Железный Сокол Гардарики - Свержин Владимир Игоревич. Страница 34

– Внимание! Внимание! Внимание! – торжественно раздалось в указанное время на канале связи. – Наш я установлен, буквально усажен среди ветвей столетнего дуба, в том самом месте, где, по моим подсчетам, будет находиться знаменитая Останкинская башня. Отсюда открывается замечательный вид на грязную лужу, именуемую прудом, и всеми заброшенные могилы нищих, самогубцев и замученного пытками ворья. Окрестные жители не жалуют это живописное место, однако кое-кому приспичило забивать романтические стрелки именно здесь. «Но кто это?» – спросите вы. Об этом мы скоро узнаем. Падают самые распоследние песчинки в хронометре нашей студии… – Лис осекся. – Оба-на! Нарисовался, хрен сотрешь! Какие люди и без конвоя!

Глава 12

Зоркие глаза моего напарника выхватили среди окрестных кустов быстро движущуюся фигуру. Легкость, с которой приближался мужчина, пробуждала в памяти цветистые восточные обороты, воспевающие ловкость барса, грацию оленя и прочие животные добродетели. Однако если бы сюда, на конспиративную встречу, явилась съемочная бригада CNN, я бы, пожалуй, удивился меньше. Во фряжском юшмане, в островерхом шлеме, покрытом золотой насечкой, с клычом у пояса, по заросшему ивняком берегу шел, почти летел, мурза Джанибек, наш далибожский пленник.

– Ни хрена себе гости в нашей студии! – обалдело проговорил Лис. – Шо-то я не видел в утренних новостях сообщений о неофициальном дружеском визите Орды на Русь.

В сущности, утверждение моего друга было чисто риторическим. С начала четырнадцатого века, когда в Золотой Орде возобладало мусульманство, поток выходцев из знатных и не очень татарских родов в Московию стал нескончаемым. Христианство, дотоле имевшее весьма крепкие позиции при ханском дворе, было сокрушено. Епископство сарайское, интересовавшееся возможностью крестить песком вместо драгоценной воды, было упразднено. Толпам ордынских христиан пришлось искать спасения у ближайших единоверцев. Этот «исход» весьма способствовал укреплению Русской державы, привнеся в русское дворянство немалую толику татарской крови. Так, мать нынешнего царя, Елена Глинская, происходила по прямой линии от Мамая. Да и назначенный Иваном Грозным во время своего «отречения» царек Симеон Бекбулатович тоже был роду отнюдь не славянского. Теперь же, после покорения Казани и Астрахани, количество степняков на царевой службе возросло несказанно. Однако ни к одному из этих родов мурза Джанибек не принадлежал. Крым-Гиреи продолжали оставаться едва ли не самой большой угрозой для Московии, и вряд ли ему, представителю знатнейшего крымского рода Седжутов, даже в страшном сне могло привидеться, что его потомки могут оказаться под властью их традиционной добычи.

– Ну шо ж, дорогие зрители, – приходя в себя, продолжил комментировать Лис. – Пока что мы лишены возможности взять интервью у нашего первого гостя, но близок тот долгожданный момент… А вот, кстати, и второй участник ток-шоу. Не надо оваций, сдержите вопли неистовой радости!

Перед глазами Сергея возникла фигура опричного сотника. Штаден двигался крадучись, держа перед собой пистоль.

– Аллах да продлит твои дни, – приветствуя сотника на прекрасном французском, склонил голову мурза.

В тоне его слышалась насмешка.

– К чему оружие? – поинтересовался Джанибек. – Не доверяешь?

– Береженого Бог бережет, как говорят русские, – внимательно оглядываясь по сторонам, парировал его собеседник. – Не забывай, ты у самых московских стен. Мало ли кто может здесь объявиться.

– Так это мне следовало бы страшиться, – поигрывая плетеной нагайкой, хмыкнул татарин. – Однако же я перед тобой, как и обещал…

– Не о том речь, – с досадой оборвал его Генрих. – Вернемся к делу.

– Девлет-Гирей благосклонно принял слова твои, как я их ему передал, и готов дать то, что ты просишь, в обмен на ключи от столицы гяуров.

– Передай своему господину, что армия царя Ивана нынче отправляется в Ливонию. Поведет ее князь Вишневецкий. Скоро он будет в Москве.

– Это верно. Мои люди уже видели полки его под Серпуховом.

– Так близко? – Лицо опричника помрачнело. – Значит, времени совсем мало. Но об этом позже. Пока же слушай и запоминай. Нынче я выезжаю в Новгород. Ливонцы там мутят воду, местные жители подняли мятеж против царя. Ну да сил у них немного, так что мы этот скот быстро в стойло загоним. Царь, вестимо, последует за нами, дабы в Новограде на мятежную выю ногою стать. В тот момент в Москве оружного люда немного останется – городовых стрельцов горстка да из моих людей кое-кто. Они-то в нужный миг ворота и откроют. Но свершится это лишь тогда, когда до меня весточка дойдет, что золото уже на месте.

– О том не беспокойся, – заверил Джанибек.

– Да уж нет. – Лицо Штадена приняло хищный вид. – Я вашу породу хорошо знаю. Мне – мое, вам – ваше. Ежели желаете, чтоб ворота открыли, – платите. А нет, так тот путь, что я вам открыл, для вас кровавой рекой обернется.

– Ворота ты открывать умеешь, – усмехнулся мурза. – Что правда, то правда. А только пугать не надо. И без твоих услуг мы в эти земли прежде хаживали.

– Кто ж мешает? И нынче идите. Сколько народу на южных украинах положите, пока через каждую засеку да палисад прорубаться будете? А к тому времени, глядишь, и Вишневецкий с полками объявится. – Сотник для убедительности топнул ногой, точно предрекая скорый подход войск именно в это место. – Так что не больно хвост-то распушай. А теперь особо слушай да на ус мотай. Нынче из Москвы навстречу гетману посольство казацкое вспять идет. При нем дары богатые: меха, злато, утварь драгоценная, прочие царевы подарки. А везут те дары далибожские твои приятели.

Он недобро усмехнулся:

– Сергей Лис да Петр Гонта. Не запамятовал еще?

При упоминании этих имен глаза татарина метнули огонь, и зубы заскрежетали, как несмазанные амбарные петли.

– Вижу, помнишь, – удовлетворенно подытожил Штаден. – Так вот ежели вдруг такое случится, что царевы дары до гетмана не доедут, то Иоанн хоть и осерчает, и лютиться будет, а все равно погоню за вами не пошлет.

– Добрая весть, – оскалился Джанибек.

– Не, ну ты слышал, капитан, какая падла? Сдал нас шо чихнул. – Возмущению Лиса не было предела.

– Слышал, – подтвердил я. – Впрочем, чему тут удивляться? Нам и до того было известно, что царь велел Штадену извести посольство. Разве что теперь мы знаем, кто будет непосредственным исполнителем царской воли.

Я умолк, и перед глазами у меня встала картина недавнего прошлого: предрассветное утро в Далибоже, польские жолнеры, врывающиеся в открытые ворота, казаки, полураздетые, едва успевшие схватить оружие… В этот миг в крепости было только два полностью одетых и экипированных человека – я и Генрих Штаден. Но со мной ясно, а сотник… Теперь все становилось на свои места. Ворота Далибожа открыли он и Джанибек. Для одного человека засов был неподъемен. И ляхи пришли путем, указанным Штаденом, и Стамбрусского он застрелил, чтобы имя его, не дай Бог, не всплыло. Не ясно только, свою ли он волю тогда исполнял, или царево повеление. Но теперь этого, поди, и не узнать. А вот привести Девлет-Гирея на Русь… В этом уж точно царь не замешан.

Образ моего спасителя теперь представал в новом свете, играя красками отнюдь не радужными. Понятное дело, ливонский пленник, оказавшись при дворе варварского, по его мнению, государя, мог страстно мечтать о возвращении домой, и уж конечно, не с пустыми руками. Но открывать путь врагу в сердце державы, которой служишь, как ни крути – предательство.

Тем временем переговоры «на высшем уровне» подошли к завершению. Как сказал бы Лис: «Конец кина». Но сейчас его речь была малосвязна и обильно пересыпана выражениями непечатного содержания.