Ночь оборотня - Сухомизская Светлана. Страница 4

— Да!..

Тот, кто звонил, очевидно, обладал крепкой нервной системой, потому что у меня бы после такого ответа в лучшем случае на полдня пропал дар речи.

— Их нет!.. — Надя словно гвозди вколачивала. — Ни того ни другого!.. Не имею ни малейшего понятия! И вообще, сегодня суббота, между прочим, выходной день!.. Всего наилучшего!

С грохотом бросив трубку на место, она победоносно посмотрела на меня.

— Ты хочешь сказать, — осторожно поинтересовалась я, усаживаясь рядом с рюкзаком, — что они вызвали нас с тобой на работу, а сами не пришли?

— Не просто вызвали! — уточнила Надя. — Срочно вызвали! Понимаешь? Срочно! Как на пожар! Ты только посмотри на это!

Я с интересом вгляделась в протянутые мне Надей руки. Зрелище было и впрямь занятное. Маникюр на левой руке был безупречен — идеально обточенные ногти ровным слоем покрывал алый лак. Зато на правой руке лак украшал только ногти указательного и большого пальцев, да к тому же ноготь мизинца был сломан. Виной всему была спешка, вызванная звонком Даниеля. Как и мне, Наде было велено немедленно бросить все (и в первую очередь — пузырек с лаком «Мейбеллин») и, выпучив глаза, лететь на работу.

— Я специально его так и оставила, ничего делать не стала! — угрожающе размахивая скрюченным правым мизинцем, произнесла Надя. — Нарочно, чтобы этой заразе Даниелю всю морду расцарапать за такие шуточки!.. Ой!

Было от чего ойкнуть. Острые углы сломанного ногтя внезапно сгладились, а его поверхность на глазах начала приобретать алый цвет. То же произошло и с остальными ненакрашенными ногтями. В комнате отчетливо запахло лаком.

Бедная Надя в безмолвном изумлении смотрела на свои растопыренные пальцы. Я же обернулась в сторону лестницы, и не напрасно — по ступеням поднимались Себастьян и Даниель: оба в белом, словно только что из Рио-де-Жанейро, улыбки можно было подавать к чаю вместо сахара. Не выдержав, я тихонько захихикала. Надя подняла глаза.

— Радость моя... — с чувством произнес Даниель, обращаясь к ней.

И в ту же секунду пригнулся. Запущенный Надей дырокол с грохотом врезался в стену за его спиной и, упав, с лязгом и звоном запрыгал вниз.

— Но я же... — разгибаясь, попытался продолжить Даниель и, не договорив, присел. Над его головой с негромким свистом пролетел нож для разрезания бумаги и воткнулся в деревянную панель.

Наступила тишина. Даниель выпрямился и, заметно побледнев, уставился на слегка вибрирующую рукоятку ножа.

— Ты что? — еле слышно произнес он. — Ты... Ты же убить меня могла!

Странно было услышать это от ангела, но Даниель от перенесенного стресса, кажется, начисто позабыл о собственном бессмертии.

Себастьян, цвет лица которого тоже не улучшился, поднял левую бровь и скрестил руки на груди.

Надя и сама поняла, что с метанием предметов в живую мишень слегка переборщила. В мгновение ока почти потеряв природную смуглость — словно в кофе хорошенько плеснули молока, — она через всю комнату бросилась к Даниелю, и ее руки запорхали вокруг его головы, гладя щеки и волосы.

— Ты цел? — почти простонала она.

Вслед за этими словами руки Нади обвили шею Даниеля, и с его груди, куда она уткнулась носом, раздались приглушенные всхлипывания. Даниель обнял ее вздрагивающие плечи и с растерянной усмешкой посмотрел на нас с Себастьяном.

Я сидела в кресле, как мушка в янтаре, — неподвижно и беззвучно.

— Ты, надеюсь, ничем в меня швыряться не станешь? — поинтересовался у меня Себастьян, бесстрашно подходя поближе.

— Нет, — откровенно ответила я. — Во-первых, все равно не попаду, а во-вторых, я до смерти рада тебя видеть. Хотя все же и не прочь узнать, для чего вы нас с Надей выдернули из дома в разгар выходных и почему опоздали.

Упорно, но безуспешно пытаясь скрыть самодовольную улыбку, вызванную моим нежным признанием, Себастьян сказал:

— Видишь ли, мы хотели сделать вам сюрприз.

Даниель убрал правую ладонь с Надиной спины и, пошарив в кармане пиджака, взмахнул веером цветных бумажек.

— Билеты в кино, — пояснил Себастьян.

— Идея была моя, — добавил Даниель.

— Да, — хмыкнул Себастьян, — и исполнение тоже.

— Оно и видно! — высказалась уже пришедшая в себя Надя и шмыгнула носом.

— Можно подумать, ты в этом не участвовал! — укоризненно сказал Даниель Себастьяну.

— Участвовал, конечно.

— Да, еще расскажи всем, как я тебя уговаривал. Уламывал, словно красну девицу, как будто пойти в кино — это что-то невообразимое. А теперь еще эти две нос воротят. Что, разве я плохо придумал?

— Все бы было хорошо, если бы вы не опоздали, — подытожила я, изо всех сил стараясь не упасть духом при мысли о том, что Себастьяна пришлось уламывать. Не преуспев в этих стараниях, вздохнула и довольно кисло поинтересовалась:

— Что-нибудь произошло?

— Мы застряли в пробке! — сообщил Даниель.

Сказано это было почему-то с таким трагизмом в голосе, что мы с Надей дружно прыснули. Себастьян тоже улыбнулся. Один Даниель был непривычно серьезен.

— Нечего хихикать! Берите ваши сумки — и на выход, а то опоздаем, и будете потом говорить...

Но что мы будем говорить, так и осталось тайной, потому что на поясе у Себастьяна запиликал новенький мобильный телефон.

— Шнайдер слушает, — произнес Себастьян.

Закончив разговор, он повесил телефон на ремень и со вздохом сожаления обвел взглядом всех присутствующих:

— Угадайте, что я вам сейчас скажу.

— Кина не будет, — буркнул Даниель.

— Именно. Вместо этого мы отправляемся на встречу с нашим общим другом капитаном Захаровым.

— Недолго музыка играла, — обреченно пробормотала я и в ответ на Надин немой вопрос пояснила:

— Это я про выходные.

А на улице, между прочим, вовсю светило солнышко! Лето шло, был месяц июль. Летел тополиный пух, и мысли мои были под стать ему — легкие и безответственные. Думала я о том, как хорошо бы было сейчас взять Себастьяна под руку, и идти неторопливо, и беседовать о чем-нибудь приятном, вычитанном в умных и интересных книжках, или обсуждать случаи из жизни, или просто молчать таким многозначительным молчанием, в котором больше смысла, чем во всех разговорах, вместе взятых. Можно было бы купить эскимо на палочке, или мармелад в пакетике, или даже чипсы с кока-колой и сесть на скамеечку к какому-нибудь фонтану, если найдется свободное место, или гулять по бульварам — там тенисто, нежарко, шелест листвы заглушает звук автомобильных моторов, тихонько поскрипывает гравий под ногами, и можно целоваться, не стесняясь прохожих.

Но всем этим приятностям суждено было остаться только в моем воображении. В реальности наша пешая прогулка напоминала скорее марш-бросок. Себастьян и Даниель, быстро отмеряя огромными шагами метры асфальта, возглавляли подразделение. За ними на довольно значительном расстоянии хмуро тащились мы с Надей, подбадриваемые изредка поторапливающими окриками, не производившими, откровенно говоря, никакого эффекта.

Захаров — по своему обыкновению небритый и замученный, словно на нем трое суток без отдыха возили воду, — уже с комфортом устроился за зеленым столиком летнего кафе. При нашем появлении он приглашающе взмахнул почти пустой бутылкой пива. Себастьян и Даниель принесли еще два стула, и мы подсели к нему. Сомнительная чистота этой, с позволения сказать, мебели, заставила меня с сочувствием подумать о белоснежных костюмах детективов.

Сделав последний глоток и с огорчением взглянув на опорожненную емкость, Захаров скептически осмотрел нашу компанию и вместо приветствия осведомился:

— Что это вы такие разряженные? На прием в американское посольство собрались?

— Почти, — отозвался Себастьян.

— Зачем звал? — без лишних церемоний спросил Даниель.

— Соскучился! — насмешливо хмыкнул Захаров. — Да и пива давно не пил, а без компании да на свои деньги оно прямо в горло не лезет.

— Намек понят. — Даниель встал и, подробно опросив всех присутствующих за столом на предмет их пожеланий, направился к прилавку.