Эскадрилья ведет бой - Сухов Константин Васильевич. Страница 22

За разговорами незаметно бежит время. Подходит дежурный врач, приглашает всех на завтрак:

— Распорядок дня нельзя нарушать, пора подкрепиться…

— Спасибо, доктор, у нас все есть! — отозвался Жердев.

— Надо обязательно есть горячую пищу!. Федоров тут же нашелся:

— Так у нас и «горячее» есть! — и потянулся к своей парашютной сумке.

И все же гостеприимные медики уговорили нас посидеть по-домашнему и даже настояли, чтобы мы шли в столовую. В уютном, уже опустевшем обеденном зале у окна за крайним столом завтракали две женщины в капитанских погонах и майор, оказавшийся заместителем начальника госпиталя. Они оживились, завидев нас, стали звать за свой стол — благо был он довольно длинный.

— В тесноте, да не в обиде! — сказал, здороваясь, Андрей Труд и, выхватив у Старчикова его красивую бутылку, поставил цимлянское поближе к дамам.

За столом пошел мужской разговор. Искри на интересовало, как дела в полку, как ребята, что нового. Называл фамилии, уточнял, что да как, внимательно слушал своих собеседников. Временами взгляд его становился задумчивым: знать, уходил невеселыми своими мыслями далеко-далеко…

Тут же Андрей Труд, или Николай Старчиков, или кто-то другой старались отвлечь его от невеселых дум, успокоить. Но Иван Руденко вдруг напрямую спросил:

— Как же все случилось?

Аркадий Федоров зацыкал на него, стал строить гримасы и глазами, жестами показывать, что же ты, мол, делаешь?!.

У Ивана под горящим, укоризненным взглядом Федорова, сидевшего как раз напротив, голова как-то сразу вдавилась в плечи, лицо покрылось красными пятнами.

— Не надо, Аркаша! — мягко сказал Искрин. — Я расскажу, пусть наука будет молодежи, пусть ошибок не делают.

Он помолчал немного, словно собираясь с мыслями и с сила ми, и тихо начал:

— Ты ведь, Андрей, и ты, Николай, — оба вы, конечно, помните тот злополучный день шестнадцатое мая. Ты со мной, Коля, тогда в паре летел. А ты, Андрей, с Речкаловым шел. Так? Прикрывали нас… Вели мы разведку, искали вражеские танки у линии фронта близ станицы Неберджаевская. Снизились парой, и я увидел штук двадцать «коробочек», если не больше.

Встретили нас здесь довольно негостеприимно — сильным зенитным огнем.

— Да, «шарлышки» «эрликонов» полнеба закрыли, — подтвердил Андрей Труд.

— Рванул я машину, на восток развернулся. Высота — полторы тысячи. А сзади, вижу, с дымом пара нас догоняет. Думал, ты, Андрей, с Речкаловым. Глядь — а уже шнуры ко мне тянутся,

И завертелся я. А выше — еще пара «мессеров»…

— Да, туговато нам пришлось тогда! — говорит Старчиков. — Здорово ты вертелся, тезка!.. От того «худого», ведущего ихнего, который никак от тебя отстать не хотел. Стрелял он, стрелял, а трасса вокруг да около твоего самолета ходит… И я свою «старушку» кручу-кручу, да никак упреждение взять не могу. Ты, помню, все кричал: «Гришка, спускайся! Гришка, снижайся!..» А его — ни слуху, ни духу… Потом вижу: ты закувыркался. Думаю, конец тебе!.. И «худые» шарахнулись в стороны. А мимо меня вдруг трасса пронеслась. Я переворотом под нее шмыгнул. Смотрю, ты у земли «кобру» выравниваешь. Осмотрелся — «худых» нигде нет…

Искрин к Андрею:

— А вы с Речкаловым куда подевались? Я вас не видел уже тогда, когда снизился и танки считал…

— Я ведь за Речкаловым смотрел. Потерял вас из виду на фоне камышей, а тут еще заметил выше нас «худых» — идут встречным курсом. Гришка и полез к ним. Я, естественно, следом. Слышал, как вы кричали, звали. Но потом все утихло… До «худых» мы не дотянулись, да и они, видимо, нас не заметили — почесали на Крымскую. Прилетаем домой, а вас еще нет…

— Ясно! — сказал Искрин. А что ему было ясно, знал только он один.

— Так вот, доложив после посадки о результатах разведки и проведенного в том вылете боя, имел я неприятный разговор и с командиром полка, и с Речкаловым, которому чуть было в ухо не врезал. Расстроился: могли ведь сбить нас, Николай, обоих: мы ведь на них… (кивнул в сторону Андрея) надеялись. Тоже мне «прикрытие»!.. Плохой осадок на душе остался, пошел в землянку, лег на нары, а перед глазами «худой» на хвосте, огоньки разбрасывает… Лежу, задумался. Вдруг звонок. Дневальный трубку взял, слушает — и сразу как закричит: «Все — бегом на ка-пэ! Командир полка вызывает».

На командный пункт прибежал, когда там уже было несколько летчиков из других эскадрилий. Раздается приказ:

«Группа бомбардировщиков в сопровождении истребителей идет на Красноармейскую. Всем — в воздух!»

Восьмерка получилась сборная, «укомплектовалась» буквально на ходу, из тех, кто ближе к командному пункту в ту минуту находился. Возглавил ее капитан Покрышкин. Как сейчас помню, в шестнадцать десять взлетели. Со мной, как это часто бывало, Старчиков в паре пошел. К Красноармейской подошли на высоте около четырех тысяч метров. Увидели группу вражеских истребителей. Идут прямо навстречу. Слышу команду Покрышкина: «Атакуем с ходу!»

Вижу, чуть ниже, прямо на меня в лоб прет «худой». Слегка наклонив самолет, успеваю дать очередь из пушки и пулеметов. От «мессера» что-то полетело, он уже горит, но упорно продолжает идти на меня и стреляет. Видать, настырный фашист попался! Едва не столкнулись. Проношусь над «мессершмиттом», оглядываюсь. А он по инерции вверх ползет, от пылающей правой плоскости отваливаются куски, и самолет, кувыркаясь, начинает падать. Глянул вверх. Еще один «мессер», очевидно, ведомый сбитого мною фрица, под небольшим утлом атакует меня спереди. Скорость у меня приличная, выхватил резко машину вверх и сам пошел ему в лоб. Он проскакивает и переворотом уходит вниз. Я за ним. Осмотрелся, нет моего ведомого. Ты, Коля, оторвался, видимо. А может, я сам резко сманеврировал? В общем, не вижу тебя.

— Так я ведь сзади был, когда горящий «худой» крутился. Но в это время «мессер» сверху по мне врезал. Правда, не попал, но пришлось мне почти до самой земли кувыркаться!.. А когда вывел самолет, никого не увидел. Набрал высоту, стал запрашивать, никто не ответил. А бой, слышу, идет, кто-то кричит:

— «Худой» на хвосте!.. Искал тебя на высоте над Красноармейской, а ты, оказывается, был внизу…