Заговор францисканцев - Сэк Джон. Страница 97

Навстречу им хлынул из городских ворот пестрый поток горожан в разноцветных туниках и накидках. Восторженные зрители обламывали нижние ветви олив, за которыми ухаживал Конрад три года назад, и зеленые лиственные стяги смешивались с яркими гильдейскими флагами, словно морская пена, кружащаяся на прибрежном песке.

Компанья ди Сан-Стефано, голосистые ассизские флагелланты, громко затянули хвалебный гимн стигматам.

Рыцари сдерживали горячившихся коней, возбужденных огнями факелов и криками толпы. Теплый запах свежего конского навоза, поднимавшийся от пыльной тропы, напомнил Конраду, что надо посматривать, куда ставишь босую ногу. За час, который понадобился шествию, чтоб достигнуть ворот Сан-Пьетро, безоблачное небо сменило цвет от серого к лиловому, потом к темной лазури и, наконец, к прозрачной голубизне. У ворот толпа разделилась: братия и прелаты направились к нижней церкви базилики, а миряне устремились к верхней церкви и затопили пьяццу ди Сан-Франческо. Конрад держался особняком от тех и от других. Он остановился на южном краю площади, откуда ему было видно все действо.

Несколько важных горожан получили приглашения на службу в нижней церкви: правители и богатые жертвователи. Среди них Конрад высмотрел бледного Орфео и зевающую Амату. Надо полагать, Амата оплатила похороны донны Джакомы. Да к тому же ее супруг – кровный родственник святого и личный друг папы.

Рядом с Орфео стоял юноша, напоминающий его чуть вытянутую в высоту и более стройную копию. Должно быть, его брат Пиккардо, новый торговый партнер. Амата нагнулась к носилкам, которые несли четверо слуг. Лицо одного показалось Конраду знакомым, но он не доверял ни своему зрению, ни памяти и не пытался угадать имя человека, с которым его разделяла площадь.

Тело калеки скрывала широкая ряса, но монашеское покрывало показывало, что это женщина. Амата, как видно, была знакома с больной, надеявшейся получить исцеление в праздник святого. Конрад закусил губу, разглядывая бушующую толпу верующих, среди которых только он и Джироламо знали, что надежды несчастной основаны на подлоге.

Амата выпрямилась, рассматривая цепочку братьев, тянувшихся к церкви. Конрад взглянул туда же. Кажется, он узнал Дзефферино по неровной походке, хотя брат шел ссутулившись, натянув на голову куколь. Напрасно он вытащил тюремщика из подземелья: его прежний товарищ теперь чувствовал себя еще более неуютно, чем прежде. Узнал Конрад и мальчика Убертино, предупредившего его два года назад об опасности. Юноша, казалось, весь отдался пению, но глазами стрелял по сторонам, с прежним любопытством разглядывая толпу. Конрад задумался, осмелятся ли появиться в церкви его собратья спиритуалы, или они будут служить праздничную мессу в безопасности своих пещер и хижин, на тайных собраниях где-нибудь в горах. С виду ни один из братии не напоминал оборванного, голодного поклонника бедности.

Наконец Конрад высмотрел человека, которого искал. Фра Салимбене, сложив руки на упитанном брюшке, шествовал в паре с тощим длинным Лодовико – разительный контраст. Настоятельная потребность сейчас же, не дожидаясь окончания церемонии, поговорить с ним о свитке Лео толкнула Конрада бегом броситься по крутым ступеням к нижней церкви. Надо поймать их вне стен обители – другого случая убедиться, что рукопись не погибла в огне, не будет. Как ему ни хотелось доверять Джироламо, слишком свежи были еще воспоминания о двух годах, проведенных в подземном аду; много лет пройдет, пока он заставит себя снова войти в Сакро Конвенто.

Он уже догонял процессию, когда стражник преградил ему дорогу. Он держал пику поперек тропы и теснил Конрада вместе с потянувшимися за ним зеваками к стене, расчищая проход через маленькую площадь.

– Дорогу венецианскому дожу! – рявкнул стражник.

Толпа затихла при виде выходящего из носилок человека в богатом одеянии. Тот слегка поклонился на все стороны, отдавая дань восторженной тишине. Он уже сделал несколько плавных шагов в сторону церкви, когда за спиной у Конрада возобновился шум.

Вперед продвигалось и шествие братии. Конрад почувствовал, что задыхается в давке. Салимбене придется подождать. Он начал подниматься обратно, отыскивая свободное место, когда его догнал голос Аматы.

– Фра Конрад! Вот ты где! Приходи к нам ужинать.

– Если сумею, – отозвался он. – Мне надо прежде поговорить с фра Джироламо.

– Приходи обязательно! – крикнула она, кивая на женщину в носилках, но толпа уже разделила их и унесла его вверх по лестнице, так что конца фразы он не расслышал.

Приставив ладонь к уху, Конрад беспомощно махнул рукой. Амата умоляюще сложила руки, и он кивнул: да, он постарается.

В конце концов ему удалось отыскать на краю площади место, где давка была не столь нестерпимой. Здесь его углядели маэстро Роберто и граф Гвидо с внучкой. Управляющий с ухмылкой воздел руки: «Где еще увидишь подобное представление, брат?»

Конрад проследил его взгляд, устремленный на дальний край площади. Все глаза были обращены к базилике, у многих горожан по щекам текли слезы, иные били себя в грудь и возводили глаза к небесам. Другие пересмеивались, подталкивая локтями соседей; Конрад подслушал разговор двух мирившихся и просивших друг у друга прощения за прошлые обиды. Кое-кто стоял неподвижно, закрыв глаза и шевеля губами в безмолвной молитве. В толпе, как всегда, шныряли разносчики, предлагавшие мясные пирожки и сласти изнуренным благочестием горожанам. В задних рядах толпы молился, склонив голову и преклонив колени, высокий мужчина, укутанный в толстый черный плащ. Его рост и широкие плечи напомнили Конраду кающегося Джакопоне и безумное почтение бывшего нотариуса к поддельной крайней плоти. Впрочем, какая разница между безумцем Джакопоне и этим человеком, молящимся выдуманным стигматам?

Буря чувств – жалость к всеобщему заблуждению, удивление перед восторгом толпы, гнев на давний обман Элиаса, плоды которого он видел вокруг себя, – утомила Конрада. Из какого-то тайника памяти всплыла фраза: «Народу нужны чудеса, чем невероятней, тем лучше». Да ведь он сам говорил это Амате в предгорьях у Губбио, рассказывая о состязании святых. «Не важно, кто победит, – сказал он тогда девушке, – простонародью нужны простые образы, а не трактаты и проповеди ».

Образ смиренного святого, с запечатленными на теле ранами Христа! Как горько отзывались ему теперь сказанные тогда слова! Были раны настоящими или нет, одно Конрад видел своими глазами: стигматы святого Франциска питали воображение и воспламеняли веру в людях всех сословий и состояний – пусть даже лишь на один этот праздничный день. Вправе ли он, должен ли он подорвать эту веру – ив силах ли он убедить в своей правоте этих ослепленных верой людей?

Коленопреклоненный выпрямился и бессмысленно уставился поверх голов. Лицо его было залито слезами, песочного цвета волосы свалялись в колтуны. Он молился, не замечая столпотворения кругом, и тут маленькая Терезина бросилась к нему и дернула за край плаща. Ее голосок прорезал общий гомон:

– Папа, это ты! А мы тебя всюду искали!