Ва-банк! - Суэйн Джеймс. Страница 37
Злобный взгляд Лонго скользил по лицам.
– Нола, кто ж еще! – пискнул Уайли. Ему пришлось снять мокрые штаны и надеть найденный в ванной мужской халат.
– Нола? – недоверчиво переспросил Лонго. – Да единственное, в чем Нола Бриггс виновна, так это в том, что она ненавидит Ника. А судя по размеру камешка в кольце, эта дамочка пылает к вам, мистер, ненавистью нешуточной.
Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.
– И так вот всю жизнь, – прошептал он.
– Из этого следует, что виноват один из вас, – и Лонго снова оглядел каждого по очереди. – Кто-то из вас подстроил эту заваруху.
Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови – падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго – судя по всему, он был растерян не менее остальных.
– Я к этому делу никакого отношения не имею, – ровным голосом ответил он.
Лонго взвыл, как раненый бык.
– А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!
– Вы с ума сошли. – И Андерман печально покачал головой.
– Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола – твоя клиентка!
– Я просто приехал сюда вместе со всеми, – неловко оправдывался Андерман.
Лонго злобно засмеялся:
– И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтэйном?
– Такое признание ни одной проверки не выдержит.
– Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша – просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!
– Перестаньте! – огрызнулся Андерман. – Хватит глупости болтать.
– Хочешь позвонить своему адвокату?
Андерман было заколебался, но потом буркнул:
– Нет.
– Ах, вот как мы решили! – воскликнул Лонго игривым тоном. – Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.
– О чем это вы? О какой такой сделке?
– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
– Я вас внимательно слушаю.
– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
– Но он – невидимка.
– Только для нас, – сказал Лонго.
– Что вы имеете в виду?
– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.
– Ты его найдешь?
– Попытаюсь.
– Этого недостаточно.
– Ладно. Найду.
– Значит, договорились?
Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.
– Почему ты так в этом уверен?
– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
– Вот сволочь, – сказал Валентайн.
– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
– Никогда, – ответил Валентайн.
– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.
– Я не это имел в виду, Билл.
– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.
– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
– Он ведь тоже был женат раз сто?
– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:
– Вы позволите задать вам личный вопрос?
– Валяйте.
– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?
– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.
– И так никогда и не прикасались?
– Нет.
– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?
– Случалось.
– И вам приходилось с ним возиться?
Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.
Прокашлявшись, он коротко ответил:
– Нет.
Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.