям получить привилегии естественного отбора по сравнению со всеми нисходящими видами — и по большей части оградить себя от тех же сил естественного отбора, которые нас сформировали. Но мы до сих пор не являемся творцами собственной эволюции. Ясно, что импульс физических инноваций не развился в нас до такой же степени, как импульс поведенческих инноваций, но нет причин полагать, что это невозможно будет сделать, если мы найдем способ.

Если мы сумеем увеличить силу второго импульса и таким образом усилить гибкость человеческого организма и его формы, станет возможным дальнейшее ускорение эволюции человека. Тогда империя разума сможет распространиться до своих истинных пределов, и человеческий род сможет законно заявить о господстве над Вселенной.

До тех пор, пока мы не сможем увеличить силу физических инноваций, сделав её равной силе инноваций поведенческих, мы не можем претендовать на звание повелителей, творцов собственного существа. Однако нет причин думать, что достичь этого мастерства невозможно.

Как вид, человек разумный все ещё находится в младенчестве, но теория Дарвина позволяет нам понять, как мы стали собой, и, возможно, она также позволяет нам вообразить, кем мы станем, завтра или в любое время…

(Выдержки из статьи «Пригодность теории естественного отбора в качестве объяснения происхождения и эволюции видов» Джейсона Стерлинга, «Квартальное обозрение», июнь 1881 года)

вернуться

1

Anima mundi — «душа мира» (лат. ).