Фиктивный брак - Стюарт Алекс. Страница 71

— Мне очень жаль, — мягко извинилась она. (Молодой Смитсон подумал, что у девушки не все в порядке с головой.)

И опять для Джой новый удар!

Она подумала: «Может быть, за это Рекс и ненавидит меня? Что я попросила его жениться? Теперь трудно поверить, что я могла выкинуть подобное. Но, должно быть, это правда, в противном случае я не была бы здесь».

И еще один удар! Под дых!

«Я не могу здесь дольше оставаться!»

Несколько позже оказалось, что она сидит в кабаре за небольшим столиком, на котором красовались напитки, фрукты, бутерброды с икрой, а напротив — Джеффри Форд, очевидно, ее партнер по следующему танцу…

Он говорил об очередном номере развлекательной программы кабаре. Ее маленькое лицо напоминало ему танцовщицу из музыкального ревю «Этот город грации», которая кружила, извивалась, скользила в суетливой толпе масок, пока, изнемогающая от усталости, не попыталась вырваться из душного круга, но бурлящая масса снова окружила ее, задыхающуюся, измученную, однако вынужденную продолжать свой номер: «Танцуй, танцуй, танцуй, маленькая леди». И, наклонившись к ней, он сказал не тоном печального, жалкого, старого возлюбленного, а голосом, которым иногда пользовался в отношении к своей легкомысленной матери, когда та чрезмерно утомлялась весельем:

— Моя дорогая, тебе пора идти домой.

— Домой? — Джой издала короткий смешок стаккато и добавила: — Не слишком ли рано?

Хотя не знала, который был час… какой день недели… какой месяц… год…

— Сейчас далеко за полночь. Допивай шампанское и исчезай, как Золушка, — сказал Джеффри, — только не забудь свою накидку.

В гардеробе, куда она спустилась за своей шалью и сумочкой, ей встретилась та, кого она приняла сначала за смеющуюся девочку, но затем поняла, что перед ней недавно помолвленная маленькая миссис Форд.

Сколько бы вырвалось из чужих уст лишней иронии, если бы каждая женщина могла знать правду о другой!

Вот Пэнси Форд, у которой нет никаких шансов… Пэнси, которой, между прочим, приходилось тратить на свой внешний вид столько времени, мыслей и труда, сколько художнику на написание монументального полотна «Юность», предназначенного для выставки… Пэнси (внешне такая кокетка) оставалась фатально влюбленной в мужчину, которому больше всего докучало постоянство… Пэнси, находившаяся на расстоянии дюйма от своего единственного и желанного и утратившая магнетическое воздействие на него. Несмотря на то, что возраст, обстоятельства и темперамент были решительно против нее, Пэнси одержала неожиданную победу и в то время, когда вполне могла бы стать бабушкой, вдруг обрела счастье дебютантки.

С другой стороны была Джой Траверс, со своей цветущей юностью, с каштановым блеском волос, источаемым самой юностью, с розовым румянцем и с нежными мягкими губами… Джой, на чью привлекательность и стройность не влияло выжженное солнцем платье для тенниса или кусок жоржета, прикрывающий ее исцелованную солнцем спину… Джой, тянувшаяся именно к тому типу англичан, которые сами подвергались сильному влиянию цельной, живой, горячей простоты, скромности, наивности… Джой, живущая под крышей с любимым мужчиной, в постоянном ожидании контакта с ним, близости, Джой лишилась внезапно всяких надежд. Судьба отказала ей в том единственном, чего она страшно желала. Почему-то именно она из этих двух женщин должна была утратить свое счастье. С каждой минутой напряженность их отношений приносила ей все больше отчаяния, каждая минута приближала ее к неотвратимой потере.

Пэнси, оторвавшись от любимого занятия, она пудрила свой нос перед зеркалом, выразила крайнее удивление по поводу столь раннего ухода Джой. (А как же азартные игры? А как же номер танцора со змеями?)

— Но я думаю, вы не рискнете оставить своего мужа одного даже на вечер, — добавила Пэнси из глубины своих собственных чувств. Ее темные глаза смотрели над пуховкой с тоскливым, задумчивым чувством солидарности с бывшей невестой, которая могла бы стать женой ее собственного сына. Импульсивно она воскликнула: — Я… я иногда испытываю такие угрызения совести в отношении вас.

— Почему? — спросила Джой. Хотя она очень страдала и едва могла отличить в танцевальном зале одного мужчину от другого, Джой бросилась к защите своей репутации и достоинства. Она мгновенно поняла ощущения матери Джеффри, теперь удачно помолвленной и казавшейся больше, чем когда-либо, маленькой кошечкой, получившей приз!

Но Пэнси, слишком счастливая, чтобы быть злой, восприняла отпор довольно мягко:

— Джой, мне когда-то было очень страшно за вас.

— Да? Когда же? Мы ведь встречались так давно! — воскликнула Джой, решительно призывая все свое обаяние. — Это не может иметь сейчас никакого значения, миссис Форд!

И даже Пэнси на какое-то мгновение вынуждена была поверить тому, чему Джой хотела заставить ее поверить. Девушка действительно предпочла это крупное, красивое, сильное, молчаливое существо ангелу Джеффри? Но Пэнси все равно была довольна и бормотала что-то несуразное:

— Видите ли, когда человек счастлив, как я (ведь мы отплываем в Индию пятнадцатого без собственного приданого или чего-то в этом духе!), ему претит всякая мысль о неприятностях, хочется быть друзьями со всеми, не так ли?

— Да! Вполне! Конечно, — говорила Джой, машинально пудря свой рот, что и отметила Пэнси. Если девушка не отдает отчета в своих действиях, значит, она слишком в приподнятом настроении либо слишком подавлена.

Джой уронила пуховку, рассеянно пожала руку, с готовностью протянутую Пэнси.

— Спокойной ночи, дорогая. («Дорогие все! — пело ликующее сердце Пэнси Форд. — Прекрасный мир! Прекрасная жизнь!»)

— Спокойной ночи, спокойной ночи.

Джой накинула на плечи кружевную шаль, украшенную желтыми розами, с каймой из желтого шелка. Она стремилась исчезнуть, прежде чем до нее долетят слова о чужом счастье и мужьях. Нет больше сил, нет сил! Ведь существует критическая точка "разрыва. Но прежде чем пуститься в бегство, она поймала на себе пристальный, жадный, укоризненный взгляд служителя гардеробной. Джой остановилась, повернулась обратно, порылась в сумке, нашла франки, со звоном бросила их на белое блюдце, стоявшее рядом с подносом для шпилек, булавок, значков, и поспешила прочь. Хватит, хватит этого яркого шумного казино и еще более ярких и шумных его посетителей. Вон! Вон!