Солдаты, которых предали - Вельц Гельмут. Страница 19
Захвачены порты Касабланка, Оран, Алжир. Противник полностью овладел Марокко и Алжиром.
От этих официальных сообщений настроение наше не становится лучше. Угрюмо, озлобленно, озабоченно занимаемся своими делами, говорим только о самом необходимом и неотложном, да и то с большим усилием сохраняя спокойствие. Недовольны сами собой и всем происходящим в последние дни. Теперь у меня, как ни верти, всего-навсего одна рота. Мы называем ее боевой, а командует ею Фидлер. По приказу сверху расформировали все канцелярии и обозы и укомплектовали эту роту до полного состава, но боеспособной ее все равно не назовешь. Посмотрим, что из этого всего выйдет. Фельдфебелей и унтерофицеров пока еще хватает, так что, может, что-нибудь и получится. Оставшаяся часть транспортного взвода, как и прежде, находится в Питомнике, там же, в развалившихся домах и блиндажах, располагается ремонтно-восстановительная служба и финансово«хозяйственная часть. Сам разрываюсь на части, чтобы слабыми силами и ничтожными средствами удовлетворить все требования дивизии и полков. Днем хожу от Понтия к Пилату: то выклянчиваю двадцать мин, то выпрашиваю четырех саперов для усиления штурмовой группы; где только могу, спускаю на тормозах приказы свыше. Вечером отдаю соответствующие приказания Фидлеру и транспортному взводу, консультирую командиров полков по саперным делам и готовлю предложения для штаба дивизии. А если остается время, после полуночи проверяю получившие задание взвода и группы.
На переднем крае можно передвигаться только ночью, а потому у меня выработался своеобразный распорядок дня: в 10 утра – подъем, в 11 – завтрак, в 15 – обед, в 21 – ужин, в 4 часа ночи – отход ко сну. Нелепая жизнь, когда ночь превращается в день.
Передо мной приказ, только что полученный из штаба дивизии: отправить всех лошадей для подкормки в район западнее Калача. Вызываю Бергера.
– Вот, читайте! Что вы на это скажете? Пошлем лошадей в тыл?
– Я бы сделал это, господин капитан. Зимой они все равно балласт. Кормом обеспечить трудно.
– Согласен. На этой плеши им жрать нечего. – Но несколько верховых лошадей я бы все же оставил, господин капитан!
– Зачем? Уж не думаете ли, что я собираюсь заняться верховой ездой или отправиться на охоту? Видели ли вы здесь, в Сталинграде, хоть раз когонибудь верхом? Нет, мой дорогой, пусть лошади топают в тыл. А парочку неучтенных оставьте для доставки мин и продовольствия. Всех остальных в тыл.
– Яволь, господин капитан! А когда отправить?
– Послезавтра.
– Сейчас составлю приказ. Кому поручить?
– Офицеров для этого у нас нет. Назначьте штабсфельдфебеля Экштайна. У его взвода связи все равно на ближайшее время работы нет. Он заслужил немного зимней спячки. А вместе с ним пошлите гауптфельдфебеля Зюса: кому-нибудь надо же вести там всю писанину. Ну и несколько конюхов. Но помните, что здесь, на передовой, нам нужен каждый человек.
Бергер уходит. Едва закрылась за ним дверь, врывается Пауль Фидлер. Лицо раскраснелось, на лбу капли пота, водянистые глаза блестят.
– Слышал? Прибывают новые саперные батальоны! – выпаливает он.
Его слова звучат, как фанфары в цирке, в голосе – триумф и вера.
– Что за батальоны?
Я и в самом деле понятия не имею.
– Прибыли вчера. Отовсюду шлют сюда самые сильные батальоны. В Крыму, на Дону, на севере их грузят на машины или в самолеты и прямым ходом к нам, в Сталинград. Они уже здесь, теперь дело пойдет* Только что услышал от пехоты.
– Просто не верится!
– И все-таки это так. Завтра первая атака. Думаю. что на «Теннисную ракетку». А потом на очереди «Красный Октябрь» и все остальное, остаточки.
– Если бы так! Да еще с такой быстротой. Мне вспоминается штурм цеха № 4.
– Пойми, – восклицает Фидлер, – пять полных батальонов, саперных батальонов! Да они подорвут все кругом! Обидно только, что пришли под конец, когда сопротивление уже почти сломлено. А теперь они смогут разыгрывать из себя победителей.
– Ну, пока еще до этого далеко! Но атаку я хочу посмотреть. Минутку, сейчас выясню.
Соединяюсь по телефону со штабами. Да, действительно, все так, как сказал Фидлер. Прибыло пять свежих батальонов. Завтра на рассвете они очистят «Теннисную ракетку» – так у нас зовется местность между «Красным Октябрем» и центром Сталинграда. Железная дорога дугой огибает эту часть города, а затем закругляется и идет в обратном направлении. На карте это напоминает очертание теннисной ракетки. Отсюда и название. Здесь расположены нефтехранилища и мелкие предприятия. Местность пересечена лощинами и балками, придется преодолевать перепады высот. Необходима тщательная разведка. Но начальнику инженерных войск корпуса, который руководит наступлением, это известно лучше, чем кому бы то ни было. В любом случае я намерен наблюдать за ходом наступления. Пауль просит взять его с собой. Сопровождать нас будет фельдфебель Ленц.
Темнота, хоть глаз выколи. Вылезаем из машины. Поеживаемся от холода, засовываем руки поглубже в карманы шинелей и шагаем к передовой. Нас поглощает ночь, она окутывает нас и отделяет друг от друга, создает островки, разрывает целое на отдельные точки. Стрельба, а она сегодня редка, ограничивается каким-нибудь пятачком. Временами тишина просто физически ощутима и дополняется темнотой. Изредка взлетают одиночные трассирующие снаряды и сразу же затухают, словно сегодня им не по себе. Мир сегодня кажется каким-то почти девически нежным. Даже пожары в городе сегодня вроде горят не так ярко и зловеще. Но пламя их все-таки достаточно сильно, чтобы бросать в ночное небо снопы горячего огня. Даже новейшая техника нашего века и та как-то не нарушает этого минорного настроения. Выстрелы и разрывы звучат глуше обычного. Прожекторы своими серо-желтыми длинными пальцами шарят по куполу неба, чтобы не дать приблизиться непрошеным гостям. Ночь, словно храня какую-то тайну, смотрит на нас теплыми, загадочными глазами.
Сползаем в окоп передового артнаблюдателя. С этой высоты нам видна вся полоса наступления – она лежит наискось перед нами. Пока еще ничего не различить. Сидим на корточках, укрываемся поглубже, чтобы спокойно покурить. До нас доносится стук солдатских котелков, конское ржание, иногда скрип колес. Под покровом ночи подразделения занимают исходные позиции, подтягиваются роты и взвода. Еще раз проверяются оружие и средства ближнего боя. По собственному опыту знаю, что происходит в эти минуты.
Вдруг тишина лопается. Орудийные залпы один за другим, непрерывно. Из черного ковра позади нас к небу взлетают короткие огненные сполохи. Их сотни. Снаряды рвутся на склонах высот и скатах лощин, в руинах, на насыпях. Все дрожит от гула. Над нами прокатываются волны горячего воздуха. Густой чад стелется над землей, сквозь него пробиваются первые рассветные лучи, они освещают взрытую снарядами и бомбами пустынную местность.
На русские позиции обрушивается залп за залпом. Взлетают целые гирлянды снарядов. Там уже не должно быть ничего живого. Если дело пойдет так и дальше, саперам останется только продвинуться вперед и занять территорию. Кажется, так оно и есть. Беспрерывно бьют тяжелые орудия. Навстречу первым лучам восходящего солнца в просветлевшем небе несутся бомбардировщики с черными крестами. Эскадрилья за эскадрильей. Они пикируют и с воем сбрасывают на цель свой бомбовый груз, а за ними – новые и новые. Взлетают на воздух блиндажи и огневые точки, оборонительная полоса противника разрушена, горят цистерны с нефтью. Да, не хотел бы я быть сейчас там!
– Они пошли! – толкает меня в бок Фидлер, показывая вниз.
Поднимаю бинокль. Действительно, огневой вал уже перенесен в глубь обороны противника. Первые наши группы уже приближаются к переднему краю русских. Еще каких-нибудь двадцать метров – и они уже займут передовые русские позиции! И вдруг они залегают под ураганным огнем. Слева короткими очередями бьют пулеметы. В воронках и на огневых точках появляется русская пехота, которую мы уже считали уничтоженной. Нам видны каски русских солдат. Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не пощадили ни единого квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона? Каждое мгновение мы видим, как валятся наземь и уже больше не встают наши наступающие солдаты, как выпадают у них из рук винтовки и автоматы.