Профессионалы - Шакилов Александр. Страница 19
А ты в платьице звёздно-венечном
Расцелуешь мою оконечность"
И Юрико, и Акира одновременно обратили внимание на незамысловатое граффити, испачкавшее рифмованной текстовкой торец старинной панельной девятиэтажки. Чуть ниже узора — бронзовая табличка «Памятник архитектуры. Охраняется законом». Граффити, ага, да ещё на охраняемом объекте?! — непростительный вандализм!!
— Однако, стихотворение о любви. Искренней и чистой. — Хмыкнув, прокомментировал Акира: не смолчал.
— Да уж! — Возмутилась Юрико, прикусив улыбку. — Развлекаются инкубы: даже меня пробрало — захотелось объятий и нежности. А ведь ничего такого в стихоплётстве этом и нет… Странно, да?
— А что тут странного? Все инкубы, граффитчики в том числе, профессионалы экстракласса. Заряженный афродизиаками искуситель на многое способен. Слабенькие стишки, никакие? — согласен. Но! — возможно, эффект «любви» достигнут особым расположением букв, сочетанием фона стены и подбора палитры… Не знаю, точно утверждать не могу. Я не инкуб.
— Да уж, Акира-сан, вы не дон жуан.
Разговор почему-то не клеился. Темы «о погоде, о новинках киноиндустрии» не впечатляли и тратить на них редкие часы свободного от работы времени просто глупо. Что-то нужно было предпринять — срочно! Развеять обстановку ничего не значащим пустячком? — Акира брякнул первое, что попало в голосовые связки:
— Юрико, представляете, а я ребёнка спас — из огня вытащил. Там всё так горело, а он — маленький, плачет, я… и… э-э…
— Да что вы говорите, Акира-сан?! Вы же настоящий герой!
— Да уж… герой… — брови выше, морщинки чётче: вот как выглядит смущённый феникс. — Э-э… Юрико, а смотрели последний блокбастер… этого… как его… ну, известного режиссёра?..
А потом молодые гуляли в роще чёрных берёз, среди мрачных стволов, изуродованных памятными царапинами складных виброножей: «Хасим любит Ольгу», «Здесь был Сэм», «Кто хочет бесплатного омонку, звоните по телефону…»
Разговаривали мало, больше молчали.
Случайно выбрели на колонну, направляющуюся к центральной агоре района для проведения образцово-показательной казни. Да, лишать жизни сограждан, пусть даже и преступников, негуманно, но… — «Зажигальщику животе не дать, казнить его смертной казни». А казнить, судя по всему, собирались именно поджигателя.
Барабанная дробь — за пешим ударником шагает совмещённая рота спецназа: взвод ярунов-галдовников и два отделения дэвов-жиджретов. Командует парадом подполковник аэромобильных войск, принаряженный в составленный из двух костяных пластин головной убор. Подполковник явно из следопытов-арикара. За военизированной процессией чересчур медленно двигается парочка рослых извозчиков, запряжённых в измазанную дёгтем телегу. На телеге сидит африканец лет сорока с небольшим, в сером арестантском халате; на груди — фанерная табличка, ярко-алые буквы: «За поджог». Рядом с телегой пританцовывает от радости принаряжённый в красную рубаху профессиональный палач…
— Акира-сан…
— Да, Юрико?
— Я…
— Юрико, извините, но… Вы не обидитесь, если я приглашу вас к себе? В гости?
— Вкусный вермут.
— Мартини.
— Вкусный мартини.
— Согласен, но…
— Да?
— Юрико, Вы…
— Акира, мне надоел официоз.
— Мне тоже, я…
— Может, всё-таки выпьем на брудершафт? и перейдём на ты?
Свечи — пижонство, конечно — Акира зажёг пальцем. Хотел произвести впечатление на гостью. И, похоже, своего добился: голограммы-глазища ещё больше расширились — хотя, казалось, больше некуда: и так пол-лица не видно за радужками-зрачками.
Настоянное на травах вино вкушали из фарфоровых пиал, разрисованных драконами-тацу — другой питьевой посуды в квартире феникса не водилось — не из кастрюльки же, в самом деле, сербать?! или, хе-хе, из чайника…
Дрожащей рукой Акира наполнил «фужеры». Он чувствовал, как жар расползается от живота к пунцовым от волнения ушам и отвердевшему паху. Профсоюзные татуировки зудели и чесались — романтика ещё та.
— Кампай! — и вкусный, сладкий поцелуй смазанных спермацетовой помадой губ закрыл фениксу рот: мол, разговоры это пустое, есть иной способ общения между мальчиками и девочками.
Нежный остренький язычок скользнул по зубам Акиры и обиженно остановился — ну же, милый, пусти! что ты?! И Акира пустил — прикосновение к нёбу и «встреча на Эльбе»: вкусовые рецепторы, грибовидные сосочки — неистовая битва, война за территории: занять вражеские траншеи — и наслаждаться…
Юрико выпорхнула из объятий Акиры:
— Ну?! Теперь мы на ты?!
— Да. Мы… я…
Смех — звонкий, игривый — искусительница! Акира поймал вёрткое тело и прижал к груди, ладонь — на шею, в завитки пышных волос, растрепать сложную причёску, рассыпать локоны… Шаловливые — огнеопасные! — пальцы двинули вдоль позвонков, задержались на пояснице, бесстыдно задрали лёгкое платьице и нырнули под резинку трусиков: упругая плоть — сжимать, давить, ниже, сзади — к пушистому лону, к Вратам Мира…
Феромоны. Влага на фалангах. Неудобно — сзади. Лучше спереди…
Пушистая…
Целовать глаза — окунаться в голограммы…
Чуть хрипло, тихо:
— Хочешь, я стану блондинкой, это нетрудно?.. Хочешь, сейчас?.. С большой грудью?..
— Глаза… я хочу увидеть твои глаза… настоящие… хочу… Хорошо?..
— Да. — Юрико почесала носик, и аниме-голограмма исчезла.
Ресницы — обычные нормальные ресницы, длинные…
Брови — чёрные, красивые…
И…
Расстегнуть пуговички платья, руки вверх — снять, стащить, сгорая от нетерпения. Касаться ладонями сосков — осторожно, несмело, опасаясь случайно сконцентрировать жар и сделать больно.
Целовать, мять, целовать…
На колени — упасть — мокрая полоса на животе, языком…
Прижать девочку к стене и локтём активировать кровать-раскладушку, взлетая чуть ли ни к потолку вместе с постелью, выпрыгнувшей из распахнувшегося паласа. Акира очень любит сюрпризы, он смеётся, вглядываясь в удивлённое личико Юрико: видать, детке, ещё ни разу не приходилось кувыркаться на матрасе пятиспального наносексодрома.
Матрас выдавил из себя простыню — цветочки, кружочки на розовом шёлке. Тёплое одеяло валится из-под потолка на плечи — сбросить, мешает любоваться стройным девичьим телом, сковывает движения.