Красотки кабаре - Суворов Олег Валентинович. Страница 8

Глава 4

«Похищение из сераля»

Самое забавное состояло в том, что Сергей Вульф был изумлен оказанным ему предпочтением не меньше, чем трое его конкурентов. В конце концов, дама имела полное право сердиться на него за то, что он отказался пороть ее толстого любовника, – и вдруг такая неожиданная приветливость! Впрочем, стоило им сесть в фиакр, как Эмилия, словно поняв настроение Вульфа, тут же заметила:

– Не обольщайтесь на свой счет. Я сделала это лишь потому, что хотела избавиться от навязчивых ухаживаний, а не потому, что вы вызываете у меня особую симпатию…

После этих слов, произнесенных нарочито холодным тоном, Сергей, приготовившийся было в самых восторженных тонах выразить радость от их новой встречи, прикусил язык. Почувствовав его отчужденность, Эмилия вдруг улыбнулась – Вульф заметил это благодаря свету уличного фонаря, мимо которого они в тот момент проезжали.

– Тем не менее еще раз спасибо за чудесные цветы. Кстати, – она сделала легкую, беспокойную паузу, – я надеюсь, что на вашу скромность можно положиться? Вы никому не наболтали о том, что произошло вчера между нами в гостинице?

Вульфу стыдно было признаться, что эта просьба уже несколько запоздала, – но ведь они снова встретились именно благодаря совету лорда Сильверстоуна, который обо всем узнал! Как же неприятно лгать, особенно когда попал в безвыходную ситуацию.

– Не наболтал, – сухо ответил он, – у меня в Вене очень мало знакомых… В любом случае на меня вы можете рассчитывать, хотя за скромность господина Фальвы я бы не поручился…

– Он не посмеет! – живо возразила фрейлейн Лу-кач.

– Почему вы в этом уверены?

– Ваш вопрос нескромен.

– В таком случае позвольте сделать вам достаточно скромное предложение.

– Говорите.

– У вас сегодня прошла столь успешная премьера, что завтра о ней станет говорить вся Вена. После этого у меня уже не будет никаких шансов на то, чтобы пригласить вас на ужин с шампанским…

– Нет, – поспешно перебила его Эмилия, – ужинать я не хочу. Но зато и у меня к вам есть одно предложение, точнее говоря, просьба… Не бойтесь, – усмехнулась она, – эта просьба будет гораздо более невинной, чем предыдущая.

Вульф молча пожал плечами.

– Я сказала извозчику не свой адрес, как вы могли подумать. Сейчас мы едем к одной моей подруге, которая живет в пригороде. Мы вместе с ней выступали в кордебалете, но сегодня она не явилась на спектакль. Я не видела ее несколько дней, поэтому начинаю беспокоиться…

– Вы хотите, чтобы я заехал к ней вместе с вами?

– Да, вы меня правильно поняли. Тем более, – и тут Эмилия слегка поежилась, – что сейчас уже ночь, а она живет рядом с кладбищем.

– Вы боитесь кладбищ? – немедленно полюбопытствовал Вульф.

– Боюсь. Знаете, однажды я где-то прочитала о том, как в восемнадцатом веке во Франции решили перенести одно сельское кладбище. И вот при вскрытии могил вдруг выяснилось, что некоторые покойники лежат в своих полуистлевших гробах на боку или в каких-то других, скрюченных позах. Когда подсчитали их общее количество, то выяснилось, что в измененной позе лежит чуть ли не каждый десятый покойник. Вы понимаете, что это значит?

– Их по ошибке хоронили заживо, а потом, уже в гробу, они приходили в сознание и пытались выбраться?

– Да, именно так! Представляете, какой ужас – очнуться в собственном гробу, на глубине двух метров под землей! – Голос Эмилии звенел и дрожал. – Теперь когда я оказываюсь на кладбище, всегда представляю себе, как в одной из могил лежит задыхающийся, ворочающийся в гробу человек. Порой у меня начинаются такие сердцебиения, что я готова принять их за стук заживо погребенного!

– Ну, сейчас медицина шагнула далеко вперед, и такие случаи практически исключены, – не слишком уверенным тоном попытался успокоить ее Вульф. – Хотя, если честно признаться, я тоже волнуюсь при виде кладбищ, хотя и по другому поводу.

– А почему волнуетесь вы?

– Наверное, потому, что я слишком рано стал невольным посетителем подобных мест, причем поводом для этого каждый раз служили наши трагические семейные обстоятельства. Я был еще ребенком – мне исполнилось всего двенадцать лет, – когда мой старший брат, который заканчивал гимназию, вдруг впал в черную меланхолию. Вскоре после этого учитель латыни потребовал от него доносить на своих товарищей – то есть пересказывать их разговоры, особенно политического и фривольного содержания. Брат с возмущением отказался, и тогда учитель в отместку поставил ему на экзамене «двойку».

– И что сделал ваш брат? – взволнованно поинтересовалась Эмилия.

– Он где-то раздобыл старый револьвер, в котором остался всего один патрон, и выстрелил себе в сердце. Так я впервые стал свидетелем похорон. Второй раз это было еще страшнее, хотя тогда мне уже стукнуло пятнадцать. За моей любимой сестрой, которой было девятнадцать, начал ухаживать один молодой офицер – их полк был расквартирован неподалеку от нашего поместья. Она полюбила его, но он, то ли из-за недостатка средств, то ли из-за недостатка чувств, медлил с предложением. И тогда в нашем доме появился пожилой помещик-сосед. Он так умело повел дело, что через несколько месяцев они с моей сестрой обвенчались в нашей сельской церкви. Жить новобрачные должны были в поместье мужа, но произошло то, чего никто не ожидал. За час до отъезда, когда Лина поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи, мы вдруг услышали револьверный выстрел. Как и мой бедный брат, она выстрелила себе в сердце и через два часа скончалась, не приходя в сознание.

– Она все еще любила того офицера?

– Не знаю, – грустно отвечал Вульф. – Кто-то из прислуги рассказывал, что якобы видел, как моя сестра получила какое-то письмо, однако после ее смерти мы так ничего и не нашли… Теперь вы понимаете, что когда подросток дважды посещает кладбище, чтобы стать свидетелем того, как его юных брата и сестру зарывают в землю, то…

– Понимаю. – И тут Эмилия с неожиданной теплотой пожала его руку.

Вскоре фиакр остановился. Вульф первым выбрался наружу, подал руку Эмилии и лишь после этого огляделся по сторонам. Сады, подступавшие к самым предгорьям Альп, скромные, но аккуратно выбеленные дома с погашенными огнями, глухая тишина да редкий лай собак. В то время как центральная часть Вены по ночам веселилась, предместья, в преддверии нового рабочего дня, рано ложились спать. Интересно, в какой стороне расположено кладбище?

– Скажите извозчику, чтобы подождал нашего возвращения, – скомандовала фрейлейн Лукач и, не дожидаясь своего спутника, решительно направилась к двухэтажному дому, возле которого горел едва ли не единственный на всю улицу фонарь.

Вульф договорился с владельцем фиакра, который слушал его с явным недоверием и согласился подождать, лишь получив аванс, после чего последовал за Эмилией, которая уже громко стучала в дверь. Сначала дернулись занавески и мелькнул свет ночной лампы, затем изнутри послышался дребезжащий старушечий голос, говоривший на ломаном немецком языке. Эмилия произнесла несколько слов в ответ – при этом Вульф ничего не понял и вопросительно посмотрел на нее.

– Это квартирная хозяйка, у которой моя подруга снимает комнату, – нетерпеливо пояснила фрейлейн Лукач.

– Она тоже венгерка?

– Да, только я, как и маэстро Кальман, из Шиофока, а Берта – из Дебрецена.

– Я имел в виду квартирную хозяйку…

– Нет, она румынка, из Трансильвании, но хорошо говорит по-венгерски.

Наконец дверь приоткрылась, и в проеме возникла высокая старушечья фигура в белом капоте. Эмилия произнесла еще несколько фраз, после чего старуха, выглядевшая явно испуганной, пропустила их внутрь и тут же тщательно заперла дверной замок.

– Зажгите лампу, она там, на кухне.

Вульф кивнул и, осторожно ступая по темному коридору, отправился искать кухню и лампу, пока Эмилия разговаривала с хозяйкой. Когда он вернулся, освещая себе дорогу, то застал свою спутницу в сильном волнении.