На берегах Альбунея - Шаховская Людмила Дмитриевна. Страница 30

ГЛАВА ХХХ

Обычай умыкания невесты

Поднявшись легкими шагами по каменистой тропинке к озерному потоку, Сильвия, зачерпнувши воды, стала любоваться торчащею скалою, которая от давности обросла ползучими растениями и цветами в наносной почве промежутков между нагроможденными камнями так густо, что казалась цельною глыбой горной породы, которую никакая сила не повалит. Ее причудливые очертания силуэта в сумраке утренней зари имели форму медведя, стоящего на задних лапах среди потока, как бы смеясь над его стараниями размыть несокрушимое подножие древней лавины.

Медведь-скала точно смотрела на Сильвию, точно манила ее к себе, приглашала взобраться на ее плечи к круглому камню головы, усевшись на который можно увидеть много интересного, чего не видать с берега; оттуда видно место, где поток низвергается в мрачную яму, имеющую проход к озеру, видно и часть озера, по которому иногда скользят челноки альбанских рыбаков, приходящих сюда от своего озера для разнообразия, хоть рыба водилась в Неморене такая же, как и в Альбанском.

Сильвия много раз прежде лазила на скалу потока, полезла и теперь.

Полюбовавшись несколько времени на знакомую, но по случаю ненастья долго не виденную, картину далекой местности, девушка увидела мужскую фигуру, лежавшую в густой траве по ту сторону потока. Этот человек, очевидно, не знаком с местностью Немуса, чужестранец; он не мог прийти сюда пешком, в обход по берегу озера, потому что болото преградило бы ему путь; он мог только приплыть сюда по озеру в челноке, или вернее, верхом на бревне, как там делали на скорую руку все. Он вышел на берег, должно быть, в такое время, когда уже стемнело под густой тенью деревьев леса до такой степени, что он побоялся переходить вброд незнакомый ему поток до рассвета, а рубить дерево для устройства перекладины не хотел, чтобы не привлечь людей сюда стуком, необычным в заповедном священном месте. Он улегся и заснул на берегу потока, отложив переправу до рассвета.

Что ему тут нужно? Почему соблюдена такая осторожность, таинственность? – Сильвия, несколько лет не видевши мужчины, кроме одного Мунация, с любопытством вглядывалась в лежащую фигуру с черной, кудрявой головой, лица которой не видно, и сначала ей показалось, будто это ее отец, но потом фасон соломенной шляпы, лежавшей подле спящего, его посох с резными орнаментами, покрой одежды, – все это вспомнилось Сильвии, как виденное не на отце, а у кого-то другого, тоже близкого, милого, хоть и чужого, оставившего тоже светлые воспоминания времен ее детства, как один из добрых людей, гостивших у Нумитора и Проки, сидевших у их очага.

Это марс, давно не виденный жених, возмужавший, превратившийся в силача и красавца, молодой вождь горцев.

Сильвия догадалась, зачем он пришел, и не могла оторвать взоров от спящего, любуясь всеми пустяками его одежды, – и выпуклыми, металлическими пуговицами и вышитым кожаным поясом и ремнем с дорожной сумкой, подложенной под голову, и ровно дышащею молодою, сильною грудью, и красной, из совершенно незнакомой в Лациуме, заморской чужеземной материи, туникой, из-под которой видны крепкие ноги, обутые в сандалии с особенными, широкими ремнями, пеленавшими всю голень до колена.

Грезы воспоминаний о временах детства пестрым роем вторглись в голову скучающей девушки: ее темно-карие глаза заискрились радостью, как у мучимой тоскою по родине, при виде человека и вещей, напоминающих родной дом; ее щеки вспыхнули румянцем; она обдернула свою грубую холщовую тунику, сорвала, сама не зная зачем, несколько цветков с облепивших камень ползучек, и теребила их, разрывая, забыв свое первоначальное намерение сплести из них венок.

Марс проснулся, удивленно вскинул на девушку мимолетный взор, восхищенный ее развившеюся красотою, хоть и узнал ее сразу; ему стало жаль грубо стащить ее с каменной кучи; она так приветливо улыбалась ему оттуда, с самого верха этой маленькой скалы, вся в цветах.

– Квирин! – закричала Сильвия, оказавшись в эту минуту смелее своего жениха, – тебя послал сюда мой отец? Ему позволили взять меня домой?!.

– Да, – ответил марс как-то неловко, сконфуженно в виду роковой минуты жизни.

Порывшись в дорожной сумке, он достал маленькую деревянную коробочку, встал, не стесняясь, влез в поток.

– Ты не там переходишь! – остановила его Сильвия с испугом, – там нельзя; ты на середке попадешь в стремнину; вода расшибет тебя об эти камни; видишь, как она бьет, летит почти доверха, брызгает на меня.

– Оттого я не перешел на ту сторону ночью... боялся... а ямы тут нет?

– Ямы нет, но ты иди вот тут, ниже скалы; она защищает середку от напора воды.

Марс исполнил указания девушки, подошел к ней и вручил свой подарок; в коробочке оказались серьги. Личико Сильвии озарилось детскою радостью при виде вынутого ею украшения, которое она не замедлила тут же обновить.

– Я так долго шел сюда, – говорил Квирин, – твой отец подробно рассказал мне дорогу, но я все-таки сбился среди тропинок в горах, похожих одни на другие, и попал сюда уже ночью.

– Я так рада тебе!.. Акка и Перенна говорили, что ты скоро придешь.

– Я боялся, чтобы Амулий не подстерег меня, не убил; он давно замышляет сделать набег на марсов; его прельщает богатая добыча, которую мы взяли у герников.

– Если б Амулий убил тебя, Квирин, я стала бы плакать, плакала бы долго, долго... всю жизнь.

– Он ушел с альбанцами в область рутулов; оттого я решился прийти за тобой. Я уже давно хотел умыкать тебя к нам.

– Знаешь, что мне тебе хотелось сказать, еще давно, давно, в детстве: ты марс; у нас есть тоже Марс, но он страшный; его зовут еще Градив, бог смерти.

– Кажется, ты мне это уже говорила, или я слышал от других, знаю, но не будем говорить о смерти, когда нам хочется жить.

– Моей матери, Лавзу и детям тоже хотелось жить, когда Амулий пришел убивать их. Акка говорила, что отец долго плакал о них.

– Да, это было при мне; я не знал, чем утешить его.

– Но после Мунаций уверял его, будто Марс-Градив предал Амулию на избиение его семью, потому что она ему чем-то не нравилась. Отец этому не поверил, но сказал, что не к чему плакать о счастии, которого не вернешь, заставил себя казаться спокойным, и женился вторично.

Сильвия стала рассказывать горцу, как Амулий ворвался в альбунейский поселок, тихонько слезла с камней, перешла и села с Квирином на берегу потока. Горец рассказывал ей, что было при нем в разоренном поселке, как они нашли Акку еле живою в бреду горячки, как жрец Эгерий долго искал Перенну, убежавшую с несколькими жителями далеко, почти в самый Лавиний, к каким-то родственникам под защиту.

ГЛАВА XXXI

Любовь в час бури

Увлеченные оживленной беседой, марс и весталка не заметили надвинувшейся грозовой тучи, да и трудно ее было заметить даже помимо увлечения: кругом была темная, густолиственная чаща дремучего бора, и высокие горы, почти до облаков. Лишь в то время, когда вдруг померкло только что взошедшее солнце, еще слабо мерцавшее сквозь редкие прорезы дубравы, Сильвия с испугом указала на это явление.

И она и Квирин, оба были хорошо знакомы с горной природой, оба знали, с какою быстротой разражаются там грозы, тем более, что пред этим ясным утром стояло долговременное ненастье: бури и грозы разражались над дубравами Немуса вчера; естественно, что они разразятся и сегодня.

Порывистый вихрь уныло загудел, раскачивая тяжелые ветви старых деревьев, завыл и засвистал в их дуплах, завизжал в скважинах торных камней, врываясь в многочисленные ущелья высот.

Спасаясь от налетевшей грозы, новобрачная чета поспешно шла к знакомой Сильвии пещере, причем усиливающаяся буря почти валила с ног эту юную дочь Нумитора: Сильвия трепетно прижималась к своему могучему спутнику, который, по тогдашним обычаям, уже стал ее супругом с той минуты, как вручил ей серьги, – свой брачный дар, – а она надела их на себя, выражая этим согласие быть умыканной им.