Когда наступит вчера - Свержин Владимир Игоревич. Страница 80

– Когда Макрас сеть на тебя накинул, и разум твой… – я чуть запнулся, стараясь как-то смягчить формулировку, – слегка затмился, ты все искал какую-то мышь. Что это было? Ты видел нечто особенное, или как?

Гридень немного помрачнел лицом и задумался, точно вспоминая страшный сон.

– Дивен мир нездешний, зело дивен! – наконец, покачав головой, выдохнул он. – Нет в нем ни верху, ни низу, ни лева, ни права, ни вчера, ни завтра. Одно лишь нынче да здесь – и все тут. Шаг ступишь – место уж совсем иное. Назад обернешься – опять все незнакомое. Куда оком ни кинь – всяка всячина. Где свитки древние, где образы предивные, где сласти да яства, а все больше, – гридень понизил голос и наклонился ко мне, чтобы не слышала Оринка, – девки голые! Как есть, бесстыжие! – Он картинно сплюнул, хотя по выражению его лица я не заметил, чтобы созерцание срамных картин доставило ему неудовольствие.

– А мышь там в натуре при каких делах облокотилась? – забыв о размолвке, вклинился в разговор заинтересованный Вадим. – Ну, у нас, это я еще понимаю, а тут-то?

Финнэст на минуту задумался. Так человек, проснувшийся утром, пытается удержать в сознании яркие образы ушедшего сна.

– Не простая то мышь была, чудодейственная! Пробежит она, зубами клацнет – и враз, где в белом снегу вершины горные выше облаков громоздились – море плещется. Где книги только-только листами шуршали – воины оружием бряцают. Невесть куда она убегает, и откуда вновь берется, а только ей одной достоверно ведома тайна входа и выхода! Могущественна сила ее, а где таится сия тварь, никак того не углядишь.

– Круто! – уважительно вздохнул Вадим.

– Да, занятно, – подтвердил я. – Но ты мне лучше другое скажи. Сам Макрас не пытался с тобой разговаривать? Там, ну, не знаю… Убеждать поступить к нему на службу? Может, запугивать? Или злато сулить?

– Не было такого. – Опрашиваемый свидетель резко мотнул головой. – Видать его там случалось. Стоит, все на остров смотрит. А речей прелестных он со мной не заводил. Без надобности я ему, стало быть, оказался.

– Погоди. – Я прервал неспешную речь северянина. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Макрас смотрит на остров?

– Смотрит, – вновь подтвердил Финнэст. – Глаз не спускает. Я через его очи и сам тот вид наблюдал. Островок не мал, не велик. Посредь него гора белая, пламенем объятая, стоит себе, пылает да не сгорает. Внизу же, у стопы горной, домик резной, вкруг домика – сторожа крепкая. Ликом вроде людская, а только за спиной крылья, а внизу – ноги конские.

– Полканы, – авторитетно прокомментировал Вавила Несусветович. – Как есть, они! И в сокровищнице королевской того же племени сторожа.

– Ну, это и ежу понятно. – Я сделал знак гридню продолжать рассказ.

– А и все, пожалуй, – развел сконфуженно руками молодой витязь. – Как ни глянешь – единая картина. С одной стороны по лестничке в дом мешки заносят, с другой – выносят.

– Н-да, безрадостный пейзаж, – согласился я, несколько разочарованный «путевыми заметками» недавнего мышелова.

Непонятно, чего я ждал от этого повествования, но, верно, не того, что услышал. Отчего-то в мозгу моем всплыла картина: император Наполеон, заложив за спину руки, смотрит в морскую даль, монументально возвышаясь над безжизненно-угрюмой скалой острова Святой Елены.

Стоп! Я резко остановил коня.

– Ты говоришь, что взгляд Макраса всегда был направлен из одной точки?

– Да, – неуверенно произнес Финнэст, точно прислушиваясь к ощущениям, затем, помедлив, энергично кивнул. – Всегда из одной.

– Как интересно получается! Выходит, у Макраса оборудован на острове наблюдательный пункт?

– Не врубился! – Вадюня удивленно поглядел на меня. – А с какого рожна тогда ему затевать все мутилово с Юшкой, договорами и вообще с Субурбанией? Он же тогда конкретно может: раз – и в дамки!

– Скорее всего не может, – не согласился я. – Есть тут маленькая загвоздка: на острове, судя по информации Финнэста, действительно имеется некто, или вернее нечто, контролируемое исчадием Уиллгейса. Это нечто – ни живо, ни мертво, и состоит из того, из чего, как говорил почтеннейший дед Пихто, сотворен был человек, то есть из праха. Я готов утверждать, что это один из окаменевших сановников короля Барсиада II. Надеюсь все же, что не он сам. Макрас может использовать свою марионетку в качестве стационарного наблюдательного пункта. Но, вероятно, из-за, так сказать, промежуточного состояния данного организма чародей не имеет возможности материализоваться через него по нитям своей волшебной сети. А может быть, просто держит этот вариант, как туз в рукаве. Когда на острове начнется заваруха – тут-то он в тылу и объявится. Макрас, как мы помним, в честный бой не лезет.

– Так что ж, – возмущенно начал Ратников. – Это ж, по жизни, выходит, что он кого-то из своих под окаменение поставил? Ни фига себе, конь педальный!

– Чему ты удивляешься? Это его обычная манера. Он и Юшку подставляет в полном объеме. Что ему эти людишки! Так – ничего. Минус один. У него есть задача, великая функция!

– Конкретный беспредельщик! – с возмущением констатировал И.О. государя. – Никаких понятий!

Мы спешили к неспокойному синему морю, в крошечный городок на побережье, где, низвергнутый с покатых ступеней трона, некогда коротал свой век вельможный чародей Лазурен, где под его началом делал первые неумелые шаги в возвышенном искусстве магии угодливый мальчик Фуцик. Не знаю уж, чем еще был известен сей населенный пункт, однако нас интересовала именно эта часть его многовековой истории.

Прямо сказать, городок действительно был захудалый. Обогнав по дороге несколько разъездов конкурирующих сторон, обойдя, не без помощи Оринкиной интуиции, пару профессиональных засад, мы примчались к его покосившимся стенам и поняли, что основательно влипли. Несмотря на все уверения здешних аборигенов, что корабль в окружении пешей морской рати должен уже вот-вот прийти, – горизонт оставался девственно чист.

Наступила вынужденная пауза, сводившая на «нет» выигранную за счет скорости волшебных скакунов фору, и на «да» – шансы основных сил противника подойти вовремя. К тому же, не успев разобраться в обстановке, мы допустили немалую оплошность, сняв номера на местном постоялом дворе. Не говоря уже о том, что сами по себе эти убогие конуры были мало совместимы с жизнью человека разумного, десятки аборигенов спозаранку толпились в пивной зале, у конюшни и во дворе, желая своими глазами увидеть диковинных постояльцев и еще более диковинных скакунов. В конце концов, плюнув, мы перебрались на берег, не слишком потеряв в комфорте и безопасности, зато много выиграв в свежем воздухе и отсутствии чужих глаз.

Час за часом уходили брызгами в морской песок, не принося желанных новостей. Час за часом мне казалось, я слышу, как гудит земля в степи под копытами разбойничьего войска Кукуева сына и гридней продажного каана. В этих мрачных терзаниях я нервно гулял по кромке берега, и соленая вода меланхолично облизывала мои сапоги, пытаясь взобраться по голенищу до колен.

«А вдруг он вообще не придет?» – сверлила мозг предательская мысль.

В конце концов, законный государь, хоть и в окаменевшем состоянии, стоит истуканом на острове, а все остальные, что ни говори, – самозванцы. Вот не придет корабль – и все. Хана твоим расчетам, сыщик! Кому потом рассказывать, что его величество Барсиад II со свитой в каменном оцеплении вокруг вершины острова Алатырь расположились? А если государь не объявится – большая заваруха начаться может. Такая себе «война за субурбанское наследство». И виноваты будем частично мы, потому как недоработали, ситуацию под контролем не удержали.

«Да как же ее удержишь-то?! – возмущался критический разум. – Силы-то неравные! К чему себя винить? Мы сделали все, что могли. Время о собственной участи позаботиться, а то ведь не ровен час выйдут Кукуевич с Юшкой на берег крутой, а хоть бы даже и пологий – и для затравки перед боем отвернут многоуважаемой следственной группе головы, и все, что найдут возможность отвернуть. Делли, понятное дело, спасется – ей не впервой. А вот смерть двух грусских бояр для короля Базилея может быть замечательным поводом к наведению здесь законного порядка всеми доступными ему средствами. Чертовски не хочется быть поводом! И умирать отчего-то тоже не климатит…»