Человек с железного острова - Свиридов Алексей Викторович. Страница 40

Итак, для начала – наиболее точное объяснение насчет этого пресловутого «Общего Дела». Под этим названием скрывается не более-не менее как возвращение предначальной эпохи с поправками на существование людей и прочих смертных. Друг, хоть и сам могучий маг, но сам сделать этого не может, но скоро должна прийти помощь – такая сила, какой давно не было под луной и солнцем. На севере у Друга владения, и там же и сила явится, а пока подготовка идет. Но вот незадача: основные контакты с Другом держат в руках эльфы во главе с Куранахом, и значит, при свершении Дела все будет ориентировано прежде всего на них.

– Но это же несправедливо! – восклицает гном. – В Союзе Свободных Народов все равны, а если говорить о том, кто сколько сделал, так кто, как не гномы, добывают и куют металлы, ладят луки! Кто, как не мы, в самое тяжелое время спасали само Дело! Кто, как не мы, наконец, оказались самыми стойкими против Темных сил, и поэтому сейчас основная тяжесть борьбы с их лазутчиками лежит на гномах, и что же? – эх, старался говорить гномик спокойно, да все одно распалился. – И что же? За все нам Куранах обещает только какое-то паршивое плоскогорье, в котором и жить-то невозможно, нету там ничего! Ни руд, ни камней! А там, где они есть, видите ли, спокон веков стояли эльфийские леса, и горы там абсолютно ни к месту, он так и сказал, абсолютно! Но мы этого спокойно не ждем. Уже сейчас Друг знает о несправедливости и оказывает нам тайную поддержку. И в день, когда вернется преображающая сила, эти светлоголовые надменники будут неприятно удивлены… Вы хотите спросить, зачем я вам это все рассказываю? О, это очень просто. Уртазым-могузы – это не тайна для нас, известно и ваше отношение к этой жизни на твердой земле. Да и просто, гномы и люди – мы прекрасно уживемся, ибо люди тоже знают толк в ремеслах и железе, не что, что эльфы, которые без песен и звезд жить не могут, а на тех, кто может, глядят с высоких веток. Орки-уроды, отродье гоблинское, краболовы-выродки, хаттлинги – землю грызут, норы роют, эти еще, щепкачи волосатые, им вообще не больше века жизни осталось – разве это те, с кем можно встретить счастливые дни! А вы, уртазым-могузы, рождаетесь на железных островах – разве вам не приятней иметь дело с честными трудовыми гномами, чем с этими бездельниками, вся заслуга которых в том, что «они первыми открыли глаза в этом мире»!!

Гном, наконец, спотыкается и долго кашляет, подавившись собственной слюной. Я раскрываю было рот высказать все, что думаю по поводу этой тирады, но Ар, не снизойдя до членораздельного пожатия, тыкает меня локтем в бок, а сам говорит:

– Что ж, мы послушали, и скорее всего, придем к согласию. Сейчас же мы отпустим тебя до гномьей ватаги, но, пожалуйста, не говори там таких речей. Проболтается кто, а неизвестно, какие здесь порядки держатся.

Гном кивает – мол, уразумел, – и я режу ему веревки, он ощупывает затекшие ноги, несколько шатающихся шагов, а потом оклемался и к своим идет. Идет и, небось, уже видит в мечтах, как люди с гномами рука об руку стройными рядами идут брать Куранаха за глотку. А там и пресловутая могучая сила появляется, и все вокруг в мире становится огромной горой, доверху набитой железом, алюминием, камнями и прочим. А эльфы манатки свои свернули и отбыли к чертям собачьим восвояси, а оркам туда путь заказан, и они где-нибудь на морском берегу режут в тоске друг друга, потому что больше и резать-то некого. Дурак ты, гном. Не будет ни большой горы, ни исчезающих в небе эльфийских кораблей. А будет просто грандиозная резня, потому что не одни гномы чувствуют себя обиженными, уж больно сладкий кусок кинул Друг Союзу Свободных Народов. А вот Чисимет о другом размышляет, бурчит вслух:

– Ну и жизнь. На западе война, на востоке урхи. А в самой стране совсем худо: стоит показаться опасным кому – тем же гномам, борцам с тьмою – и, пожалуйста, клетка к услугам, и никто разбираться не будет.

Ар добавляет:

– А вообще-то говоря, система неплохая. Любого жителя можно к ногтю в нужный момент прижать. Но будь у нас так в Круглом, я бы, пожалуй, ночью спокойно бы спать не мог.

Ар мудрец и политик, только не в спокойном сне к власти причастных дело, а в спокойном сне тех, кто под этой властью живет, не по незнанию спокойном, а по действительной честности тех, кому эта власть доверена.

В лесу трубит то ли рог писклявый, то ли флейта басистая, на полянку является толпа лесных, во главе которой вышагивает невысокий худощавый мужчина – не мужик, а именно мужчина с дубиной на плече. Рядом Ларбо-младший топает, он тащит на плече здорового живого поросенка с завязанным ртом, что не мешает ему – поросенку – время от времени разражаться серией визгоподобных звуков. Нас он пока не видит – на шатер глядит. Подошел к строению, поросенка шмякнул оземь, а навстречу из шатра вылезает невысокенькая бабенка, черные волосы до плеч, а одежда сильно смахивает на наряд эльфа-воина, да это он и есть, только перешитый и бусами да висюльками украшенный. Они стоят ко мне боком, друг на друга любуются, и мне с ними все ясно. Бедняга Ларбо, каково ему сейчас будет!

Поворачивает он голову, ах, сюрприз, Алек навстречу идет.

– Как, ты жив, и все живы?

– Как видишь. А ты тут тоже, я вижу, – пауза, – жив.

Ларбо краснеет и пускается в объяснения. Дескать, Анлен хорошая девушка, и он ее бесконечно уважает, но тут такое дело, и вообще – судьба и так далее. Мне это слушать надоело, и я ему выдаю плоды своих умопостроений:

– Да что ты заладил – Анлен, Анлен! Дома твоя Анлен, леденцы варит для надежи и опоры Кун-Манье Первого.

У Ларбо глаза принимают квадратную форму, а общий вид выражает мысль: «Рехнулся парень с горя, а ведь в советниках ходил!». Но я не свихнулся, этому подтверждение хотя бы то, что сама Анлен, на Ларбо глядючи, четко и ясно говорит:

– Да, Ларбо, Анлен дома, и варит леденцы. Я хоть и звалась этим именем, отнюдь не та, за кем ты увивался в Круглом царстве.

Ларбо вконец потерян, бормочет:

– А кто же тогда, и зачем ты тогда… – а Анлен в ответ улыбается, да не обычной своей улыбкою, бессильной да бессмысленной, а четко так, с осознанием собственной ценности.

– Ну, кто я, тебе знать не положено, да сама говорить не хочу, имя называть. А зачем – пожалуйста. Просто спокойной жизни подлунных и подсолнечных народов грозит очередная опасность. Грозит отсюда, из этих мест, и упускать время нельзя – горький опыт борьбы с Врагом кое-чему научил. А вот что и в какой форме угрожает – неясно и неизвестно. Мое дело – узнать об этой силе как можно больше, а удастся, так и помешать ей. Я думала попасть сюда через Южное Прибрежье, но получилось все быстрее и не так, как думалось. Да и я оказалась не такой уж талантливой шпионкой – вон, даже Алек меня разгадал, хоть я эту Анлен играла и старательно, и устала от этой маски очень. А теперь моя дорога – на север. Очень странные дела творятся здесь, и главная их пружина – некто, именуемый здесь Другом.

Ларбо:

– Эх, если б ты еще и Андрея с Брыком нашла! Их опять захватили в одной из стычек Куранаховские воины, и теперь их отправили «к Другу на очищение».

Я сажусь на землю и долго думаю, а когда придумываю, то снова встаю:

– Что ж, Анлен. Тебе не придется идти одной. Я не сыграл против Врага – так может, помогу в работе против, как его – Друга?

Чисимет вздыхает:

– Ты уж, Алек, извини, зря я тебя втравил в это дело.

Потом он вынимает меч и принимается тереть его пучком травы.