Человек с железного острова - Свиридов Алексей Викторович. Страница 38

– Это что же, им оружие дают?

– В насмешку так говорится – войско. Просто у них работа другая: чистить то, что мы осушаем. Они в темноте видят, и нечисть чуют – вот и давят призраков да духов размазывают. Тоже не мед. А чтобы они за собой чистоту оставляли, за ними нас, гоблинов, приставляют, и срок от этого зависит.

– Это умно, ей-ей, – мужик усмехается. – Вам-то свою родню нечистую куда как проще увидать.

Орк узкими глазками из темноты посверкивает, злится, но молчит – он один, мужиков трое, да и я тоже, наверно, не при деле в случае чего не останусь. Так и едем. Холстина, что на крыше, прогрелась, вентиляции никакой, духота и жара. Телега то скрипит, то визжит, то принимается колыхаться, как дерево на ветру. Смены впечатлений никакой, и приходится размышления продолжить.

Итак, Друг ситный, он же закадычный. Чисимет почти что выпустил призраков из рук, когда они были рядом с местом беседы Друга с Куранахом. Тот же Чисимет утверждает, что Друг находился в этот момент далеко и на наших дураков внимания не обратил. Видать, неслабый он колдун, или, вернее, маг. Колдун – это что-то мелкое, деревенское, в лучшем случае, придворное, а маг – сам себе на уме, и политика у него собственная. Похоже, что сила у него вторая, если не первая. Но почему же он тогда сидит так тихо – ведь никто о нем и не слыхивал, а может, имеется в виду, что когда услышит, поздно будет? А зачем такой подход, когда стремления к равенству-братству направлены? И для стандартных претензий на мировое господство тоже не то. Он же не может не знать, что, Врага раздолбав, эльфы и близкие к ним ушли на Заокраинный, и сейчас можно сделать в тех же Средних Землях любое абсолютно дело. Но Друг сидит тут, манит Куранаха каким-то общим делом, а тот за него аж обеими руками держится, как макака за банан. Трудовые лагеря организовал, пожалуйста! Конечно, поосторожней надо с земными аналогиями, но тут иначе и не скажешь. И Властелина этого западного Друг не трогает, хотя он угроза «Общему Делу». А если Властелин и Куранах – марионетки? И Друг их стравливает в каких-то своих целях? Мои размышления прерывает какое-то карканье, визг смертельно напуганной лошади и крики охраны.

Повозка тормозится, и все ползают по стенкам в надежде найти какую-нибудь дырку. Дыр нет, но это не беда, ибо брезент сдергивает охрана. Обе лошади, тащившие нашу телегу, лежат в неживых позах, с драными ранами на шеях и пробитыми черепами. Другие повозки не в лучшем состоянии, только в одной упряжке верещит все еще живая лошаденка, вряд ли ей еще бегать придется. Вокруг – благодать: степь с цветочками, кузнечики стрекочут и птички цвиркают, а охрана – люди и гномы – заняты странным делом – жгут пучки чего-то травоподобного и суют их в дыры в земле, а из других поднимается дым. Контрастом со всей окружающей гармоникой из нор выбегают мерзкие звереныши – навроде хорька, но с саблеобразными задними когтями и клювом на носу. Гномы их весьма ловко долбают топорами, но еще большее количество этой мерзости убегает, улепетывает в степь. Я вспоминаю Карами – не иначе, творения звездочета, от политики далекого. Они, гады, видать, из нор на шеи лошадям прыгали, клювом голову били, а задними когтями глотку драли.

Лошадиные страдания заглушает истошный визг – один хорь влетел в клетку с Анлен и тремя толстенными бабами в передниках. Зверюга ошалел от всего происходящего и готов кинуться на первого попавшегося. Я, забыв обо всем, кидаюсь в решетке и готов ее зубами грызть, но тут один из воинов срезает хоря меткой стрелой. Хотя нет, стрела-то как раз была неметкая, но такое впечатление, что кто-то ее как за ниточку дернул и в гада направил. Что-то уж больно много чудес вокруг Анлен происходит в критические моменты, а?

Начальник конвоя, гном железный-обруч-с-халцедоном, начинает оперативно распоряжаться. Из клеток выгоняются все люди и орки – орков в караване штук пять. Впрягшись в повозки, мы затаскиваем их на ближайшую высотку, метров пять над общим уровнем, холмом-то назвать стыдно, и ставим кругом.

Дальше следует маленькая заминка: обруч-с-камнем замечает моих соседей по клетке и учиняет хай, а воин просто-железный-обруч слушает равнодушно и также равнодушно отвечает. Да, мол, знаю, что земляков в одной упаковке быть не должно. Да, мол, забыл. Да, мол, сейчас это дело поправим. Итак, небольшая перетасовка. Двух мужиков уволакивают неизвестно куда, а к нам подселяют неизвестного краболова и Грэнью, он уже без обруча серебряного. Гриня пытается разыграть принцип: орк, человек, краболов, хаттлинг – в какую компанию попал! Но это ему не удается, ибо мы все сидим по углам, а мужик-зубодробильник в середине, и независимую позицию, ну, никак не занять. Гриня долго размышляет, потом, видимо, узнав, выбирает меня.

– Ты не против, если я рядом сяду?

– Я-то нет. Не имею привычки на товарища свысока глядеть только потому, что он другого народа. И вообще, здесь такого не любят, – это я говорю, а сам вспухшую губу почесываю для большей наглядности. У Грини гонор несколько облезает, как краска с деревяшки – не то, чтоб совсем, но достаточно. Он встает и представляется:

– Грэнью, бывший тысячник второго западного войска. Нарушен сюда за нарушение законов о равенстве народов, хотя это ложь и доносы, – помолчал Гриня и поправился, – в основном ложь и доносы. Но я не знаю, кто из моей тысячи мог так подло меня продать.

Мужик по очереди всех представляет в том же дипломатическом тоне, а краболов оказывается кем-то вроде браконьера, там свои тонкости, да я вникать не стал. Кстати, мужика зовут длинно и трехсложно, а в переводе получается «Взубногой» – подходяще. Гриня видит рядом и шумно терзается – кто же такой подлец в тысяче нашелся. Я не выдерживаю:

– Да не в тысяче твоей доносы писали! В самой столице их придумывали, за то, что ты в Заречном походе бывал, я разговор такой слышал случайно.

– Да нет, быть такого не может! Хотя… ты знаешь, из своих товарищей по походу в последнее время вот только Карами повстречал, и он же в столицу ехал. Может, тоже так же сейчас в караване?

Я сочувствую, подохиваю и водвздыхиваю, а затем принимаюсь выяснять, что за такой Заречный поход хитрый?

– Да был такой лет двенадцать назад. Просили нас соседи – было с востока за рекой государство не очень сильное – помочь против набега северных гоблинов. Белых урхов, так они зовутся. Ну, собрали у нас пол-восточного войска, пошли, через реку переправились и собрались урхов бить, как тут приказ, что мол, не спасать надо соседей, а душить их надо, ибо свила в их душах гнездо жажда земель и вод, и вообще, они потенциальные предатели. Ну, а так как люди, свою силу осознавшие, есть опасность и для мира вообще, и для Общего Дела в частности, то вывод один! Словом, помогли мы соседям, умело и здорово. Но вот ведь штука: ни одного подтверждения тому, что они жаждут земель и вод, не нашлось. Так что уходили мы с развалин с некоторым сомнением в душах. Правда, потом стало возможным, перевести Восточной войско против Властелина, и восточным границам более охрана не требуется.

– А что это так, – я спрашиваю. – Ведь там же, на развалинах, небось эти белые урхи хозяйничать взялись?

– Ну и что? На них Друг наложил очищающее заклятие, и ничего они теперь против нас не сделают, и не подумают.

На этом Гриня экскурс в историю кончает. Занятно. Значит, Друг руками и мечами Куранаха придавил видимо не такой уж и гадкий народ, а потом, помахав кадилом и подпустив ладану, посадил там своих подручных. Кстати, очищенный урх – это нечто интересное, это все равно, что вымытый ком грязи. Да, Друг закадычный, взять бы тебя за кадычок, да руки коротковаты. И клетка прочная, даром что деревянная. Ну, ладно, а пока – тянуть и тянуть сведения.

– Грэнью, а что это за Общее Дело такое, именем которого здесь вся жизнь творится?

– Да, это то, ради чего мя все и живем. Общее Дело – это когда появится вновь на земле древняя магия эльфов и остальных перворожденных народов. Тогда вновь воцарится тишина и спокойствие, как в то далекое время, когда не было в мире злобы и страха, и всем хватало места, где жить. Но тебе, уртазым-могузу, этого не понять.