Стенка на стенку - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 29

– Да какой там Леша! Он, конечно, большой шутник, но не настолько же.

Какой резон ему нас мочить? Нет, тут ситуация куда сложнее. Ну-ка Данила, вспомни, когда мы тронулись от этого вертепа, вокруг кто был?

Данила нахмурился.

– В дверях стояла охрана отеля. Да вдалеке какие-то мужики сшивались.

Вроде как братва Красного.

– А с чего ты взял, что Красного? – спросил Филат, затягиваясь. – Самое занятное вот что. Ни Красный, ни его пацаны не знали, куда мы с утра рванем – я же тебе, Глеб, об этом только перед самым отъездом сказал. Но этот стрелок, который нас в подворотне поджидал, знал наш маршрут. Ты сам посуди, Глеб, когда мы с Васильевского ехали, хвоста не было? Не было. И впереди нас все было чисто. Выходит, снайпер подсел в ту подворотню заранее. То есть он заранее знал, что мы по набережным поедем к Большому Охтинскому мосту. А как он мог это узнать? Или он мастер игры в угадайку? То-то, – Филат вздохнул. – А поджидал он нас там потому, что точно знал наш маршрут. И узнал он об этом от нас!

– Как это? – не понял Глеб.

– Микрофон направленного действия. Берет звука на расстоянии до полукилометра, – пояснил Филат. Я с такими штучками имел дело в армии. Те мужики которых ты, Данила, принял за охрану Красного, на самом деле наш базар засекли своими слухачами. А потом дали снайперу команду, и он рванул сюда на своей тачке и засел в той самой подворотне.

– Ну и если это все так, кто же они такие? – недоуменно спросил Данила.

– Надо, Данилушка, искать вишневый «жигуль», который нас вчера по Невскому сопровождал. Тогда многое прояснится, – отрезал Филат. – Ладно, надо ехать. Время уходит. Снайперская винтовка, кстати, с лазерным прицелом – это не хухры-мухры. Чтобы из нее стрелять, нужна специальная подготовка. И стрелял в нас профессионал. Это ясно. И ясно, что пасут нас серьезные люди. И виды у них тоже очень серьезные.

– Командир, а ты не преувеличиваешь? – подал голос Данила. – Кому могло прийти в голову подслушивать нас около этого борделя?

– Я просто предположил, что против нас играют люди серьезные, а следовательно, и вести себя они должны соответствующе. Речь идет об очень крупных бабках. – Филат повернулся к шоферу – Надо найти автосервис, где нам могли бы заменить стекло без лишних вопросов…

– Такое же крепкое ставить? – спросил Глеб, на секунду задумавшись.

Филат хмыкнул:

– Если найдется попрочнее, я возражать не стану.

– Есть тут недалеко одна контора, но там берут большие бабки.

– Заплатишь сколько попросят. Ну, что стоишь? Поехали! Да смотри на дорогу, а то не ровен час опять какая-нибудь шавка под колеса полезет.

Через пятнадцать минут были на месте. На джип с выбитым стеклом никто не обращал внимания, даже когда они остановились на светофоре: вид расстрелянной иномарки был таким же привычным атрибутом города на Неве, как его многочисленные летние фонтаны. Только однажды два пацана ткнули пальцами в их сторону и тут же потеряли к джипу всякий интерес, заговорив о чем-то своем.

В особнячке на Якорной жил Селезень – давний приятель Филата. Он сошелся с ним на второй своей отсидке – в курганской пересылке, откуда их вместе отправили в лагерь недалеко от Перми. Судьба распорядилась так, что до этого они пробыли в спецотряде ВДВ почти два года, а потом жизнь развела их так же неожиданно, как и свела. Однако с тех пор они не теряли связи и частенько созванивались, а то и наезжали друг к другу с визитами.

Игорь Селезнев, или просто Селезень, в «парилку» угодил довольно рано, в неполные восемнадцать лет, – за грабеж. Подставил нож под горло пьяненькому мужику на улице и вместе с кошельком прихватил его портфель, в котором оказались какие-то официальные бумаги. Селезня сцапали уже через четыре часа: пьяный мужик был инспектором Минтяжмаша, а бумаги оказались финансовыми отчетами какого-то «почтового ящика». Селезня спас малолетний возраст – а не то греметь бы ему на полную катушку.

Игорь попал в «правильную» зону, однако на лидерство он никогда не претендовал и самое большее, чего добился в воровской карьере, так это стал отцом семьи. Правда, и семья была немалая, человек в тридцать. Но отцом он был справедливым: умел греть тех, кто томился в ШИЗО, способен был дать нужный совет молодняку, заступался за тех, кто ввязался в конфликт по недоразумению.

Вернувшись с зоны, он прочно осел в Питере. Вел едва ли не обывательский образ жизни, и соседи даже не подозревали о том, что за стенкой живет парень, который отсидел по серьезной статье. И уж, конечно, они не могли знать, чем он занимается. Его благопристойный вид: отглаженный костюм, яркий галстук и до блеска начищенные ботинки – позволял считать, что чина он немалого и если не заведует банком, так наверняка служит где-нибудь в иностранном представительстве. Они почти не ошибались. Селезень был в Питере большим человеком. Выйдя из заключения, он решил поступить в финансовый вуз и, к собственному удивлению, закончил его успешно и без особых усилий. Неожиданно он обнаружил в себе способность делать деньги – но совсем не тем грубым методом, с которого он начинал воровскую карьеру. Оказывается, существовала масса всевозможных способов обогащения, куда менее опасных, но тем не менее куда более прибыльных. Селезень умел находить в экономическом законодательстве бреши, из которых при умелом подходе можно было выпустить золотые ручейки. Он был одним из первых, кто в кампании ваучеризации увидел возможность наварить миллионы долларов и «за ваучеры» скупал промышленные комбинаты и склады, таксопарки и порты, АЗС и ГЭС… Не брезговал Селезень держать и табачные киоски, если они давали стабильный доход. Он был генератором идей, и питерские воры успешно использовали его знания для проникновения в экономический организм северной столицы.

Но потом он вдруг внезапно покинул Питер и перебрался в Екатеринбург.

Тамошние криминальные авторитеты, прознав про его предпринимательские таланты, сделали ему предложение, от которого он не смог отказаться – хороший процент за разработку «бизнес-плана» по развитию уральских машиностроительных предприятий.