Жан Кавалье - Сю Эжен Мари Жозеф. Страница 23

Гроза все увеличивалась. Дождя не было. Тьма стояла непроглядная. Вдруг необычайное явление привлекло внимание Кавалье и Ефраима. Башни замка стекольщика, которые совершенно скрылись было во мраке, внезапно засветились в ночной тишине. Из окон, словно гигантские молнии, прорвались громадные потоки серного пламени. Над крышами строения, колеблемые ветром, понеслись голубоватые огоньки.

– Замок дю Серра пылает, – проговорил Ефраим с глубоким волнением и почти боязливо.

– Он, – должно быть, работает над своими стеклами, – ответил Кавалье, который во всем этом не видел ничего сверхъестественного.

– А над какими стеклами работал Господь, когда гора Хорив была объята громом и молнией? – спросил его Ефраим в святом негодовании. – Ты хочешь, чтобы час настал, а закрываешь глаза перед светом, указывающим, что он настает. Ты затыкаешь уши, услышав шум, предвещающий его приход. Это пламя, разве это не сам Господь зажег его над домом своего достойного служителя, брата Авраама? Он своей святой жизнью стоит настолько выше нас, насколько кедр выше травы, растущей в долине.

В это мгновение по странной случайности, смутившей даже Кавалье, в глубоком молчании, сменившем ужасающие раскаты грома, из замка раздался звук рога, доносимый ветром, и загремел по лесам. То был грозный, торжественный звук. Протяжно трижды пронесся он призывом военных труб и бесчисленными голосами отдался в горах.

– Слышишь, слышишь? – крикнул Ефраим с восторгом.

Потом, став на колени, он проговорил тихим, сосредоточенным голосом:

– Господи, наконец-то наступил день твоего суда!

Не считая это странное явление чудом, Кавалье все-таки не мог победить своего волнения, услышав опять звуки невидимых рогов между двумя раскатами грома, среди этой бурной ночи. Ефраим все время молился, преклонив колена на пороге своего жилища. Кавалье, отдаваясь религиозному порыву и вместе с тем неопределенному предчувствию надежды, опустился возле лесничего.

Показались новые чудеса. С верхушки одной из башен замка поднялся громадный огненный столб. Несмотря на ужасную грозу, едва веял легкий ветерок. Ослепительное пламя, казалось, поднималось до грозовых туч и своим блеском освещало замок, леса, горы, небосклон, бросая красноватый отблеск на двух севенцев. Эгоаль был страшен и великолепен в то же время. Вдруг бесчисленное множество подвижных точек, блестящих и голубоватых, похожих на блуждающие огоньки, быстро помчалось поперек леса, то по обрывистому скату горы, то по тропинке, ведущей к замку. Благодаря свету от все еще блестевшего огненного столба, оба севенца увидели в отдалении несколько фигур, одетых в белое. Род фосфорического сияния блистал вокруг их голов с распущенными волосами.

У Ефраима закружилась голова. Все, свидетелем чему он был, казалось ему выражением Божественной воли. Огненный столб потух; звуки труб прекратились. Гроза дико бушевала. Тем не менее то там, то сям слышались, вперемежку с громом, неясные и отдаленные крики. Дорога к замку своим крутым спуском касалась шалаша лесничего. При почти непрерывном блеске молнии Ефраим и Кавалье увидели, как с высоты быстро спустилась по дороге одна из фигур, уже замеченных ими в отдалении. Это был ребенок, лет около пятнадцати. Его длинное платье развевалось; его волосы блестели в темноте. Он был бледен, как призрак. Быстро прошел он мимо них и крикнул звучным голосом, простирая руки к небу:

– К оружию, Израиль! Покинь шатры!..

Потом он исчез в извилинах горы, которые вели к долине. Не останавливаясь, промчались мимо другие дети. Иные безумно кричали:

– Я истреблю в долине идола всех тех, которые в ней обитают. Так сказал Господь!

Другие вопили:

– Наточите мечи о железные лезвия своих заступов, и пусть слабый скажет: я силен! Так приказал Господь! Пусть проснутся народы, пусть взойдут на вершины гор! Я ожидаю их в долине Иосафата. Убивайте, убивайте! Не щадите ни стариков, ни юношей, ни дев, ни детей! Папа антихрист! Настал час падения Вавилона! Бейте, бейте папистов!.. Да не умилостивятся сердца ваши!

Ефраим, с глазами, метавшими искры, казалось, вдыхал в себя резню.

– Внемлешь ты им, внемлешь, Израиль? – крикнул он. – Слышишь их пророческий глас? Эгоаль – новый Хорив. Дух Божий проник в жилище брата Авраама. Огненные языки блестят над челом пророков.

И, полный возбуждения, Ефраим прочел могучим голосом следующий, так странно соответствовавший случаю стих их книги «Судей» (III, 27): «Пришед же вострубил трубою на горе Ефремовой; и сошли с ним сыны израилевы с горы и Аод шел впереди них».

В эту бурную ночь дю Серр выпустил на свободу свои жертвы. Почти опьяненные опиумом, потерянные, полные безумного восторга, с волосами, намазанными каким-то фосфорическим составом, эти маленькие пророки спустились в таком виде с разных сторон горы и рассыпались по долине. Во всем этом было столько чудесного, что Кавалье, наперекор своему недоверию, был вскоре проникнут тем же восторгом, как и Ефраим. Эти крики, взывавшие к войне и возмущению, слишком соответствовали его жгучим порывам. Он и не желал проникнуть в истинную причину этих чудес: он готов был слепо рвануться на новый путь, который Привидение указывало ему.

– Ты прав, брат Ефраим, час наступил! – воскликнул Жан. – Собери эгоальских пастухов и дровосеков, я соберу молодежь из долины. Завтра с зарей севенцы возьмутся за оружие.

В это мгновение, при свете молнии на вершине спуска, примыкавшего к шалашу лесничего, появились два новых пророка. Держась за руки, они промчались мимо двух севенцев. Волнообразные складки их длинной белой одежды развевались за ними. Сияние окружало их прекрасные светлые кудри. Глаза горели восторгом, щеки пылали. Они блистали такой дивной красотой, что их можно было принять за двух лучезарных архангелов, спускающихся быстрыми шагами со святой горы. Кавалье побледнел: это были Селеста и Габриэль.

– Брат, сестрица! – крикнул он, простирая к ним руки в то мгновение, когда они промчались мимо.

Но Селеста и Габриэль, увлекаемые своим порывом, не узнали его. Бросив на него сверкающий взгляд и ничего не ответив, они крикнули звучным пророческим голосом, повелительно указывая на дорогу к долине:

– К оружию, Израиль! Твои волны спускаются в долину, как потоки с гор. К оружию!

И помчавшись дальше, они скрылись в мрачную глубину оврага.

– К оружию, к оружию! – повторил ошеломленный, охваченный страхом Кавалье и бросился вслед за Селестой и Габриэлем.

– К оружию! Собаки пожрут тела моавитян; лошади поплывут по колено в крови. Ко мне, Лепидот, ко мне, Рааб и Балак! – крикнул Ефраим.

Он бросился на неоседланную лошадь, позвав собак, которые бешено лаяли. Одной рукой он схватил свое длинное ружье, другой – факел из древесной смолы и понесся с ужасающей смелостью но обрывистому горному спуску, по следам пророков, повторяя громовым голосом:

– К оружию, Израиль, к оружию!

В это мгновение гроза усилилась. Молния ударила в замок стекольщика.