Контроль - Суворов Виктор. Страница 47

А что начальник Куйбышевского управления НКВД старший майор государственной безопасности Бочаров теперь должен докладывать в Москву товарищу Ежову?

Доложить, что Гуталин что-то пронюхал и прислал девку на разведку? Доложи такое Ежову, перепугается, побежит у Гуталина прощения просить.

Или доложить, что девка пронюхала, где «Контроль-блок» лежит, и украла его?

Или, может быть, доложить Ежову, что эшелон с приговоренными к смерти уже находился на спецучастке, но угнан девкою и разбился, при этом половина приговоренных разбежались?

Семь бед – один ответ. Надо переворот начинать. Срочно. А Ежову шифровку: поезд с приговоренными к смерти разбился на подходе к спецучастку, в поезде особо опасная…

«Начальникам управлений НКВД Ярославской, Костромской, Горьковской, Саратовской, Пензенской, Сталинградской, Пермской, Кировской…

…глаза большие синие, лицо – овал… истребить… Ежов».

Листает товарищ Сталин отчеты о московских слухах. Все об одном: в Сибири объявилась банда. Сорок человек. Все убийцы. Все приговорены к смерти. Стреляют в кого ни попадя. Банда называется «Птица смерти». Во главе – девка невиданной красоты. Глаза большие синие. Банда пробивается к Москве, но НКВД не дремлет: все мосты через Волгу блокированы, все лодки – под контролем, у каждой лодочной станции – засада, на каждой пристани – патрули с собаками.

Поднял товарищ Сталин телефон:

– Товарищ Ежов, вы что, банду обезвредить не можете?

– Товарищ Сталин, подняли на ноги все НКВД и армию. Обязательно найдем и истребим на месте. Особые указания даны в отношении атаманши. Уничтожим, товарищ Сталин.

Плывет Настя в черноте чернильной. Страшно. Рассказывали, что щуки на Волге хуже акул. По два метра длиной. Это сколько же ей в брюхо каждый день надо! Откусит ногу, и вот тебе ужин. Еще про сомов-людоедов рассказывали. Те по ямам глубоким лежат. Ночью к поверхности всплывают и хватают пловцов. Те по пять метров бывают и весят по триста килограммов. А есть еще и белуги в Волге. Те тоже по пять метров длиной, только весом не по триста килограммов, а по тонне. Живут белуги по сто лет и больше. И много едят… Только и разницы, что не по одной ноге откусывают, а сразу две.

Старший майор государственной безопасности Бочаров ругает себя: как близок был к победе! Надо было просто в самый первый вечер взять эту девчонку с собой. Взять с собой. Какая же стройная, какая изящная девочка! Где еще на Руси такую найдешь? Она сложена для танца, она рождена для танца. Она подавляет в себе танцевальный инстинкт. Ее надо было взять с собой, и она не удержалась бы. И танцевала бы. И забыла бы все свои спецзадания. И рассказала бы ему, зачем ее прислал товарищ Сталин. Но не взял ее Бочаров с собой. И вот она пропала. Пропала, украв «Контроль-блок» и папки на Гуталина и Дракона. Как могла она сообразить, где все это хранится? Как она могла вскрыть сейф? И когда? Пропала. Провалилась сквозь землю. Или – сквозь воду.

И вот доложили Бочарову: рыбаками пойман вещевой мешок необычной конструкции. На вещевом мешке, стоимость которого оценивается выше, чем рыбачья лодка, – вражеские буквы. Персоналом спецучастка мешок опознан. С таким мешком вражеского покроя в этих краях появлялась только Жар-птица.

И Бочаров понял: наступило равновесие. Она утонула. «Контроль-блок» плавает хуже топора. Топор стальной, а тут золото – тяжелый металл. Сталин не может взять под контроль системы связи, но и Бочаров не может. Игра продолжается.

Мнится Насте сом усатый прямо под нею. И работает руками. И холод ее не берет пока – тренированная. Вот если бы снизу кто-нибудь стальной решеткой прикрыл от страшных рыб, то тогда и ничего. Или были бы у нее длинные лапки, как у жука-водомера, чтоб по воде скользить, а в воду не проваливаться. Плывет Жар-птица, за бревнышко держится. Бревнышко для того, чтобы «Контроль-блок» под воду не тянул. Направления не теряет. Направление на белый бакен. Бакен путеводной звездой впереди светит. Простой план: доплывет до бакена и будет ждать караван. По Волге караваны так и шастают: буксир и шесть-восемь барж на крюке. Караван против течения медленно идет. Особенно если груженый. У груженых борт низкий. Надо в темноте сообразить – груженый караван или нет. Если пустые баржи, на борт не взберешься, будешь хвататься, пока следующая баржа не накроет. Надо подплывать к самой последней.

Все это хорошо в теории. Только в темноте ничего не видно. На везение Настя надеется. Больше не на кого надеяться. Делает она именно то, чего от нее не ждут. План: выплыть ночью на волжский фарватер, прицепиться за баржу и подняться на ней километров на двести вверх по течению, там – в воду и на правый берег, потом правым берегом вдоль Волги уйти вниз. До Александровского моста. До 913-го километра.

Прошел пассажирский пароход вниз по течению. Музыка гремит. Над волжской волной – «Амурские волны». Но палубы пусты. Наверное, и каюты наполовину пусты. Завершается сезон. Сидит Настя на бакене, только волнами ее качнуло. Вверх прошлепал караван: буксир и шесть барж. К ним Настя было поплыла, на фарватер выплыла далеко, но вернулась. Вонь бензиновая от барж на километр. Из Баку гадость какую-то нефтяную Каспием до Астрахани гонят, потом Волгой на север, на север, на север. На нефтеналивных баржах делать нечего, укрыться негде. Прошел еще один пассажирский пароход. Теперь уже вверх по течению. Тоже с музыкой: тут – «Славяночка». За пассажирским не угонишься, даже если он против течения идет.

А вот буксир шлепает колесами. В нужном направлении шлепает. Скользнула Настя с бакена в воду и на фарватер. Медленно буксир против течения идет, но и ей до средины фарватера плыть. Качают волны ее. Дождик пылью водяной стелется. Без капель. Успеть бы доплыть, пока караван мимо не пройдет. И вперед соваться толку мало – под колеса попадешь. Вон как вертит! И не понять в воде, далеко выплыла или не очень. Кажется, что сутками она плывет, а обернешься – бакен рядом, вроде и не отплыла от него еще.

Повезло ей. Вообще говорят, что хорошему человеку всегда везет. А разве она у нас плохая? Зацепилась за борт занозистый, подтянулась, взобралась. Рядом с бортом огромная рыбина из-под воды пастью – хап. И хвостом бултыхнула как веслом.

Чем баржа гружена? Баржи с астраханскими арбузами уже прошли. В сентябре. Этот караван с зерном оказался. Шесть барж парами. Лучшего не придумаешь. Донская пшеница идет на сталинградские элеваторы, а оттуда – вверх по Волге на север, на север, на север. Каналами и реками до самой Москвы, до Питера, до Мурманска, до Архангельска. Холмы зерна. Брезентами укрыты. Нырнула Жар-птица под брезент. Духота жаркая. Тут меж холмами зерна ложбины должны быть. Точно. Есть ложбины, со всех сторон пшеница, сверху тент брезентовый, почти как над вождями во время воздушного парада.

Пистолет Настя первым делом от воды отряхнула. Протереть бы, но нечем. Вся одежда килограммами воды пропитана. Одежду выжала, на зерне под тентом разложила. Из ботинок воду вылила и на ноги их. Пусть на ногах сохнут. Иначе покоробятся, потом их на ноги не натянешь. Нагребла себе Настя постель. Гребет, а зерно горячее, солнцем раскаленное, тепла своего еще северной осени не отдавшее. Разлеглась-вытянулась. Зерном себя и засыпала. Дрожит вся. Зубы как у щучки молоденькой клацают. Тянет буксир шесть барж, колесами по воде шлепает, бьют волны в борта. Дождик по тенту накрапывает. Никак Жар-птица не согреется. Ветер крепчает, волны сильнее по бортам лупят. А ведь как хорошо, что успела. Может, через час такие волны на Волге поднимутся, что не доплыть и до бакена, такой дождь ударит, что не увидишь огоньков. И повезло. Баржа с кирпичами могла оказаться. Или с рельсами. А в зерне хорошо. Понемногу дрожь утихает.